– Да нет, но не очень и боюсь.

– А ты? Ты это уже делала?

– Толком нет. Пару лет назад, просто чтобы посмотреть, что это такое, я разрешила одному мальчишке из соседней деревни. Знаешь, такое приятное тепло, как будто пьешь вино. Но только один раз. А Вулфрику разрешила бы в любой момент.

– Вулфрику? Вот это новости!

– Еще бы. Понимаю, что знаю его с детства, когда он дергал меня за волосы и удирал. Но как-то раз, после Рождества, он вошел в церковь, и я поняла, что Вулфрик стал мужчиной. Ну, может, и не совсем мужчиной, но просто красавец. У него был снег в волосах, а на шее кашне горчичного цвета. Ну такой красивый!

– Ты его любишь?

Гвенда вздохнула. Точно она не знала, но думала о нем все время и не представляла, как будет жить без него. Мечтала похитить и запереть где-нибудь в лачуге далеко в лесу, чтобы он не смог убежать.

– Ну, все ясно, – посмотрев на подругу, улыбнулась Керис. – А он?

Та покачала головой:

– Даже не говорит со мной. Хоть бы сделал что-нибудь, показал, что вообще меня знает. Конечно, он всего-навсего дергал меня за волосы. Но Вулфрик втюрился в Аннет, дочь Перкина. Самовлюбленная корова. А этот ее обожает. Их отцы – самые богатые в деревне. Перкин разводит и продает несушек, а у отца Вулфрика пятьдесят акров.

– Звучит безнадежно.

– Не знаю, – пожала плечами Гвенда. – Почему безнадежно? Аннет может умереть. Вулфрик может понять, что всегда любил меня. Мой отец может стать графом и приказать ему жениться на мне.

Керис еще раз улыбнулась:

– Ты права. Любовь никогда не бывает безнадежной. Я хочу на него посмотреть.

Гвенда встала.

– Я так и думала. Пойдем поищем.

Девушки вышли из дома, собаки поплелись следом. Потоки дождя, заливавшие город почти всю неделю, превратились в мелкую морось, но жуткая грязь на главной улице так и не просохла. Тысячи посетителей ярмарки «подкормили» мусорные кучи гнильем, и всю эту гадость обильно удобрял лошадиный навоз. Когда девушки шлепали по отвратительным лужам, Суконщица спросила у подруги, как дела дома.

– Корова сдохла, – ответила та. – Нужна новая, а я понятия не имею, где отец собирается взять денег. Больше пары белок продать ему нечего.

– Коровы по двенадцать шиллингов в этом году, – озабоченно заметила Керис. – Это сто сорок четыре серебряных пенни.

Тут же посчитала в уме: у Буонавентуры Кароли девушка выучила арабские цифры и утверждала, что они проще.

– Последние годы мы продержались благодаря этой корове, особенно малыши.

Гвенда знала, что такое настоящий голод. Даже несмотря на коровье молоко, четыре младенца у мамы умерли. Неудивительно, что Филемон так хотел стать монахом: чем не пожертвуешь, чтобы иметь сытную еду каждый божий день. Дочь Суконщика спросила:

– И что же собирается делать твой отец?

– Что-нибудь стащит. Корову украсть трудно – ее не засунешь в ранец, – но он наверняка что-нибудь придумает.

На самом деле особой уверенности Гвенда не испытывала. Отец нечестный, но дурак. Чтобы достать корову, он готов на все, плевать ему на закон, но у него просто может не получиться.

Девушки прошли в ворота аббатства и очутились на ярмарке. После шести дней непогоды насквозь промокшие торговцы стали совсем злыми. Продержали товар под дождем, и все зря.

Гвенда очень редко говорила с Керис о разнице в их положении. При каждой встрече подруга тихонько давала ей что-нибудь домой: сыр, копченую рыбу, рулончик ткани, кувшин меда. Та отвечала «спасибо» – она действительно была благодарна, – но больше ничего. Когда отец попытался заставить дочь воспользоваться доверием Керис и обокрасть ее, Гвенда отговорилась тем, что не сможет пойти к подруге снова, а так два-три раза в год обязательно что-нибудь приносит. Даже отец вынужден был признать резонность довода.

Дочь Джоби посмотрела туда, где Перкин продавал кур. Там должна быть Аннет, а там, где Аннет, обязательно и Вулфрик. Девушка оказалась права. Перкин, жирный, хитрый, подобострастный с покупателями и грубый со всеми остальными, стоял за лотком. Аннет ходила с подносом яиц и кокетливо улыбалась. Поднос подпирал ее грудь, пряди светлых волос выбивались из-под шапки и лежали на румяных щеках и длинной шее. Вулфрик был похож на архангела, который ненароком спустился на землю и по ошибке затесался среди людей.

– Вон он, – прошептала Гвенда. – Высокий такой…

– Я поняла, – кивнула Керис. – Так хорош, что можно съесть.

– Теперь ты меня понимаешь.

– А не слишком молод?

– Ему шестнадцать, мне восемнадцать. Аннет тоже восемнадцать.

– Нормально.

– Знаю, что ты думаешь, – скисла Гвенда. – Он для меня слишком красив.

– Вовсе нет…

– Красивые мужчины никогда не влюбляются в уродок, ведь так?

– Ты не уродка…

– Я видела себя в зеркало. – Воспоминание было болезненным, и девушка поморщилась. – Так плакала, когда поняла, на что похожа. У меня большой нос и глаза слишком близко. В общем, как отец.

Керис возразила:

– У тебя красивые мягкие брови и чудесная кожа.

– Но мы не пара.

Вулфрик стоял боком к подругам, демонстрируя свой точеный профиль. Обе восхищенно смотрели на юношу, затем он повернулся, и Гвенда разинула рот. Другая половина лица была в синяках, распухла, глаз закрылся. Девушка подбежала к нему:

– Что случилось?

Вулфрик вздрогнул.

– О, привет, Гвенда. Драка. – Явно смутившись, он отвернулся.

– С кем?

– С каким-то сквайром графа.

– Ты с ума сошел!

– Не волнуйся, все в порядке, – раздраженно бросил юноша.

Он, конечно, не понял, почему Гвенда так волнуется. Может быть, даже решил, что она злорадствует.

– С каким сквайром? – спросила Керис.

Вулфрик вгляделся и по одежде понял, что перед ним состоятельная горожанка.

– Его зовут Ральф Фитцджеральд.

– О, брат Мерфина! – воскликнула Суконщица. – Он ранен?

– Я сломал ему нос, – с гордостью ответил виллан.

– И тебя не наказали?

– Ночь просидел в колодках.

У Гвенды вырвался крик ужаса:

– Бедный!

– Ничего страшного. Брат отгонял всех, кто хотел бросать в меня камни.

– Все равно…

Влюбленная Гвенда страшно испугалась. Темница, не важно какая, казалась ей самой страшной пыткой. Красотка Аннет освободилась от покупателя и присоединилась к разговору.

– А, это ты, Гвенда, – холодно поприветствовала она. Вулфрик, может, и не замечал влюбленности односельчанки, но только не Аннет. Счастливая соперница говорила враждебно и презрительно. – Вулфрик подрался со сквайром, который меня оскорбил. – Дочь Перкина не скрывала гордости. – Просто рыцарь из баллады.

– Я бы не хотела, чтобы он из-за меня опух, – отрезала Гвенда.

– К счастью, это не очень вероятно, правда? – торжествующе улыбнулась торговка яйцами.

– Никогда не знаешь, что может случиться в будущем, – заметила Керис.

Кокетка посмотрела на незнакомку, и на лице ее отразился суеверный испуг, а еще удивление оттого, что подруга этой нищенки так дорого одета. Суконщица взяла Гвенду за руку.

– Приятно повидать жителей Вигли, – любезно попрощалась она. – До свидания.

Девушки ушли. Гвенда прыснула со смеху:

– Ты так осадила Аннет.

– Дура, раздражает. Вот из-за таких, как она, женщин и прозывают по-всякому.

– Нет, ну как она рада, что Вулфрика из-за нее избили! Мне хочется выцарапать ей глаза.

Керис задумалась:

– А кроме того, что красивый, он вообще какой?

– Сильный, гордый, верный – такой точно полезет драться за другого. Из тех, кто будет трудиться на благо своей семьи год за годом, пока глаза не закроются. – Суконщица молчала, и Гвенда продолжила: – Вулфрик тебе не нравится?

– Ты говоришь так, будто он не очень умный.

– Если бы ты выросла с моим отцом, не говорила бы, что кормить семью не очень умно.

– Знаю. – Керис стиснула Гвенде руку. – Я думаю, он тебе подходит, и помогу завоевать его.

Подруга растерялась: