— Не говорите глупостей, Гас, — Джорджи небрежно махнула рукой. — Я уверена, что буду проводить время с огромным удовольствием. Я хочу развлекаться и буду развлекаться. Знаете, в жизни все зависит от нашего душевного настроя. Если мы настроены оптимистически, то получим много радости, ну, а если заранее ожидаем разочарований, тогда вряд ли будущее преподнесет нам что-либо хорошее. Я всегда стараюсь видеть лучшую сторону жизни и не обращать внимания на всякие мелкие неприятности.
Седж открыл было рот, собираясь заговорить, но Джорджи остановила его движением руки.
— О, Гас, нет никакой надобности благодарить меня за то, что я осталась с вами и взяла на себя заботу о вас, когда вы попали в беду! Любой другой человек на моем месте сделал бы то же самое. Это вполне естественно.
Она ошибалась, думая, что Седж испытывает к ней благодарность. Он вовсе не собирался благодарить Джорджи за заботу, у него бы язык не повернулся сказать «спасибо» этой дерзкой девчонке.
— Ну что ж, прощайте, Гас. — Джорджи поднялась с сиденья и, следуя импульсивному порыву, обняла Седжа за шею и коснулась губами его чисто выбритой щеки. — Надеюсь, ваша нога быстро придет в норму и перелом не оставит последствий. Впрочем, я уверена, что все будет в порядке. Доктор Хамильтон сказал, что последствий не останется, а он очень опытный врач.
С этими словами она распахнула дверцу. Уилкинс уже стоял наготове, протягивая ей руку, чтобы помочь сойти. В экипаже не было места для троих, и камердинер проделал этот отрезок пути на козлах рядом с кучером, но теперь собирался переместиться внутрь, чтобы быть поближе к своему хозяину.
Уилкинс взглянул с любопытством на юную рыжеволосую леди, задаваясь вопросом, кто она такая и насколько близкие отношения связывают ее с виконтом. Он еще никогда не видел Его Светлость с такой молодой девушкой, да и ее внешность не очень-то отвечала канонам красоты, которых его хозяин обычно придерживался в выборе партнерш.
Джорджи обернулась и помахала на прощание Седжу.
— Я снова «съем» вашего короля, Гас, если нам еще когда-нибудь доведется сыграть партию в шахматы! — со смехом прокричала она.
Седж выглянул в окошко и помахал ей в ответ. Ее шляпка сдвинулась набок, когда она обнимала его, и несколько огненно-рыжих прядей выбились из прически и падали ей на лицо. Это импульсивное объятие застало Седжа врасплох, он не ожидал от Джорджи подобного проявления нежности. Но еще больше его удивила собственная реакция. Сейчас, глядя, как она взбирается на козлы своего экипажа, он вдруг с тоской подумал об этом коротком миге, когда она прижала губы к его щеке, и ощутил какую-то странную пустоту в душе.
Их отношения были построены на контрастах, — размышлял Седж по пути в свое поместье. Сначала она осыпала его насмешками, привела в ярость, потом пришла на помощь, когда он попал в беду, и ухаживала за ним не хуже настоящей сиделки. Она все время была рядом, занимала его беседой, чтобы скрасить скуку вынужденного бездействия, однако при этом не упускала случая сказать ему очередную колкость. По логике вещей он должен был радоваться, что это глупое приключение подошло к концу и они расстались, но почему-то ему было грустно. Его мысли, помимо его воли, все время возвращались к Джорджи. Седж задавался вопросом, какое впечатление произведет на нее Лондон, приживется ли она в кругах высшего света? Он искренне надеялся, что все будет именно так, как она того ожидает.
Седж провел в своем поместье в Глочестершире шесть недель. Все это время он был один, если не считать многочисленной прислуги. Он решил не выезжать в свет и не принимать у себя гостей до тех пор, пока его нога не придет в норму и он не сможет обходиться без трости, однако не сдержал обещания, данного самому себе. В этот теплый апрельский день он ехал в Лондон в своем роскошном экипаже. Элегантная прогулочная трость из черного дерева лежала на сиденье рядом с ним.
Причиной этой поездки была Джорджана Картерет. Ему так и не удалось забыть ее, как он ни старался. Она постоянно присутствовала в его мыслях и, что было еще хуже, снилась ему чуть ли не каждую ночь. Пробуждаясь от этих снов, он всегда испытывал острую тоску, к которой примешивалось сильное физическое желание.
Когда Джорджи была рядом, он замечал малейшие недостатки ее внешности, однако во сне она представала перед ним как воплощение красоты и совершенства. Ее огненно-рыжие волосы, которые раньше казались ему такими вульгарными, превращались в роскошные локоны юной Венеры, ниспадающие пышным каскадом на ее обнаженные плечи и грудь. Волосы лишь отчасти прикрывали ее наготу, и от этого она выглядела еще более соблазнительной. В ее синих, как сапфиры, бездонных глазах больше не было насмешки, теперь в них крылась загадка, извечная тайна любви, а полные, красиво очерченные губы словно манили слиться с ними в поцелуе… Он страстно целовал ее мягкие, податливые губы, ласкал молочно-белую кожу, и ее гибкое молодое тело трепетало в его объятиях, источая тепло и нежность. Однако это были всего лишь сны. Почему они ему снятся, Седж понять не мог. Так же, как не мог понять, почему эта девчонка прочно поселилась в его мыслях. Иногда он злился на самого себя за то, что не может выбросить ее из головы. Нет, нет, он не испытывал никаких особых чувств к Джорджане Картерет, но она стала его наваждением. Она неотступно преследовала его наяву и во сне, ее звонкий, беззаботный смех, как колокольчик, звенел в его ушах, ее женственный облик пробуждал в нем целый рой беспокойных желаний…
«Наверное, при падении я повредил себе не только ногу, но и мозги», — с горькой усмешкой думал Седж. Никогда прежде с ним не случалось ничего подобного. У него было очень много женщин, но ни одной из них еще не удавалось полностью завладеть его мыслями. Женщины были в его понимании всего лишь партнершами для любовных утех. Сегодня он мог спать с одной, а завтра — с другой… Но Джорджана Картерет никогда не принадлежала ему, и все дело, быть может, было в этом. Ничто не гложет душу и тело так, как неутоленное желание. Оно возрастало в нем с каждым днем, и он ничего не мог с собой поделать. Нередко он терзался вопросами, что она сейчас делает, с кем общается, завелись ли у нее близкие друзья среди представителей мужского пола. В такие минуты он испытывал жгучую ревность. Джорджи имела дурную привычку завязывать знакомство с кем попало, и, вполне возможно, она уже успела попасть в какую-нибудь переделку и причинить вред себе самой. К его ревности примешивалась тревога, когда он думал, что какой-нибудь светский развратник, быть может, уже воспользовался наивностью Джорджи. А Джорджи была очень наивна. Наивна и неосмотрительна. Будь в ней хоть капля осторожности, она бы не стала жить под одной крышей с совершенно посторонним ей мужчиной.
Он все время вспоминал эти восемь дней, которые они провели вместе в коттедже Торпов. Они спали в одной комнате, хозяева и доктор считали их женатой парой. Джорджи и вела себя так, словно она приходилась ему женой. Она была в комнате, когда доктор раздевал его, то есть видела его нагим. Он был тогда без сознания, но это не меняло сути дела. Уже одним этим она скомпрометировала себя, а заодно и его.
Она назвала вымышленные имена, но где гарантии, что правда рано или поздно не всплывет на поверхность? В округе видели экипаж с фамильным гербом Седжемуров, люди могли сделать определенные выводы. Вполне возможно, что Торпы и их соседи уже догадались, что «мистер Мур» был вовсе не кузеном виконта, а виконтом Седжемуром собственной персоной. Сплетни путешествуют быстро, слух о произошедшем может дойти до кругов высшего света, и тогда в глазах общества он станет совратителем юной неопытной девушки. Репутация Джорджаны Картерет будет испорчена, его репутация тоже. Необходимо предотвратить скандал, прежде чем он разразится, но как?
Был один-единственный способ избежать грязных сплетен, и он состоял в том, чтобы жениться на Джорджи. Сейчас он ехал в Лондон, чтобы просить ее руки у ее бабушки — леди Картерет. Его личные чувства не имели к этому никакого отношения, он всего лишь выполнял долг чести.
