Убранство небольшого зала напоминало о минувших столетиях и не имело ничего общего с современным многомиллионным городом. Под высоким резным потолком бесшумно вращались лопасти пяти вентиляторов; слабое движение воздуха чуть раскачивало изящные бумажные фонарики, которые свисали над столами из черного дерева. Вдоль одной из стен шел огороженный строгой колоннадой проход, ширмы из старинного шелка у другой делили пространство на уютные кабинки. Повсюду виднелись горшки с цветами, вазы с букетами стояли на каждом столе. Со стен комнаты на посетителя смотрели акварельные свитки китайской живописи.

Встретившая гостей у порога девушка с печальными глазами подвела Ли Яня и Маргарет к квадратному столику. Кроме их двоих, в комнате никого не было. Шум улицы сюда почти не доносился, пропущенный через кондиционеры воздух позволял забыть о влажной духоте. Девушка зажгла перед гостями две свечи, вручила каждому по меню. Маргарет чувствовала себя как в храме, ей было страшно произнести слово.

— Удивительно, — шепотом сказала она. — Кто бы мог подумать, что в мире сохранились такие уголки!

— Обычно здесь собираются писатели и художники, — объяснил Ли. — Ну и любители музыки. По выходным свободных мест нет, но в будни, как видите, сюда можно попасть. — В глазах мужчины плясали огоньки свечей. — Что вы будете пить?

— Просто чай.

Ли Янь перекинулся с девушкой двумя-тремя короткими фразами, и та через минуту принесла гостям бамбуковый поднос со сладостями. Маргарет выбрала маленькую пиалу с жареными семечками подсолнечника. Высокие, под крышечками из тяжелого фарфора чашки для чая оказались покрытыми изумительной по тонкости росписью. Обе стояли в глубоких блюдцах. Щепотку высушенных зеленых листочков на дне каждой девушка залила кипятком из пузатого медного чайника и оставила его на столе: дальше гости обслужат себя сами. В воде сморщенные листки начали медленно расправляться. Ли вернул на место крышки.

— Советую подождать несколько минут.

Какое-то время они сидели молча. Тишина ничуть не тяготила — здесь она казалась естественной; любые слова были лишними. Ли Янь тайком рассматривал руки американки, спрашивая себя в душе, как могли эти нежные пальчики управляться с холодной сталью хирургических инструментов.

— Что заставило вас выбрать профессию? — выпалил он почти непроизвольно и тут же пожалел об этом.

Но Маргарет всего лишь рассмеялась.

— Почему вы спросили? Люди в белых халатах внушают вам страх?

— Простите, я вовсе не хотел… — Ли смолк, качнул головой. — Знаете, когда вы говорили в университете, что ваше ремесло вызывает у меня чувство брезгливости, то были правы.

— Но ведь вам не раз приходилось присутствовать на вскрытиях! — не поверила Маргарет.

— Да, и каждый раз хотелось бежать без оглядки.

Она улыбнулась:

— Бедняжка.

— В голове не укладывается: неужели кому-то приятно потрошить мертвецов? Или даже живых. Нет, это еще хуже. Болезней хватает: сердце, рак… Люди умирают каждый день.

— Вот-вот. Но, слава Богу, не у меня на глазах. Куда проще иметь дело с мертвецами. К ним не привязываешься. — Маргарет сняла крышку, сделала крошечный глоток: чай был очень горячим, тонкий аромат жасмина дарил ощущение свежести. — Наверное, медицина написана мне на роду. Сейчас я уже научилась абстрагироваться. Большинство моих коллег работают только ради денег. Я же хотела стать врачом всегда, сколько себя помню. Хотела помочь людям, избавить их от боли, спасти. Но на практике все оказалось по-другому: вечно нет средств, не хватает времени. Получаешь диплом, и кажется, весь мир у твоих ног, а в действительности долгие годы остаешься недоучкой. И чего бы ты ни достиг, все мало.

Когда я работала в отделении интенсивной терапии, то сталкивалась со смертью каждый день. Нож, веревка на шее, колеса трамвая, пожары, автокатастрофы, самоубийства… Я видела людей без рук, без ног. Некоторые были так обожжены, что уже ничего не чувствовали. Кое-кто еще мог шевелить языком; я слушала их, зная то, чего они знать не могли. Знала: пройдет пара часов, и они будут мертвы. Газетчики часто пишут о пациентах в травматическом шоке. Но врачи тоже травмированы. Нашим возможностям есть предел, Ли Янь. Какое-то время врач держит себя в узде, а потом превращается в автомат. Мертвецу что? Он ушел безвозвратно. Так, во всяком случае, думаю я. Тело человека — лишь оболочка, и я могу делать с ней абсолютно все, не мучая себя вопросами о конкретной личности.

Маргарет отпила из чашки, бросила в рот два семечка.

— Тогда доктора должны быть похожи на копов, — заметил Ли. — Дома они тоже почти не живут.

Американка подняла глаза и тут же отвела взгляд.

— Да. Жизни дома для них не существует.

Ли Янь решил еще раз ступить на опасную территорию. Две его предыдущие попытки закончились ничем.

— Поэтому вы с мужем и развелись?

Их взгляды встретились.

— О, никакого развода не было.

Смутившись, Ли ощутил неясное чувство разочарования.

— Но вы говорили, что больше…

— Он умер. — Маргарет не стала дожидаться конца фразы.

Детектив понял, что наступил на мину.

— Простите.

— Не за что. Я ни о чем не жалею. — Она опустила голову. — Майкл был очень красивым мужчиной, девушки считали его героем. Подруги завидовали мне, в один голос твердили: повезло! Я и сама так думала. Но какие мысли могут быть у двадцатичетырехлетней выпускницы университета? — Маргарет сделала глубокий вдох. — Майкл был на пару лет старше, и я смотрела на него снизу вверх. Его страшно увлекала работа — генетика. В лаборатории он не признавал ничьих авторитетов, делал то, что находил нужным, часто во вред собственной карьере. В результате оказался на должности преподавателя, хотя талант раскрывал перед ним совершенно иные перспективы. Я всегда восхищалась его принципами.

Губы Маргарет дрогнули в улыбке.

— В первые годы брака мы засиживались до утра: пили пиво, курили травку, вынашивали планы переустройства мира. Как подростки. Мы и вправду были большими детьми.

А потом жизнь начала брать свое. Моя жизнь по крайней мере. Вам, наверное, известно, как это происходит. Человека принимают на работу, ставят на самую нижнюю ступеньку карьерной лестницы, и он, не щадя сил, не замечая ничего и никого вокруг, карабкается вверх. Майкл хотел детей, я — нет. Тогда они представлялись мне обузой, я поставила перед собой цель взобраться на вершину. Радости материнства, думала я, могут подождать.

Поэтому в том, что происходило дальше, я виню только себя. Муж завел связь на стороне — если, конечно, не имел ее с самого начала. Я ни о чем не подозревала, пока правда не выплыла на суде.

Маргарет смолкла, пораженная собственной откровенностью. Зачем она все это выкладывает постороннему человеку? Но слова лились сами собой — как кровь из раны, как гной из лопнувшего нарыва. Она подняла голову: в темных глазах Ли светилась симпатия, понимание. Американка внезапно вспомнила о девушке — та рассеянными движениями сметала со столов невидимые пылинки, поправляла стулья, думая о том, что касалось лишь ее одной.

— Вообще-то мне следовало это знать со студенческой скамьи. В университете всегда выделялся какой-нибудь преподаватель, которого девушки считали неотразимым. Завязывались романы, причем некоторые длились целый семестр, а то и два. «У нас с ним так много общего, — восклицала счастливая избранница, — он такой интеллигентный, такой внимательный!» К концу года она умнела, а он находил себе новую пассию, и теперь уже та пела восторженную песнь его вниманию и интеллекту. — Маргарет судорожно сглотнула. — Майкл не стал исключением. Каждый год он покровительственно обхаживал какую-нибудь длинноногую третьекурсницу и просиживал с нею до самого утра — пил пиво, курил травку, переустраивал мир. А я в то время работала по девяносто пять часов в неделю, карабкалась на свою вершину.

В глазах женщины набухли слезы, она сморгнула. На лакированную поверхность столика упали две крупные капли. Маргарет одним глотком допила остывший чай, и Ли Янь тут же плеснул в пустую чашку кипятку. Сухая горячая ладонь детектива легла на ее руку, чуть сжала. Она благодарно улыбнулась.