— Вот как? Ну что ж, очень может быть… У меня нет оснований отрицать ваше утверждение… Но что делать здесь этому негодяю под дулами пушек королевского крейсера?
— Господин олдермен, вам хорошо известно мое восхищение вашей племянницей…
— Я догадывался об этом, сэр, — ответил бюргер, поняв, что они подходят к главной цели беседы, и желая выяснить, на какие уступки согласна противная сторона, с тем чтобы не продешевить и впоследствии не раскаиваться в своей поспешности. — Сказать по правде, — продолжал он, — мы даже говорили об этом между собой.
— Восхищение это побудило меня посетить вашу виллу прошлой ночью…
— Это слишком хорошо известный факт, мой юный друг!
— Откуда я ушел вместе с… — Тут капитан Ладлоу запнулся, подыскивая правильное слово.
— С Алидой де Барбери…
— С Алидой де Барбери?!
— Да, сэр, с моей племянницей, или, может быть, лучше сказать наследницей, и не только моей, но и старого Этьена де Барбери. Рейс был коротким, капитан Корнелий Ладлоу, но добыча не мала, если только, конечно, на часть груза не будет заявлена претензия.
— Сэр, ваша шутка весьма занимательна, но мне недосуг наслаждаться ее остроумием. Я не собираюсь отрицать, что посетил «Обитель фей». Надеюсь, красавица Барбери не сочтет себя обиженной моим признанием, учитывая создавшееся положение.
— А если сочтет, то, учитывая создавшееся положение, негодница исключительно обидчива!
— Не берусь судить о том, что не входит в мои обязанности. Ревниво исполняя свой долг перед моей коронованной повелительницей, я позволил незнакомому матросу в странном наряде и с наглыми манерами подняться на борт «Кокетки». Вы сразу его вспомните, если я скажу, что это был ваш попутчик во время переправы.
— Да, да, с нами оказался моряк дальнего плавания, он удивил всех нас и, признаться, причинил много беспокойства мне с племянницей и господину ван Стаатсу, патрону Киндерхука.
Ладлоу многозначительно улыбнулся и продолжал:
— Так вот, сэр, этому человеку удалось вырвать у меня обещание, что я отпущу его с корабля, если ему там не понравится. Мы вместе сошли на берег и вместе явились в ваше поместье…
По виду олдермена ван Беверута можно было заключить, что он и страшится услышать дальнейшее, и в то же время не хочет пропустить ни одного слова… Заметив, что Ладлоу умолк и испытующе разглядывает его, олдермен взял себя в руки и с наигранным любопытством сделал знак офицеру продолжать рассказ.
— Едва ли я сообщу олдермену ван Беверуту нечто неизвестное, — заключил молодой моряк, — если прибавлю, что этот малый позволил мне посетить флигель, а затем хитростью завлек меня в засаду, причем его сообщники предварительно захватили в плен экипаж моей шлюпки.
— Разбой и законность! — вскричал бюргер, верный своей склонности к энергичным выражениям. — Я впервые слышу об этом! Ваше поведение было неблагоразумно, если не сказать иначе!..
Казалось, капитан Ладлоу почувствовал облегчение, поняв по откровенному изумлению собеседника, что ему ничего не было известно о том, как был схвачен королевский офицер.
— Этого бы не случилось, будь часовые столь же бдительны, сколь коварны оказались наши противники, — продолжал он. — Но меня стерегли плохо, и, не имея возможности вернуться на корабль, я…
— Ну же, капитан Ладлоу, не тяните! Вы направились на причал — и что дальше?
— Возможно, сэр, что я больше подчинился чувству, чем долгу, — произнес Ладлоу покраснев. — Я вернулся к флигелю и…
— …убедили мою племянницу забыть свой долг в отношении дяди и опекуна!
— Это обвинение жестоко и несправедливо как в отношении мадемуазель Алиды, так и меня! Я понимаю различие между весьма естественным желанием обладать безделицами, покупка которых запрещена законом, и злонамеренным подрывом таможенных установлений нашей страны! Я уверен, что немногие девушки ее возраста нашли бы в себе силы отказаться от приобретения вещей, которые были разложены перед глазами прекрасной мадемуазель Барбери, учитывая, что наибольший риск, которому она подвергалась, — это конфискация приобретенных ею товаров, коль скоро они уже были ввезены в колонию.
— Справедливое различие! Оно может облегчить наши переговоры. Я вижу, что господин юридический советник — мой друг и ваш отец — воспитал своего сына в понимании тонкостей законов, что особенно важно в том ответственном положении, которое вы занимаете. Итак, моя племянница имела неосторожность принимать у себя контрабандиста?
— Господин олдермен, между берегом и бригантиной всю ночь сновали лодки. А в весьма неурочный полуночный час из устья реки вышла периагва и направилась в город…
— Сэр, лодки плавают тогда, когда их приводят в движение гребцы. Ничего больше я сказать не могу. Если товары ввезены в провинцию беспошлинно, их надо разыскать и конфисковать, а если на берег высадились контрабандисты, их должно изловить. Не следует ли незамедлительно отправиться в город и доложить губернатору об этой подозрительной бригантине?
— У меня другие намерения. Если товары уже переправлены через залив, мне поздно охотиться за ними; но еще не поздно захватить бригантину. Однако я хотел бы выполнить мою задачу так, чтобы не нанести ущерба достойному уважения имени…
— Мне нравится ваше благоразумие, сэр, хотя ущерб понес бы только экипаж бригантины; доброе торговое имя — это нежный цветок, с ним следует обращаться бережно. Я вижу возможность достичь соглашения, но давайте, как полагается, выслушаем сперва ваши предложения, ибо сейчас вы представляете королеву. Я надеюсь, что ваши условия будут носить умеренный характер, как и подобает между друзьями. Или, может быть, следовало сказать — между родственниками, капитан Ладлоу?
— Я был бы весьма польщен этим, сэр, — с нескрываемой радостью ответил молодой моряк. — Но сперва разрешите мне на одно мгновение навестить «Обитель фей»?
— В этом мне трудно отказать вам, имеющему теперь право посещать флигель по собственному усмотрению, — ответил олдермен и, не задумываясь, повел гостя по длинному коридору в опустевшие покои своей племянницы, по дороге продолжая глухо намекать на события прошедшей ночи. — Это было бы неблагоразумно с моей стороны, молодой человек… А вот и флигель Алиды. Как было бы хорошо, если б я мог сказать: а вот и сама хозяйка!
— А разве красавица Барбери не занимает больше «Обитель фей»? — спросил Ладлоу с непритворным удивлением.
Олдермен ван Беверут изумленно воззрился на молодого человека, размышляя о том, насколько ему выгодно для предстоящих переговоров с королевским офицером скрывать факт исчезновения Алиды, а затем сухо заметил:
— Ночью в бухте плавали какие-то лодки. Видимо, захваченные в плен люди капитана Ладлоу были вовремя освобождены.
— Мне неизвестно, где они… Шлюпка исчезла, и я здесь совсем один.
— Значит, вы хотите сказать, капитан, что Алида Барбери не бежала прошлой ночью из дома своего опекуна, чтобы искать убежища на вашем судне?
— Бежала?! — в ужасе воскликнул молодой человек. — Алида Барбери бежала из дома своего опекуна?
— Капитан Ладлоу, мне сейчас не до шуток. Дайте слово джентльмена, что вам ничего не известно об исчезновении моей племянницы!
Офицер не отвечал: он только яростно стукнул кулаком по лбу, что-то невразумительно бормоча себе под нос. После этой вспышки он опустился в кресло, растерянно озираясь вокруг. Олдермен терялся в догадках, наблюдая эту пантомиму. Он начал сомневаться в том, что Ладлоу причастен к исчезновению Алиды. Все стало еще более запутанным, чем прежде. Олдермен не решался продолжать разговор, опасаясь сказать лишнее. В немом изумлении оба глядели друг на друга.
— Не скрою, капитан, я думал, что это вы уговорили мою племянницу бежать на борт «Кокетки». Хоть я и умею владеть своими чувствами — это необходимо для ведения торговых дел, — я отлично понимаю, что опрометчивая молодежь способна на безрассудные поступки. И теперь я вместе с вами теряюсь в догадках, что же произошло с Алидой, ибо здесь ее нет.
