— Вот если бы я не напилась… Нет, виновата только эта стерва, Лили. Это же она растрезвонила по всему университету.

Ли повел плечом.

— Не она, так кто-то другой: привратнику моего дома, персонал гостиницы… Вам не следовало ставить точку.

Маргарет вздохнула:

— Еще как следовало. Хотя бы из-за Боба, который считает себя святее папы римского. Все началось, когда я только сошла с трапа самолета. Мне не нужно было прилетать сюда, Ли Янь. В горячке я напорола такого… Хотела бежать от опостылевшей жизни там, в Штатах, — не важно куда. Вот и оказалась в Пекине. Уэйд, собственно, говорил правду: меня не интересовал Китай, я ничего о нем не знаю. В голове одна мешанина из наших пропагандистских лозунгов: поголовная бедность, тирания КПК… — Губы женщины изогнула печальная улыбка. — Если бы не встреча с вами, я, наверное, прожила бы здесь шесть недель как робот и вернулась домой с по-прежнему закрытыми глазами. А дома меня ждало бы все то же самое. Но за эти четыре дня мир в моих глазах встал с головы на ноги. Завтра в Чикаго вернусь не я — совсем другой человек. И жизнь тоже будет другая. Я начну ее заново. — Маргарет пристально смотрела в свои ладони. — Хотела бы я только, чтобы… — Голова американки поникла. — Ладно, Господу виднее. Скажите лучше, почему вы привезли меня к себе?

Взглядом опытного водителя оценив дорожную обстановку, Ли свернул на Восточную Чунвэньмэнь, откуда был разрешен въезд на привокзальную стоянку. «Потому что ты нужна мне, потому что я не мог с тобой расстаться», — хотел сказать он, ничуть не пугаясь гнева небес.

— Потому что где-то рядом крался Джонни Жэнь. Я думал о вашей безопасности.

— О!.. — В глубине души Маргарет надеялась услышать другое. — Шефу вы все объяснили точно так же?

— Да. На него это не произвело никакого впечатления.

Душа чуть воспрянула.

— Вот что больше всего возмущает. Я провела ночь в квартире с мужчиной. Ночь совершенно невинную, однако никто в это не верит. Какими ханжами могут быть люди!

— И когда вас считают виновной, становится жаль, что вы так и не совершили преступления…

— Жаль? — В Маргарет вновь шевельнулась надежда.

Ли искоса взглянул на американку, но Маргарет в этот момент отвернулась, и инспектор не смог различить выражения ее лица. Сердце в груди доктора Кэмпбелл гулко стучало. Неужели Ли Янь сожалел о том, что они не прикоснулись ночью друг к другу? Логика его слов подсказывала: да, — но интонации… Маргарет захотелось вцепиться ему в уши руками, повернуть к себе голову, закричать: «Что ты имеешь в виду? Что ты тогда чувствовал?» Но сама-то она молчала. Почему? Из страха. Из страха вступить в отношения, у которых нет будущего, из жуткого страха вовлечь в эти отношения его. Карьера, думала Маргарет, значит для Ли Яня так много, что он давно позабыл о возможности физической связи с женщиной.

Миновав здание вокзала, джип повернул на улицу Сихуаши, к дому, где когда-то жил Чао Хэн. Под кроной старого дерева старший инспектор остановил машину, выбрался из-за руля, зашагал к двери квартиры председателя уличного комитета Лю Синьсинь. Маргарет двинулась следом. Детектив постучал. Дверь открыли не сразу.

— Рада вас видеть, инспектор! — Пожилая женщина вопросительно посмотрела на Маргарет.

— Уважаемая тетушка Лю, это доктор Кэмпбелл, патологоанатом из Америки, она помогает нам в расследовании. Вы, случайно, не говорите по-английски?

Глаза китаянки просияли.

— Ох, в последний раз это было так давно! — Она протянула Маргарет руку. — Приятно с вами познакомиться, доктор Кэмбол. — Фраза прозвучала почти без акцента.

Маргарет с удовольствием пожала ее крепкую ладонь.

— Для меня это большая честь, миссис Лю.

— Будьте любезны, проходите, пожалуйста.

Они вошли в комнату, где на вытертом ковре играли внуки тетушки Лю. Двое карапузов лет пяти возились с вырезанным чьей-то рукой из дерева паровозиком и такими же вагончиками. При виде Маргарет в глазах мальчишек вспыхнул восторг.

— Чаю? — спросила китаянка.

— Огромное спасибо, — сказал Ли Янь, — но у нас, к сожалению, очень мало времени. — Инспектору никак не хотелось вновь упражняться в пении. — Вы, случайно, не знаете, к какому врачу ходил Чао Хэн?

— Ха! — Лю Синьсинь махнула рукой. — Странный он был человек, этот Чао. Образованный, учился на Западе. — Она доверительно кивнула Маргарет, как бы говоря: уж вы-то меня понимаете. — Любил все самое новое, дорогое: стереосистемы, лазерные диски, мобильные телефоны. А вот современной медицине он не доверял, предпочитал нашу, классическую. Он ходил в «Тунжэньтань».

Маргарет повернулась к детективу.

— Куда?

— Так называется аптека традиционной китайской медицины. За свою годовую зарплату человек может там купить пятидесятилетний корень женьшеня. — Он склонился к хозяйке квартиры. — А адрес?

— Дачжалань.

Маргарет покачала головой:

— Не понимаю. Вместо врача он обращался в аптеку?

Ли улыбнулся:

— Там всегда есть консультант, обычно из тех специалистов, кто уже вышел на пенсию. Кто откажется от дополнительного дохода?

— И консультант назначал ему европейские препараты?

— Нет, лекарства, которые были в ходу еще у наших предков, — ответила Лю. — Очень хорошие лекарства. Быстро ставят на ноги.

— Боюсь, ему не могли там выписать реверсивный и протеиновый ингибиторы, — заметила Маргарет.

Дачжалань представлял собой старый торговый район к югу от Цяньмэнь: путаница средневековых хутунов с бесчисленными крошечными рынками и лавками антикваров. Следом за Ли Маргарет не без труда пробиралась через уличную толпу. Из динамиков на столбах звучал перезвон медных гонгов и заунывные стоны цитры, над головами прохожих развевались красные полотнища с выписанными золотом иероглифами. Чисто вымытым стеклом поблескивали витрины магазинов, каждый напоминал театральную декорацию: загнутые к небу уголки черепичной крыши, расписанные яркими красками деревянные опорные балки и столбы.

— Во времена династии Мин, — пояснил Ли, — здесь стояли огромные ворота, на ночь их запирали, чтобы перекрыть доступ во внутреннюю часть города. Дачжалань, по сути, означает «большой частокол». При императорах лавки и балаганы запрещали располагать в центре Пекина. Поэтому торговцы ставили их тут, с внешней стороны ворот. Скучными вечерами, когда делать горожанам было нечего, сюда приходили десятки тысяч людей.

Они миновали овощную лавку, история которой насчитывала, по словам детектива, более четырехсот лет, магазин, около века торговавший мехами, штуками шерсти и тончайшего шелка, несколько ресторанов.

— Когда-то, — пояснил Ли Янь, — здесь был квартал «красных фонарей». В 1949 году коммунисты разгромили все бордели, а девушек отправили на ткацкие фабрики и в деревню.

Вспомнив о Лотос и данном другу обещании, Ли беззвучно выругался. Но что он мог сейчас сделать?

Под огромным балдахином в красную и белую полоску два мраморных льва охраняли ажурные железные двери аптеки «Тунжэньтань» — поставщика лекарственных препаратов традиционной китайской медицины с 1669 года. Однако грозным животным не удалось отпугнуть нескольких жалкого вида оборванцев, улегшихся отдохнуть на ноздреватых от времени каменных ступенях. Ли Янь и Маргарет осторожно переступили через громко храпевшего старика. Внутри аптеки царила прохлада.

Интерьер удивил Маргарет. В ее представлении китайская медицина была связана с темной пыльной каморкой, куда свет едва проникает сквозь щели в бамбуковых ставнях, со стариком в зеленом халате, расхаживающим между высоких банок, где лежат желтые таблетки и связки кореньев. Просторный зал, вдоль стен которого легкие стеллажи перемежались с высокими шкафами и стеклянными прилавками, был освещен невидимыми люминесцентными лампами. Изящная лестница вела на галерею. Там, под самым потолком, висели длинные свитки с выполненными цветной тушью сценами городской жизни императорского Пекина. Ассортимент лекарственных средств поражал воображение: высушенные морские коньки, кости тигра, заспиртованная печень змеи, медвежья желчь и другие таинственные снадобья. От их вида захватывало дух. Экзотические препараты вылечивали все: от насморка до аппендицита.