Рабле любит мир, и в его произведении любовь к вещам и любовь к словам идут рука об руку. Изобилие предметов и новых, сочиненных им слов обрушивается на читателя со страниц романа. Но здесь также присутствует легкий мистический подтекст, заметный каждому, кто захочет его найти. Рабле был мистиком, но не в потустороннем стиле Средневековья.

Трубадуры писали о безумствах любви; некоторые из них называли себя дураками и сумасшедшими. Но при этом имелось в виду, что им удалось отыскать новые пути в духовные миры, а по возвращении они увидели жизнь перевернутой вверх дном и вывернутой наизнанку.

Таким образом, для трубадуров повседневная реальность выглядела совсем иначе, и теперь Рабле применил это новое видение в прозе, создав подрывной юмористический стиль, который впоследствии станет характерным для таких писателей, как Джонатан Свифт, Вольтер, Льюис Кэрролл и Андре Бретон. Рабле обнаружил, что не только может путешествовать по духовным мирам с новообретен-ной свободой, но по возвращении в материальный мир уже не способен серьезно воспринимать предположения и убеждения других людей на этот счет, как и их мораль.

_{Юмор посвященных, представленный на удивительно мрачном портрете Дурака кисти Якоба Йорданса. Как и другие фламандские живописцы Рубенс и Рембрандт, Йордане глубоко интересовался Каббалой. Дурацкий колпак имитирует букву еврейского алфавита «шин», которая, если подставить ее в Тетраграматон. или священное имя Бога, дает сочетание YHSLVH, или Иисус. Кроме того, его трехконечная форма символизирует три тела человека — животное, растительное и минеральное}

Герои его романа основывают Телемское аббатстве), устав которого состоит из одного правила: «Делай, что хочешь». Здесь Рабле изображает общину посвященных, чье сознание преобразилось так сильно, что они уже находятся за пределами добра и зла.

В заключительной части романа «Гаргантюа и Пантагрюэль» наши герои после долгих странствий по морям, где они видят множество чудес, сражаются с людьми-кота-ми, армиями колбас и гигантами, пожирающими ветряные мельницы, наконец, попадают на таинственный остров. Как пояснил алхимик XX века Фулканелли, под этим прибытием Рабле имел в виду, что его герои входят в «Матрицу».

Их приводят в зал для посвящений, расположенный в подземном храме. Истории о спуске под землю всегда должны нас настораживать, поскольку здесь может идти речь об оккультной физиологии. Подземное путешествие — это путешествие внутри человеческого тела.

В центральной и самой глубокой части храма стоит священный фонтан жизни. Фулканелли указал на то, что Рабле позволил выйти на поверхность своим эзотерическим, алхимическим интересам в описании этого фонтана с его семью колоннами, посвященными семи планетам. Каждому планетарному богу сопутствует соответствующий ему драгоценный камень, металл и алхимический символ. Так, например, над одной из колонн нависает фигура Сатурна с косой и журавлем у ног. Наиболее красноречиво описан Меркурий, о котором сказано, что он «застывший, твердый и податливый» — описание, соответствующее процессу частичного затвердевания в алхимической трансмутации.

Жидкость, которая текла из фонтана и которую пили наши паломники — теперь становится ясно, что мы можем называть их так, — была не что иное, как вино. «Питие есть отличительный признак человеческого рода, — пишет Рабле. — Я имею в виду питие холодного, изысканного вина, ибо вы должны знать, мои дорогие, что вино нас обожествляет, поскольку оно обладает силой наполнять дух истиной, ученостью и философией». В оккультной восточной физиологии вино порой используется как символ активных веществ, вырабатываемых мозгом в экстатических состояниях. В XX веке индийские ученые даже выдвинули предположение, что «вино» из ведических текстов — это то, что мы сейчас называем диметилтриптамином, или энзимом, вырабатываемым в мозжечке, о котором уже упоминалось в связи с шаманизмом. Свами Йогананда тоже говорил о нейрофизиологическом активном веществе, которое он называл «благодатная амрита», — пульсирующий нектар бессмертия, приносящий с собой моменты просветленного сознания и позволяющий нам напрямую воспринимать великие идеи, сплетающие воедино материальный мир.

«О, Господи, — писал суфийский мастер Абдаллах Ансари, — одурмань меня вином твоей любви!»

В 1492 году, когда Христофор Колумб достиг устья Ориноко, он решил, что нашел Гифон — одну из четырех рек, вытекающих из Эдема. Он написал домой: «Есть серьезные признаки, указывающие на близость земного Рая, поскольку его математическое положение совпадает с мнением святых и ученых теологов, и все остальные мудрецы соглашаются с тем, что такое возможно».

Стремление узнать все об окружающем мире, которое впоследствии станет движущей силой научной революции, заставляло людей отправляться в исследовательские экспедиции. Никогда еще увлеченность материальным миром не была такой сильной.

Надежды открыть Новый Свет были неразрывно связаны с ожиданиями наступления нового Золотого века, но найденное золото имело вполне земной характер.

Множество выводов было сделано из связей Колумба с тамплиерами. Он был женат на дочери бывшего великого магистра рыцарей Христа, португальского ордена, появившегося после того, как тамплиеры были загнаны в подполье. То обстоятельство, что Колумб управлял судами, паруса которых украшал характерный красный крест тамплиеров с расширяющимися к краям лучами, было отмечено как многозначительный знак. Но на самом деле рыцари Христа не стремились к такому же независимому общению с духовными мирами, которое в случае с тамплиерами побудило папский престол пойти на крайние меры. Как это было и с другими более поздними тайными орденами, такими как Мальтийский орден, Рим в данном случае перенял притягательную таинственность тамплиеров и использовал ее в собственных целях.

Королева Изабелла и ее муж Фердинанд недавно сумели отвоевать Гранаду, вернув Испанию Церкви, и в своих письмах к королеве Колумб выражал надежду на то, что ему удастся найти «бочку золота», чтобы профинансировать возвращение Иерусалима. Колумб не знал, что это золото потребуется для финансирования войны против врага, находящегося ближе к дому и быстро набирающего силу, — врага, которого со значительно большим основанием можно было считать духовным наследником тамплиеров.

Сервантес и Шекспир были современниками, причем сроки их жизни почти совпадают.

Дон Кихот, престарелый рыцарь, который сражается с ветряными мельницами, принимая их за гигантов, и видит в коренастой, пропахшей чесноком крестьянке героиню рыцарского романа — прекрасную даму по имени Дульсинея, — сначала может показаться персонажем дешевого комедийного представления. Но по мере развития истории ее тон меняется, и читатель начинает чувствовать, что в произведении Сервантеса есть какая-то странная магия.

На одном уровне Дон Кихот пытается настаивать на уходящих рыцарских идеалах Средневековья. На другом уровне он переживает «второе детство», возвращаясь к тому времени, когда воображаемое было для него значительно более реальным. Разумеется, дело здесь в том, что в эзотерической философии воображаемое в действительности более реально. Некоторые испанские ученые на основании проведенного ими подробного текстуального анализа утверждают, что «Дон Кихот» представляет собой аллегорический комментарий к каббалистической книге «Зоар» («Книга сияния»).

В одном из фрагментов истории Мерлин обманывает Дон Кихота и его незадачливого слугу Санчо Пансу, заставив их поверить в то, что прекрасная Дульсинея была заколдована и приобрела вид коренастой крестьянки. Она сможет вернуть свою красоту только после того, как Санчо Панса получит 3300 ударов плетей. Вскоре мы вернемся к рассмотрению значения числа тридцать три.