— Если бы вы и в самом деле сожалели, ваша светлость, вы бы отправили мне письмо с извинениями, выждали день-другой, а уж потом пригласили бы меня кататься. А это ваше извинение является, как мне кажется, следствием необходимости, поэтому оно мало что значит.
— Синьора, вы совершенно меня не поняли! Поверьте, я вовсе не собирался вас оскорбить. И мои сожаления — вполне искренние. — Герцог в волнении прошелся по комнате. — Видите ли, все дело в том… — Он в смущении откашлялся. — Вчера вечером, после того, как мы потанцевали с вами, я понял, что очень хочу увидеть вас снова — и как можно скорее. — Елена молчала, и он, собравшись с духом, добавил: — Синьора, влечение — слишком слабое слово, чтобы выразить то, что я испытываю к вам.
— О, благодарю вас, сэр… — Она скрестила на груди руки и улыбнулась. — Что ж, буду с вами откровенной… Поверьте, мне очень хочется узнать вас получше. И я с нетерпением буду ждать нашей встречи, ваша светлость. А сейчас у меня урок музыки, и я не хочу заставлять ждать синьора Понто. Так что простите меня, пожалуйста.
— Да-да, конечно. — Герцог снова поклонился. Елена проводила его до двери и помахала ему из окна, когда его карета уже отъезжала от дома.
По пути к Пенн-Хаусу Мерион вспомнил рассуждения Гаррета.
— Разум и чувство слишком часто конфликтуют между собой, — любил говорить зять. — И это обстоятельство ужасно тяготит мужчин.
— Что ж, пожалуй, Майкл прав, — пробормотал герцог. И как же так случилось, что после столь покладистой женщины, как Ровена, он теперь находил привлекательной такую непредсказуемую женщину, как Елена?
К тому же синьора Верано обожала спорить. И он никак не мог решить, прибавляет ли это ей очарования или нет.
Мерион уже не раз замечал, что любое воспоминание о Елене Верано тотчас же отвлекает его от всего остального. Вот и сейчас, сидя в палате лордов, он то и дело вспоминал об этой женщине. А ведь именно сегодня предстояло закончить обсуждение этого проклятого билля…
Окинув взглядом зал, Мерион заметил, что лорд Гилберт, выступавший от имени тори, уже поднялся со своего места. Когда же он заговорил, сразу стало очевидно, что его обычный громоподобный стиль немного смягчился, хотя на некоторых аспектах отстаиваемой им точки зрения он останавливался не менее семи раз.
— Величие Англии основано на йоменах [8], — говорил лорд Гилберт, — и так будет всегда, поверьте, земля производит все, в чем нуждается английская семья, а город это разрушает. Да-да, разрушает, ибо именно земля родит. Она, как мать, вскармливает детей своим молоком. Город — это логово всевозможных пороков и искушений, и он может представлять угрозу для всех, в том числе для малоимущих и ни в чем не повинных.
Лорд Гилберт сделал паузу, и группа тори приветствовала оратора бурными аплодисментами.
— И конечно же, мы должны заботиться о семье, — продолжал Гилберт, — ибо семья — фундамент нашего величия.
Мерион бросил взгляд на Кайла, чтобы увидеть его реакцию, и прочел отвращение на лице убежденного вига. Герцог считал Кайла своим другом еще с тех времен, когда оба учились в Оксфорде, и сейчас, дождавшись окончания речи, они вместе вышли на улицу. Шел дождь, но лорд Кайл не обращал на него внимания, как не обратил внимания и на зонт, с которым встретил Мериона его грум.
— Лин, чем собираешься заняться? — спросил он. Герцог не ответил, и Кайл, нахмурившись, проворчал: — Черт возьми, ты же видишь, что они пытаются сделать?
— Да, разумеется, — кивнул Мерион. — И меня это вполне устраивает.
— Устраивает?! — возмутился Кайл, казалось, он вот-вот лопнет от злости.
— Да, устраивает. Потому что слова о том, что семья — основа благополучия Англии, не идут вразрез с мыслью о том, что мы должны заботиться о семьях, потерявших кормильцев.
— Но что же ты сейчас собираешься делать? — снова спросил Кайл.
— Сейчас?.. — Герцог улыбнулся. — Собираюсь посетить какую-нибудь пьесу Джорджа. Гаррет очень советовал это сделать. — Кайл еще больше помрачнел, и Мерион поспешно добавил: — Что же касается парламента, то не беспокойся. Я непременно выступлю, когда сочту нужным.
— А я тогда сейчас… — Лорд Кайл вздохнул. — Я собираюсь найти какой-нибудь притон и проиграть там как можно больше денег. Может, встретимся завтра в полдень у Анджело?
Мерион с улыбкой кивнул:
— Хорошо, договорились. Значит, завтра у Анджело. — Шагнув к своей карете, герцог добавил: — И запомни, приятель, бурно проведенная ночь не может являться основанием для отсутствия в парламенте.
Алан Уилсон, ожидавший хозяина возле кареты, открыл дверцу, и Мерион, забравшись внутрь, распорядился:
— Садись рядом со мной, Алан.
Мальчик тут же повиновался.
— Моя мать благодарит вас за заботу обо мне, сэр, — сказал он, усевшись.
— Неужели? — Герцог усмехнулся. — Полагаю, ты лжешь, мистер Уилсон. Думаю, она позволила тебе пойти ко мне в услужение только потому, что ты принес ей деньги и обещал еще. Не так ли?
Мальчик вздохнул и молча кивнул. Герцог же рассмеялся и спросил:
— Теперь ты понял, что твоя мать не единственный человек, способный отличить правду от лжи? — Мальчик снова кивнул, и Мерион, внимательно посмотрев на него, проговорил: — А теперь расскажи, что тебе удалось узнать, когда ты затесался в толпу.
— Совсем немного. — Алан откашлялся и утер рукавом нос. — Кое-кто в той толпе говорил о том, что «мы нуждаемся в переменах». Именно так они и говорили, только не могли прийти к согласию насчет того, какими должны быть эти перемены. Многие начали кричать, что болтовня ни к чему не приведет.
«А вот в парламенте считают иначе», — с усмешкой подумал Мерион.
— В самом центре толпы были самые разные люди, даже женщины и дети, — продолжал Алан. — И мне показалось, что очень многие из них просто отлынивали от работы и искали забавы.
— Верное замечание, мистер Уилсон. — Герцог снова усмехнулся.
— А по краям толпы скорее всего находились те, кто бросал петарды. Они явно напрашивались на неприятности, а также не побрезговали бы и тем, чтобы раздобыть деньжат, залезая в чужие карманы.
— А ты не увидел там знакомые лица? — спросил Мерион.
— Да, видел нескольких знакомых. Они хотели, чтобы я присоединился к ним, а я им сказал, что у меня есть постоянная работа при лошадях. Но не сказал, что работаю именно на вас, ваша светлость. И никогда не скажу.
«Это покажет время», — подумал Мерион. Однако ему очень хотелось верить в искренность мальчика.
Толпы на улицах Блумсбери едва ли могли представлять угрозу для Елены Верано и ее дома. Хотя, конечно, следовало разузнать, чьи интересы представляли эти люди. Вот только как это узнать? Если самому поговорить с ними, то он скорее всего ничего не узнает. Такой разговор к тому же ничего бы не изменил, а возможно, даже повредил бы. Пожалуй, он мог бы отправить синьоре Верано записку с предостережением, но в устах лорда Уильяма подобное предостережение прозвучало бы для нее более убедительно. Да-да, ужасно неприятно было это признавать, — но Елена охотнее бы послушала лорда Уильяма, а не его, Мериона. А ее безопасность значила для него гораздо больше, чем собственное тщеславие.
Поговорив с хозяином театра — тот обещал предоставить ему ложу, — Мерион решил пообедать. За обедом же, не теряя времени, читал письмо от брата, сообщавшего некоторые сведения о герцоге Бендасе. Выяснилось, например, что в слухах о его попытке обменять своего внука на более здорового ребенка, не было ни крупицы правды. И оказалось, что он действительно уволил горничную только за то, что та произвела однажды утром слишком много шума, войдя в его спальню. Однако многие представители светского общества отнеслись бы к этому его поступку с пониманием и сочувствием. Не являлась правдивой и история о том, что он якобы забил до смерти мальчика-грума, когда тот слишком медлил исполнить его приказ привести лошадь. Но правдой оказалось то, что герцог приказал кучеру ехать дальше, хотя его карета сбила человека, случайно оказавшегося у него на дороге.