Напиток «Вигорад» по-прежнему существует. Они добавили в него травы, переработали концепт упаковки и представили свой продукт как «средство повышения выносливости» для престарелых мачо и любителей активного отдыха. Но я его пить не стану. Он слегка солоноват на вкус и чуть сладковат — наверное, такой же вкус у слез, если удастся собрать их целый кувшин.

— Какое занудство, — говорит Джулия, когда мы оставляем Джилетт позади и летим к Биллингсу, средоточию осей. — Есть интересные обороты в конце, но, не считая их, — скучно.

— По крайней мере, он когерентен?

— Я не знаю такого слова.

— Когерентность? Да это же основы основ, Джулия.

Раннее утро четверга, и пора нам расстаться. Пора вернуть машину в фирму проката, купить билеты, мне — устремиться в Небо, а Джулии — выйти замуж.

Первый отрезок пути — из Биллингса на восток, к Бозмэну, на турбовинтовом самолете класса «Бомбардье» — летающей жестянке, которая с трудом преодолевает непогоду в пути, приземляется криво и подскакивает на полосе, издавая такой звук, словно у нее недостает как минимум одного шасси. В такие минуты все пассажиры обмениваются выразительными взглядами: «Я вижу тебя впервые, незнакомец, но я тебя люблю, поэтому держись крепче, мы отправляемся в рай». Из аэропорта я звоню Алекс по мобильнику и слышу автоответчик, который играет тему из «Песни Брайана», но не содержит никакого обращения, — это наводит на мысли о тщеславии. Тонкая игра во власть — пусть позвонивший гадает, туда ли он попал. Я оставляю адрес отеля в Лас-Вегасе и кладу трубку, отчасти надеясь, что Алекс не появится, — в таком случае, мне предстоит иметь дело лишь с Пинтером, Артом Краском и Линдой, и можно будет прочистить мозги перед выступлением. Если Алекс все-таки возникнет, придется избавиться от Линды в каком-нибудь казино, хотя в этом есть свои плюсы: если бросить женщину в Вегасе — шансы, что она тебя вновь разыщет, ниже, чем если ставить на однозначные. Этот город — столица покинутых партнеров, и некоторые никогда более не возвращаются домой, как бывшая стюардесса «Дезерт эр», которая во время пересадки поставила три четвертака, выиграла девяносто тысяч и немедленно купила квартиру, машину и огромный аквариум с тропическими рыбками (он и остался единственным, что она не снесла в ломбард четыре месяца спустя). Она отдала рыбок в приют для морских животных. Такие учреждения действительно существуют; это одна из тех странных историй, которые делают Небо не только занятным, но и познавательным — и помогают всю жизнь выигрывать пьяные пари.

Рейс из Бозмэна в Солт-Лейк-Сити вылетает вовремя и закрепляет за мной надбавку в пятьсот миль, которая, надеюсь, не станет добычей Морса и хакеров. В своих странствиях я пару раз встречал «золотых жуков», на диво молодых, с упрятанными в ноги чемоданчиками; они считали необходимым исповедаться, как это делает большинство людей, которые по роду занятий роются в земле — серийные убийцы, торговцы оружием, переработчики ядовитых отходов, — а потом думают об этом днем и ночью. Впрочем, я начинаю постигать их склад ума. Однажды подует ледяной электронный ветер, и никакие резервные копии и дубликаты не спасут те цифры, которые мы считаем свои богатством. Бедняки, сохранившие полный комплект бумаг, будут скитаться по стране, размахивая грязными обрывками документов — возможно, они получат признание элиты, владеющей драгоценным металлом, а может быть, и нет. Я вряд ли переживу такой финал — да и не хотел бы. Мои мили исчезнут, а вместе с ними, подозреваю, воля к жизни и дух.

Чтобы сбить с толку наблюдателей, я заказываю чай с молоком — новый для меня напиток. Отныне, находясь в Небе, буду действовать бессистемно, дабы обесценить себя как объект исследований. У моего соседа — классические кеды и теплая куртка; агенты секретных служб думают, что такие вещи делают их неприметными, но они не хуже адмиральской формы бросаются в глаза любому, кто хотя бы отдаленно в курсе. Сосед читает книгу Дина Кунца — он задумчиво щурится, но, несомненно, это поддельное внимание, поскольку Кунц не способен вызвать подлинное.

— Летите домой? — наконец спрашивает он — чересчур небрежно.

Я киваю. И, по сути, не лгу. Может быть, вся карта маршрутов — мой дом.

— Аллен.

— Дирк.

— Редкое имя.

— Уникальное. Поклонников у него так и не нашлось.

Агент закрывает книгу, закладывая палец меж страниц, но не на том месте, где читал. Дилетант. Я спрашиваю, чем он занимается, и жду чего-нибудь особенного.

— Сувениры и реликвии. Памятные кольца, — отвечает он.

— Вы не из «Гестона»?

— Да — последний воин.

Похоже, он не врет, хоть и одет как шпик.

— Значит, вы знакомы с моим приятелем Дэнни Соренсоном.

— Так вы еще не слышали. Дэнни скончался.

С такими эвфемизмами у меня всегда проблема — проходит несколько секунд, прежде чем я осознаю, что речь о смерти.

— Я видел его вечером в воскресенье, — говорю я. — О господи.

— Он был в Денвере, в отеле. Когда в три часа дня он так и не выписался, дежурный зашел к нему и попытался разбудить, но не смог и ушел, не стал разбираться, просто оставил его еще на одну ночь. То есть просто оставил Дэнни там лежать. Вот вам наш гостиничный сервис.

— Его жена, бедняжка… У вас есть ее телефон?

— Дэнни был геем.

— Но он упоминал о жене.

— Разумеется, упоминал. У нас консервативная компания. А как вы познакомились?

— В самолете. Как и с вами.

— Случайное знакомство?

— Нет… не знаю… может быть. Он был стопроцентным геем?

Аллен кажется сбитым с толку. Он снова открывает книгу — самый исчерканный экземпляр, какой мне доводилось видеть.

— Простите, оговорился, — объясняю я. — Просто я страшно удивлен. Обычно я могу предвидеть такие вещи. Простите, это тоже звучит странно. Я слегка выбит из колеи. Мне очень нравился Дэнни.

— Почему? Внезапная близость?

Как будто этого мало. У людей, которые редко летают, невозможные представления. А что мы должны были делать — заняться любовью в проходе меж кресел? Или кормить друг друга орехами?

— Сомневаюсь, что для скорби нужно подыскивать оправдание, — говорю я. По ту сторону прохода есть свободные места.

— Да, он был стопроцентным геем, — отвечает Аллен. — В отличие от меня. Я — наполовину. По пятницам и субботам, только в крупных городах. Никакого анала. Только оральный секс. Не то что Дэнни. Он обычно требовал всю программу. Целиком.

Я пересаживаюсь.

Каждая крупная корпорация имеет свою фирменную услугу; в случае с гостиницами сети «Мариотт» это — помочь гостям исчезнуть. Неопределенная планировка, среднестатистический сервис, комнатная температура во всем. Ты исчезаешь, сливаешься с ковровым покрытием, на котором незаметны пятна, с картинами, которые успокаивают, даже если у тебя нестерпимо болит спина. И ты не скучаешь — вот в чем великое открытие «Мариотта». Невидимость — идеальный отдых. Не нужно более беспокоиться о своей роли, своем месте. Отдыхай, накрывшись волшебным плащом. Не беспокойся, мы всего лишь скрываем твое лицо. Оно не понадобится тебе, пока ты здесь, — вот квитанция на получение. Ничего страшного, если потеряешь.

И все-таки я удивлен, что Дуайт остановился здесь. Он из тех людей, которые всячески лелеют свой блестящий имидж. Я прихожу на ланч пятнадцатью минутами раньше, оставив вещи в «Компас клаб» в ожидании рейса в Лас-Вегас, сажусь в кресло, из котоporo видны лифты, просматриваю бесплатный экземпляр «ЮЭсЭй тудэй» и стараюсь не думать о той ночи, которую Дэнни провел в «Хомстеде», будучи трупом, — его мертвое тело продолжало потреблять блага, точно так же, как, говорят, у покойников растут ногти. Он умер при включенном телевизоре? Сколькими одеялами он был укрыт? Статья в газете написана так, что я могу думать о Дэнни, одновременно ухватывая суть читаемого. Это гениально и достойно «Мариотта». Сколько раз у Дэнни звонил телефон? Покойтесь с миром, сэр. Судя по всему, я был вашим лучшим другом.