Ладлоу было довольно одного взгляда, чтобы убедиться в бесполезности погони, поскольку ветер, который так кстати подоспел на помощь контрабандисту, уже поднял на океане волнение. Он сделал Триселю знак остановиться, и оба они застыли на месте, разочарованно глядя на белую пенистую полосу, которую бригантина оставила за кормой.

Однако «Морская волшебница», обогнав шлюпки под командой капитана и штурмана королевского крейсера, шла прямо наперерез ялику, неуклонно надвигаясь на него. Сначала гребцы думали, что это их собственные усилия так быстро приблизили шлюпку к цели, а когда гардемарин, сидевший на руле, понял свою ошибку, он едва успел ускользнуть от быстрой бригантины, грозившей потопить его маленькое суденышко. Он резко повернул ялик и приказал матросам грести изо всех сил. Олофф ван Стаатс стоял на носу, вооруженный кортиком, и был слишком поглощен предстоящим абордажем, чтобы обратить внимание на опасность, которую к тому же едва ли способен понять.

Когда бригантина проходила мимо, он увидел, что вант-путенсыnote 133 ее спускаются почти до самой воды, и могучим рывком прыгнул прямо на них, испустив голландский боевой клич. А еще через мгновение он перебросил свое грузное тело через фальшборт и исчез на палубе бригантины.

Когда шлюпки Ладлоу собрались на том месте, где так недавно стояла бригантина, выяснилось, что единственным результатом этой бесплодной экспедиции было невольное исчезновение Олоффа ван Стаатса.

Своей доброй или дурной славой люди бывают не менее обязаны счастливому стечению обстоятельств, чем своим личным качествам. То же самое можно сказать и о славе, которой пользуются корабли. Качества судна, как качества человека, разумеется, тем или иным образом влияют на его судьбу; однако кое-что всегда зависит от случайных обстоятельств. Хотя ветер, который так своевременно помог «Морской волшебнице», вскоре наполнил и паруса «Кокетки», мнение команды о бригантине осталось прежним, а слава Бороздящего Океаны, слывшего редким счастливцем, которому неслыханно везет, несмотря на бесчисленные опасности его профессии, возросла еще больше. Даже Трисель многозначительно покачал головой, а Ладлоу дал волю своей досаде, проклиная судьбу, осыпающую контрабандиста своими милостями; матросы со шлюпок тем временем глядели вслед бригантине с таким же удивлением, с каким японцы, вероятно, глядят на современные пароходы. Старший офицер, исполняя приказ, вскоре подвел крейсер к шлюпкам. Пока на нем ставили паруса, бригантина успела уйти так далеко, что была уже вне выстрела. Однако Ладлоу приказал возобновить погоню, как только крейсер был готов к этому, и поспешил скрыть свое разочарование, удалившись к себе в каюту.

— Удача для торговца — прибыль случайная, а ум — главный источник его дохода, — заметил олдермен ван Беверут, который с трудом скрывал свою радость по поводу нового неожиданного спасения бригантины. — Многие загребают дублоны, хотя мечтали всего-навсего о долларах; и нередко торговля приходит в упадок, когда товары освобождаются от пошлины. На свете еще достаточно французов, капитан Ладлоу, так что храброму офицеру хватит работы и незачем вешать нос; тем более не стоит огорчаться из-за пустяковой неудачи в погоне за контрабандистом.

— Не знаю, во сколько вы цените свою племянницу, почтенный ван Беверут, но, будь я дядей такой девушки, мысль о том, что она в порыве безрассудной страсти попала в сети этого отчаянного негодяя, свела бы меня с ума.

— Безумие и смирительные рубашки! К счастью, вы ей не дядя, капитан Ладлоу, и тем меньше у вас причин беспокоиться. У девушки вкусы истой француженки, она сейчас роется в шелках и кружевах контрабандиста, а когда сделает выбор, то снова вернется к нам, еще более прекрасная, чем прежде, в своих новых украшениях.

— Выбор! Ах, Алида, Алида! Совсем не такого выбора ждали мы от тебя, зная образованность твоего ума и твою гордость.

— Ее образованность — это моя заслуга, а гордость она унаследовала от Этьена де Барбери, — сухо заметил Миндерт. — Но сетования никогда еще не сбивали цену на товар и не способствовали росту капитала. Давайте позовем ван Стаатса и спокойно обсудим, как бы нам поскорее вернуться на виллу, прежде чем крейсер ее величества слишком удалится от берегов Америки.

— Вы рано радуетесь, сэр. Ван Стаатс исчез вслед за вашей племянницей, и, надо думать, им обоим предстоит приятное путешествие! Мы потеряли его во время шлюпочной экспедиции.

Олдермен остолбенел.

— Потеряли! Олоффа ван Стаатса потеряли во время шлюпочной экспедиции! Будь проклят злополучный день, в который наша колония лишилась этого столь скромного и столь богатого молодого человека! Сэр, вы сами не подозреваете, как безрассудны ваши слова. Со смертью молодого хозяина Киндерхука угас бы один из наших благороднейших и состоятельнейших родов и третье среди лучших поместий в провинции осталось бы без прямого наследника!

— Однако несчастье отнюдь не столь велико, — заметил капитан не без горечи. — Этот джентльмен прыгнул на борт бригантины и теперь рассматривает шелка и кружева вместе с красавицей Барбери!

И Ладлоу объяснил олдермену, каким образом исчез молодой землевладелец. Узнав, что друг его цел и невредим, олдермен стал так же бурно изъявлять свою радость, как за минуту перед тем — горе.

— Рассматривает шелка и кружева вместе с красавицей Барбери! — повторил он весело, потирая руки. — Вот теперь я вижу, что в жилах у него течет кровь моего старого друга Стефана. Настоящий голландец — это вам не чувствительный француз, чтобы хвататься за голову и корчить гримасы оттого, что переменился ветер или нахмурилась женщина, и не самонадеянный англичанин (вы ведь сами из нашей колонии, молодой человек), чтобы давать страшные клятвы и задирать нос! Как видите, это хладнокровный, стойкий и, главное, решительный сын старого Батавииnote 134, который ждет своего часа и бросается в самую гущу…

— В гущу чего же? — осведомился Ладлоу, так как олдермен запнулся.

— В гущу врагов, так как враги королевы — это враги каждого из ее верноподданных. Браво, молодой Олофф! Такой молодец, как ты, мне по сердцу, и я верю, твердо верю, что судьба улыбнется смельчаку! Если бы голландцы имели на этом материке прочное положение, капитан Корнелий Ладлоу, вопрос о Ла-Манше и, право же, многие другие торговые проблемы были бы решены совсем по-иному.

Ладлоу встал с горькой усмешкой, хоть и не испытывал злобы к человеку, чья радость была так естественна.

— Олофф ван Стаатс может поздравить себя с удачей, — сказал он, — хотя я здорово ошибаюсь, если он при всей своей предприимчивости сможет соперничать с тем ловким хитрецом, обладающим к тому же столь блестящей внешностью, чьим гостем он теперь стал. Пусть другие поступают как им угодно, олдермен ван Беверут, но я должен выполнить свой долг. Контрабандист с помощью случая и хитрости трижды ускользнул от меня, но как знать, может быть, в четвертый раз посчастливится нам. Если мой шлюп достаточно могуч, чтобы уничтожить бригантину этого врага закона, пусть он не ждет пощады.

Произнося эту угрозу, Ладлоу вышел из каюты и, вернувшись на палубу, снова начал неустанно наблюдать за контрабандистом.

Перемена ветра была как нельзя более выгодна бригантине. Теперь он дул ей в корму, и благодаря этому «Морская волшебница» могла наилучшим образом использовать свои ходовые качества. Ладлоу, выйдя на палубу, увидел, что быстрая и легкая бригантина, расположив свои паруса наивыгоднейшим образом, ушла уже так далеко, что надежды приблизиться к ней на пушечный выстрел почти не было, разве только крейсеру и впрямь помогут какие-нибудь превратности, столь обычные и частые в океане. Оставалось одно: поставить все паруса, какие только способна нести «Кокетка», и постараться не упустить бригантину из виду, когда стемнеет; а день уже клонился к вечеру. Но еще до того как солнце коснулось воды, корпус «Морской волшебницы» растаял вдали, и, когда наступил вечер, ее стройный рангоут исчез, и виднелись только самые верхние паруса. А через несколько минут темнота окутала океан, и королевскому крейсеру пришлось преследовать беглеца вслепую.