Видение испарилось. Постояв немного, Бенет вышел из кабинета, быстро побежал по лестнице наверх, в спальню, закрыл за собой дверь и лег на кровать. Значит, Джексон, принадлежавший Тиму, теперь стал его собственностью? Ну что ж, разве не обязан он принять его в память о Тиме?

Так и получилось: Джексон в конце концов поселился в летнем домике, который впоследствии стал именоваться сторожкой, и начал исполнять обязанности садовника, повара и слуги, присматривать за домом и постоянно присутствовать.

Мэриан и Розалинда потеряли отца в раннем детстве. Их мать-канадка, получив в наследство приличное состояние, отправила их в Англию, в школу-интернат. Позднее, когда она нашла себе нового мужа в Канаде (хотя официально они женаты не были), девочки, теперь уже почти взрослые, большую часть летних каникул проводили все в той же Англии. В Лондоне у них была своя квартира, а в Липкоте они снимали коттедж. Время от времени Ада, одна, присоединялась к ним. Связь с Липкотом возникла у них в свое время благодаря отцу, которого они теперь почти не помнили, — строителю-архитектору, каким-то образом познакомившемуся в Дели с дядюшкой Тимом. Архитектор вскоре погиб вследствие несчастного случая во время сооружения моста через реку. Тим был знаком с ним лишь шапочно, но после его смерти установил контакт с девочками, учившимися тогда в школе, а позднее — и с Адой. Они стали бывать в Пенндине, когда Тим туда приезжал и, конечно же, потом, когда он оставил службу.

Розалинда считалась более способной к наукам, чем ее сестра, и надеялась со временем серьезно заняться искусством. Вечно погруженная в подготовку к экзаменам, она больше времени проводила в своей лондонской квартире (теперь у каждой из сестер была своя квартира), изучала историю искусств и мечтала, если получится, стать художницей и сделать карьеру.

Ада между тем регулярно наезжала в Лондон, снабжала дочерей деньгами и наставляла: им следовало искать работу и богатых мужей. Розалинда находила радость в «зубрежке», Мэриан была склонна к «бродяжничеству» — в восемнадцать лет она оставила школу и стала наведываться то во Францию, то в Италию, где и отшлифовала свой французский и итальянский. Розалинда, отлично знавшая оба эти языка, оставалась дома и выучила еще и немецкий. Мэриан хотелось повидать мир, она предпринимала поездки в разные уголки Европы. Пыталась писать роман, но отложила это занятие до лучших времен. Девушки были хороши собой, дружелюбны, жизнерадостны и очень любили друг друга, хотя кое-кто, например приятель Оуэна, утверждал, что Мэриан завидует Розалинде, поскольку та действительно «знает, чего хочет», а легкомысленная Мэриан — нет. Между тем уже давно — когда именно, теперь никто сказать не мог, — Тим и Бенет решили, что со временем одна из девочек выйдет замуж за Эдварда Лэнниона.

Вот тогда-то и начали заключать пари завсегдатаи «Королей моря». Розалинда была хорошенькой, но походила на мальчишку, кроме того, она слыла девицей «ученой», что могло считаться как достоинством, так и недостатком. Мэриан была красивее (впрочем, это дело вкуса), Розалинда — начитаннее и, возможно, умнее, если, конечно, считать это положительным качеством. Спорили и о том, девственницы ли они еще, а если нет, то когда и кто стал их первым интимным другом, и не лесбиянки ли они вообще. В конце концов с минимальным допуском на ошибку было решено, что Мэриан выйдет замуж за Эдварда, хотя кое-кто полагал, что Мэриан так и осталась неуправляемой и вполне способна сбежать с «бесшабашными цыганами», как в песенке поется. Когда в то утро ужасная весть об исчезнувшей невесте достигла деревни, многие женщины утирали слезы, но нашлось немало и предсказателей-энтузиастов, членов «цыганской» фракции, которые тут же обрадовались: «Ну, что мы говорили!»

Бенет сидел у себя в кабинете в Пенндине перед широко открытым окном. Высоко в бледно-голубом утреннем небе, усеивая его маленькими точками, носились стрижи. Пониже кружил большой ястреб. Бенет взглянул на то, что написал, и вздохнул. Что это значит? Разве романтизм не жил в самой глубине души Хайдеггера с самого начала, почему же надо говорить о нем только теперь? Разве не декларировал Хайдеггер свой романтизм уже в начале пути, заявив о преемственности идей древних греков? Что касается греков, им все равно, они небожители! Гёльдерлин тоже был богом, кем-то совершенно особенным, великим поэтом, возвышавшимся над суетными потугами философов.

А вот он, Бенет, настоящим философом не был и никогда не будет. Ну почему он с самого начала не посвятил себя поэзии? Речь, разумеется, не о том, чтобы стать поэтом, а о том, чтобы всю жизнь жить в атмосфере великой поэзии, понимать и любить ее. Английскую, французскую, немецкую, русскую, греческую поэзию. Его русский язык был далек от совершенства, но Пушкин всегда помогал ему, возвышал душу. Бенет когда-то пытался писать стихи. Не попробовать ли снова? На сердце у него было тяжело. Вот и сейчас он ухватился за Хайдеггера, чтобы отвлечься от несчастья.

О Мэриан по-прежнему не было никаких известий. Могло даже показаться, что те, кто любил ее и должен был бы сейчас горевать, плакать и неустанно ее искать, вернулись к своей повседневной жизни. А впрочем, что они могли сделать? И разве он не вернулся тоже к своим заботам? Как-то позвонили из полиции. Нашли труп… Бенет чувствовал, хотя все его в этом разубеждали, что это он, должно быть, во всем виноват. Да, ведь это он с таким восторженным простодушием старался свести молодых людей. Откуда ему было знать и мог ли он предвидеть такие последствия? О, бедняжка Мэриан, бедный Эдвард, они никогда не простят его! Эдвард никогда его не простит, и Мэриан не простит… если жива. «Как низко я пал. — Эта основополагающая мысль также не покидала Бенета. — Мне приходилось быть королем, даже когда был жив дядюшка Тим, я был королем. А теперь все они меня жалеют. О господи, как я могу в такой момент думать о себе?» Он встал, резко оттолкнув стул. Черная волна глубочайшего отчаяния сдавила грудь. Бенет направился в кабинет и стал расхаживать взад и вперед.

Он постоянно ощущал, что все смотрят на него и ждут, чтобы он начал действовать. Но как ему действовать? Он позвонил Аде в Канаду в день предполагавшейся свадьбы, однако объяснил ей суть случившегося весьма расплывчато. Розалинда, конечно, тоже звонила ей тогда и потом. Но не следует ли ему связаться с Адой еще раз? Или лучше подождать, пока она сама позвонит? Что он мог ей сказать, что он знал? Бенет не любил длинных разговоров с Адой. Он поддерживал постоянную связь со свадебными гостями и друзьями, но никаких новостей ни у кого не было. Может ли Мэриан просто вдруг взять и появиться? Должен ли он оставаться в Пенне или может вернуться в Тару? Ему действительно очень хотелось поговорить с Эдвардом, но тот был неуловим. Бенет звонил ему, разумеется, и несколько раз подъезжал к дому в Хэттинге, но люди Эдварда неизменно отвечали, как ему казалось, искренно, что они понятия не имеют, куда тот уехал. Милдред сообщила Бенету из Лондона, что ездила к Эдварду, звонила в дверь, некоторое время наблюдала за его домом, и ей показалось, что хозяина нет. Огорчило Бенета и известие, чуть позже полученное от Анны, в котором она писала, что приезжала в Липкот с Брэном, правда, не уточняла, когда именно, но, к сожалению, не застала его дома. О боже, где же Мэриан? Где Эдвард? Где знаменитое здравомыслие Бенета? Он посмотрел на часы и решил вернуться в Лондон.

Анна Данарвен была рада снова оказаться в своем лондонском доме. Она покинула его вместе с сыном вскоре после смерти мужа. Его ужасная кончина, такая неожиданная, в таком раннем возрасте, стала для нее слишком тяжелым ударом. Взяв Брэна, Анна улетела во Францию. Все члены богатой шотландской семьи, которая снимала дом все эти годы и поддерживала его в прекрасном состоянии, отнеслись к ее возвращению с полным пониманием, поскольку уже присмотрели для себя еще более просторный дом. Анна тоже была отнюдь не бедна, хотя никогда не выставляла своего благосостояния напоказ. Льюэн, выдающийся ученый, оставил ее сравнительно богатой вдовой. Ее квартира в Париже и дом в Провансе были весьма комфортабельными, хотя и небольшими.