Лейтенант выслушал этот приказ с обычной почтительностью и, не теряя ни секунды, как того требует морская дисциплина, отдал команду матросам. «Кокетка» в это время несла на себе три марселя, причем фор-марсель был положен на стеньгу, удерживая судно в дрейфе. Для выполнения маневра реи были обрасоплены, на мачты взвились летучие парусаnote 118, и крейсер сразу забрал ход. Пока матросы были заняты этим делом, паруса громко заполоскали — это подул ветер.
У берегов Северной Америки нередки внезапные и коварные перемены в воздушной стихии. Штормовой ветер порой меняет направление столь неожиданно, что подвергает судно серьезной опасности и даже грозит потопить его. Многие утверждают, что знаменитое судно «Париж» погибло во время одной из таких бурных перемен ветра, потому что капитан легкомысленно лег в дрейф, не убрав ни одного паруса, и потерял управление судном в самую отчаянную минуту. Но, какова бы ни была судьба этого несчастного судна, Ладлоу, без сомнения, прекрасно понимал, какую угрозу таят в себе порой у его родных берегов первые порывы норд-веста, и готов был в любой миг встретить опасность.
Когда поднялся береговой ветер, заря уже несколько минут как занялась, предвещая близкий восход солнца. Туман, застилавший небо, пока дул юго-восточный ветер, сгустился в плотные облака и поднялся, словно гигантский занавес над сценой: куда ни глянь — горизонт чист и весь океан как на ладони. Нечего и говорить, каким жадным взглядом молодой капитан окинул океанский простор, не уступив ни одной подробности. Сначала на лице Ладлоу промелькнуло разочарование, потом он просиял, и глаза его радостно заблестели.
— Я-то думал, ее уже и след простыл, — сказал он своему помощнику, — а она тут как тут, с подветренного борта, — видите, где плывет туман, — и, право, нам здорово повезло, потому что она у нас прямехонько под ветром.
Сэр, круче к ветруnote 119, и поставить все паруса до самых клотиков. Поднять людей, мы сейчас покажем этому наглецу, на что способен королевский крейсер!
В тот же миг все судно ожило, проворные матросы старались что было сил. Едва прозвучала команда: «Все наверх!» — как в кубрике не осталось ни души, моряки поспешили на помощь к вахтенным, и «Кокетка» вмиг оделась белоснежными парусами. Над морем протянулись длинные лисель-спирты, и парус взвивался за парусом до тех пор, пока мачты не изогнулись, грозя переломиться. Низко сидевший в воде корпус крейсера, поддерживавший это громоздкое и сложное сооружение из снастей, рангоута и парусов, рванулся вперед под мощным напором ветра, и судно, имея на борту, кроме многочисленного экипажа, тяжелые пушки, а также большой груз продовольствия и боеприпасов, стало забирать ход, рассекая воду своей могучей грудью. Волны лизали борта крейсера и разбивались о него, словно об утес, а устойчивое судно покуда даже не замечало их немощных усилий. Но ветер свежел, крейсер удалялся от берега, волны вздымались все круче, и вот уже высокий мыс, на котором стояла вилла, как бы погрузился в море. Брам-стеньги, качаясь, начали описывать в воздухе широкие круги, а сам крейсер то и дело взлетал на волну, и темные борта его серебрились, омытые стихией, которая несла его на себе.
Когда Ладлоу в первый раз увидел бригантину, это было лишь неподвижное пятнышко у самого горизонта. Теперь же оно быстро росло и принимало знакомые стройные очертания. Уже были ясно видны изящные и гибкие мачты бригантины, скользившей по воде легко, но устойчиво и подняв лишь паруса, необходимые для того, чтобы судно не плыло по воле волн. Когда «Кокетка» приблизилась на расстояние пушечного выстрела, на бригантине отдали гитовы, паруса наполнились ветром, и стало ясно, что Бороздящий Океаны готовится к борьбе.
Первым делом «Морская волшебница» попыталась выиграть у своего преследователя ветер. Однако вскоре на бригантине убедились, что это невозможно, так как ветер был слишком свеж, а волнение жестоко. Тогда бригантина сделала поворот фордевиндnote 120, и легла на другой галс, вызывая крейсер потягаться с ней в быстроходности; и, только убедившись, что подпускать преследователя ближе опасно, на бригантине наконец положили руль под ветер, и она помчалась прочь с попутным ветром, словно морская птица на белых крыльях.
Крейсер оказался у бригантины в кильватере. Теперь бригантина тоже подняла все паруса, и над ее едва видимым корпусом воздвигалась целая парусиновая пирамида, подобная фантастическому облаку, летящему над морем. Поскольку оба капитана не уступали друг другу в искусстве управления судном, а ветер с одинаковой силой надувал паруса, прошло немало времени, прежде чем стала заметна малейшая разница в их движении вперед. Час проходил за часом, и, если бы не белые хлопья пены, летевшие из-под носа «Кокетки», которая неслась, обгоняя волны, Ладлоу могло бы показаться, что судно его стоит на месте. Куда ни глянь — вокруг все то же однообразие, те же непрестанно катящиеся волны, а бригантина по-прежнему ни на фут ближе и ни на фут дальше, чем в тот миг, когда началось это состязание в скорости. То и дело ее темная корма взлетала на гребень волны, а потом снова ныряла вниз, и не было видно ничего, кроме стремительного и трепетного облака парусов, плясавшего над водой.
— Признаться, штурман Трисель, я ожидал большего от нашей «Кокетки»! — заметил Ладлоу, который давно уже присел на шпиль, напряженно следя за ходом погони. — Мы подняли все паруса, когда на бригантине поставили лиселя!
— Так мы и будем гоняться за ним, капитан Ладлоу, покуда не стемнеет. Я ловил этого контрабандиста в Ла-Манше и, представьте, уже скалы Англии растаяли, словно пена волн, и песчаные берега Голландии выросли выше брамселей, а что толку! Разбойник играл с нами, как рыболов с форелью, попавшейся на крючок; и, когда мы уже были уверены, что ему крышка, он ускользал от наших пушек так же легко, как судно сходит на воду со стапеляnote 121.
— Пусть так, но ваш «Друид» — никуда не годное старое корыто, а «Кокетка» ни разу еще не упускала врага, который у нее под ветром.
— Нехорошо презрительно говорить о судне, сэр, потому что какое уж оно ни на есть, а не дело так легко судить о товарищах, особенно на море. Конечно, «Кокетка» резво бежит, когда бывает свежо, и в шторм отлично ходит вполветра; но кто знает мастера, который строил эту бригантину, едва ли рискует утверждать, что во флоте ее величества хоть одно судно может с ней потягаться, когда она поднимает все паруса.
— Такие речи, Трисель, скорее пристали матросам в кубрике, чем офицеру на шканцах.
— Я бы зря прожил свою жизнь, капитан Ладлоу, если б не знал, что ныне уж совсем не те понятия, что в пору моей юности. Говорят, что Земля круглая, да я и сам так полагаю, — во-первых, потому, что славный сэр Фрэнсис Дрейк и другие англичане отправлялись в одну сторону, а возвращались с другой, да и кое-кто из иноземцев сделал то же самое, не говоря уж о Магеллане, который клянется, будто первый совершил такое плаваниеnote 122, но, на мой взгляд, этот португальский враль несет несусветную чушь, потому как слыхано ли, чтобы португалец мог сделать то, о чем англичане еще и не помышляли; а во-вторых, не будь Земля круглой или вроде того, как могли бы мы видеть верхние паруса судна раньше нижних, а клотик — прежде корпуса? Но мало того: говорят еще, что Земля вертится, и это, несомненно, тоже чистейшая правда; правда и то, что вместе с ней вертятся наши мысли, вот поэтому я и вернулся к тому, с чего хотел начать, — это бригантина, сэр, изменила курс. Она помаленьку забирается к берегу, который у нас на левом траверзе, чтобы выйти на спокойную воду. Ведь при таком волнении в океане легкому судну не поздоровится, кто бы его ни строил!
