— Так что прошу нас извинить.

Бендас нахмурился, однако промолчал. Елена же вздохнула с облегчением и поспешила отойти подальше вместе со своим спасителем.

— Сплетники наблюдали за нами? — спросила она вполголоса.

Мерион взглянул на нее с улыбкой.

— Сплетники не включены в число приглашенных. И на вас никто не смотрел, кроме философа, с которым я беседовал. Разумеется, я тоже не сводил с вас глаз.

Она едва заметно улыбнулась, потом вдруг поинтересовалась:

— Но почему вы вмешались?

Он пожал плечами:

— Мне показалось, что разговор с ним вас расстроил. Разве не так?

Елена промолчала, и он с улыбкой добавил:

— Видите ли, я пришел вам на помощь, потому что нередко страдал от вашего переменчивого настроения в последние несколько дней. Вот я и испугался за Бендаса… Все-таки он пожилой человек и мог бы не выдержать вашего гнева.

Елена тихо рассмеялась, и они, молча переглянувшись, вышли в холл, где сразу же увидели маркиза Стрэмора. Тот пригласил их войти в одну из ближайших комнат и, поклонившись, произнес:

— Синьора, мне показалось, что мой пожилой гость чем-то обидел вас. Весьма сожалею, синьора. Но Бендас уже уезжает. Я провожу его и вернусь минут через десять, А картина вон там, на стене.

— Благодарю вас, милорд, — кивнула Елена.

Маркиз тут же вышел и закрыл за собой дверь. Но Елена не подошла к картине. Пристально взглянув на Мериона, она спросила:

— Откуда вам известно, что я люблю Каналетто?

— Я заметил, что вы не могли отвести глаз от его пейзажа в вашей Голубой гостиной. И мне показалось, что созерцание этой картины вас успокоило. — Немного помедлив, герцог добавил: — Думаю, вам и сейчас надо успокоиться.

— Да, благодарю вас, милорд. — Она опустила глаза и машинально разгладила юбки. — Должна признать, что вы совершенно правы. Каналетто — это как раз то, что мне сейчас нужно.

Отвернувшись от герцога, Елена какое-то время рассматривала другие картины, прежде чем подойти к той, что, несомненно, принадлежала кисти итальянского мастера. Картина была написана маслом и представляла вид гавани с лодками на причале возле набережной, а также несколькими виллами, обращенными фасадами к воде.

Наблюдая за Еленой, Мерион почти физически ощущал, как она успокаивалась. Заметив улыбку на ее лице, он тоже улыбнулся. «Но почему же Каналетто так действует на нее?» — спрашивал он себя. Ведь эта картина представляла скорее урбанистический пейзаж, в то время как та, что висела у нее в доме, изображала лесное озеро. Однако на обеих картинах была вода. «Что ж, если она так любит воду, то надо пригласить ее в мой дом в Ричмонде», — решил герцог. Да, наверное, следовало пригласить ее в Ричмонд — ведь и ему там всегда очень нравилось.

Медленно приблизившись к ней, он тихо спросил:

— Синьора, скажите, что именно вам нравится в этой картине?

Она мельком взглянула на него и ответила:

— Он замечательно изображает небо. Мне кажется, я способна заблудиться в этих изумительных облаках.

Мерион принялся разглядывать белые облака, разбросанные по всему небу. Елена же тем временем продолжала:

— А теперь посмотрите, сколько людей на его картинах, сначала вы видите только реку и лодки… Но потом, присмотревшись, замечаете, что везде — люди. Они и на мачтах, и на берегу, а на заднем плане видно даже женщину на балконе. — Елена указала на крошечную фигурку, которая, судя по всему, кого-то приветствовала взмахом руки. — Когда мне плохо, я представляю, что вдруг оказалась в таком вот мирке, как этот, — и сразу же забываю обо всех своих неприятностях. Иногда же я думаю о том, что у всех этих людей есть свои горести и печали, о которых мне ничего не известно. И это исцеляет меня от эгоизма.

Мерион попытался представить то, о чем говорила Елена, и тут же почувствовал, что у него ничего не выходит.

— Но это еще не все… — Она отошла от него и принялась медленно расхаживать по комнате. — Видите ли, когда я успокаиваюсь, я могу тщательно обдумать ситуацию, расстроившую меня. И это помогает мне принять правильное решение.

— Прямо-таки волшебство… — пробормотал герцог с улыбкой.

— Я не считаю, что это волшебство. — Она бросила на него взгляд через плечо. — Просто у каждого свой способ расслабляться, чтобы думать яснее.

Герцог кивнул и снова улыбнулся:

— В ваших словах есть смысл, синьора. Мой брат Дэвид, например, очень любит бокс, и он утверждает, что встречи на ринге его успокаивают. А вот меня почти всегда успокаивает фехтование.

Тут Елена наконец остановилась и, пристально посмотрев на собеседника, тихо сказала:

— Я должна поблагодарить вас, милорд. Вы избавили меня от очень неприятного разговора. Но для чего вы это сделали? Хотите, чтобы я о вас хорошо думала?

— Да, возможно, — согласился Мерион. Усмехнувшись, он добавил: — Следовательно, я сделал это из эгоистических соображений. Ведь если вы действительно обо мне хорошего мнения, то в таком случае не станете возражать, если я сейчас подойду к вам поближе. Ведь не станете?

— Нет, не возражаю… — Она едва заметно улыбнулась. Заглянув в его глаза, Елена почувствовала, что краснеет, а такого с ней давно не случалось. Однако не было ни малейших сомнений — он собирался ее поцеловать.

Приблизившись к ней почти вплотную, Мерион тихо проговорил:

— Я захотел этого гораздо раньше, чем мне казалось, но со вчерашнего вечера это приняло характер наваждения. — Он склонился к ней очень медленно, давая ей возможность отступить и сказать «нет». Потом прошептал: — Может, это и неправильно, но я не в силах сдержаться.

Однако Елена не отступила — напротив, сделала шаг к нему и закрыла глаза. В следующее мгновение его губы коснулись ее губ, и даже это прикосновение показалось ей совершенно… британским — прохладным и уверенным, а страсть в его поцелуе лишь угадывалась, ибо он тщательно ее скрывал. Но все же она почувствовала его страсть и крепко прижалась к нему всем телом, объятая желанием. В эти мгновения она отчаянно желала этого мужчину, и желание ее все усиливалось…

Внезапно Мерион прервал поцелуй, однако не разомкнул объятий. Напротив, он еще крепче прижал ее к груди и прошептал ей в ухо:

— Елена, я должен спросить вас кое о чем. — Чуть отстранившись, он заглянул ей в глаза. — Я хочу спросить вас о Бендасе… Ведь он намеренно провоцировал вас?

Елена тут же вздрогнула, и Мерион увидел в ее глазах смущение и замешательство. Тихо вздохнув, она высвободилась из его объятий и отступила на шаг.

— Так в чем же дело? — допытывался Мерион. — Видите ли, я прекрасно знаю, что с ним очень трудно общаться, однако мне ни разу не приходилось видеть, чтобы он так грубо обходился с дамой. Скажите, почему он решил вступить с вами в конфликт?

— Мне бы тоже хотелось это знать. — Елена отвела глаза, и Мерион понял, что она не желает отвечать на вопрос. — Однако мне очень хотелось бы узнать, почему вы спасли меня.

Герцог поднес к губам ее руку, потом сказал:

— Я отвечу на ваш вопрос, если вы ответите на мой. Ведь должны же вы хотя бы догадываться, почему Бендас решил обойтись с вами подобным образом.

Она высвободила руку и, отступив еще на шаг, проговорила:

— Нас с герцогом Бендасом кое-что связывает, но я не хотела бы об этом говорить.

— Но почему? — Мерион взглянул на нее с удивлением.

Она долго медлила с ответом. Наконец заявила:

— Этого я вам не могу сказать.

«Неужели Елена — его незаконнорожденная дочь, — промелькнуло у Мериона. — Или же она… Нет-нет, не может быть!» Жена Бендаса была итальянкой, и до войны они там бывали много раз. Но это происходило слишком давно, и, следовательно, синьора Верано никак не могла быть любовницей герцога Бендаса. Да-да, она его незаконнорожденная дочь. Но если так, то тогда… О Боже милосердный!

Стараясь не выдать своего волнения. Мерион с поклоном проговорил:

— Благодарю вас за откровенность, синьора.

— Я всегда стараюсь быть откровенной, милорд. А теперь скажите, почему вы меня спасли?