Человек получает уйму вещей, когда поступает на работу, и искренне (но тщетно) надеется, что будет ими пользоваться.
Если бы накопление миль было моей главной задачей, я бы отправился в Солт-Лейк-Сити на взятом напрокат «вольво», зарабатывая по пятьсот бонусных очков за календарный день. Честно говоря, это и есть моя главная задача, особенно сегодня, в три часа дня, раз уж остальные семена покуда дремлют в почве. Дуайт тянет с «Гаражом», концепт «Зоны Пинтера» еще жив, но кажется мне чересчур неопределенным, «МифТек» витает где-то за стеной облаков, Алекс не позвонила насчет свидания в Вегасе, и я начинаю сожалеть о том, что мы условились. Если замерзшие, ватные ноги мне не лгут, то сомневаюсь, что я смогу восстановить кровообращение настолько, чтобы достойно завершить наш вечер в номере. Мой секретарь был прав, это очень одинокое место, даже с женщиной в перспективе. Музыкальный автомат играет песню Синатры. Шары щелкают. Ты говоришь подружке: «Отличный удар». Бурлит горячая ванна. А тем временем во всех направлениях, у тебя над головой, люди, с которыми ты встречался или мог бы встретиться (но этого не произойдет), занимаются своими вечерними делами, в которых ты не участвуешь и никогда не будешь участвовать. Потому что у тебя были сомнения, и ты их озвучил — а еще устал. И пальцы на ногах онемели.
Впрочем, сейчас, впервые за много лет — или даже за всю жизнь — я предпочел бы не лететь самолетом. Морс, ты слышал? Твой бычок увернулся от лассо. Он сидит за рулем машины. Пользуется общественной автострадой. И тем не менее продолжает зарабатывать баллы и вгонять тебя в долги при помощи «Маэстро». Не считая миль, которые я пожертвую на благотворительность в надежде на то, что какой-нибудь больной ребенок вырастет большим и пырнет тебя на улице ножом ради пары монет, остальные я просто приберегу. Чтоб ты и дальше был мне обязан.
Джулия тоже предпочитает ехать, а не лететь. Она проделала большую часть того же маршрута вчера, но в темноте, и теперь ей интересно, что именно она пропустила. Поездка займет около восьми часов, по подсчетам сестры, совсем как в старые времена, в папином «шевроле», с той разницей, что никто не будет морить нас голодом.
Кара угрожающе маячит вдали. На Нью-йоркской фондовой бирже прозвонили оба колокола, аэропорт О’Хэйр выпустил десяток рейсов в Азию, мемфисское отделение «Федерал экспресс» рассортировало миллион юридических отчетов и запоздалых подарков на день рожденья — но по-прежнему никакой весточки от старшей сестры. Несомненно, она сочла мой поступок непростительным. А для меня это мучительно. Чем дольше мы избегаем Кару, тем громче она говорит. Я слышу ее голос, когда машину заносит на гравии.
Чемодан, все еще закрытый, лежит в багажнике. Где-нибудь по пути можно разжиться отверткой. Новая версия — что это действительно мой чемодан, я забыл его несколько лет назад на борту самолета во время одного из тех мгновенных приступов амнезии, которые настигают меня после особенно интенсивных периодов работы в КСУ. Чемодан странствовал с тех пор параллельным курсом в багажных отделениях «Грейт Уэст». Не ожидаю особого катарсиса (кассета номер девять, «Язык литературы и искусства»), когда открою его. Скорее всего, там носки, трусы, рубашка и, возможно, несколько разрозненных страниц конспекта с семинара Сэнди Пинтера — того самого, где участники щеголяли в разноцветных шляпах, изображая собой Шесть когнитивных стилей. Их попросили пройти по танцевальному залу отеля, не касаясь ногами пола. Непростое задание для людей, не занимающихся акробатикой; было много разочарований и смущения, пока руководитель семинара не намекнул, что ноги отделены от пола подошвой ботинок — очевидный факт, который все мы прозевали. Подтверждение одного из принципов Сэнди Пинтера: лихорадочные попытки решить проблему — обыкновенно знак того, что никакой проблемы не существует.
А может быть, в портфеле лежит отслеживающее устройство Морса, и я могу спятить от радости, стоит мне отковырять «жучок» от подкладки. Найти «жучок» — как это, должно быть, восхитительно. Обрести физическое воплощение своих страхов. Держать в руке маленького злобного бесенка, слушать его гудение, жужжание или тиканье и понимать, что он работает, — а потом вдруг гаркнуть прямо в ухо врагу. Хотел бы я повидать человека, который такое проделал. Наверное, в результате он обрел несокрушимый дух. Я предложил бы ему стать корпоративным лектором.
Я пускаю Джулию за руль. Привык к тому, что меня везут. Мы едем на север, в сторону Шайенна, а там свернем на шоссе I-80 и перевалим через Большой Бассейн, по следам мормонских поселенцев. Говорят, можно еще увидеть колеи, выбитые колесами их фургонов и телег. Мы минуем детские могилки и то место, где Бригам [5]расстелил свой тюфяк. Я никогда не ездил этим путем, но летал здесь, и у меня исчерпывающее представление о маршруте и его опасностях. Запад некогда доставлял людям столько проблем, в первую очередь потому, что они были не в состоянии заглянуть по ту сторону гор, — но теперь нам это под силу, и все изменилось.
Возможно, это лучшая машина, которую Джулии доводилось водить, и она обращается с ней крайне уважительно. Обе руки на руле, прямая, точно у военного, осанка, максимум внимания к зеркалу заднего вида и к поворотникам. Она испугана. Товары мирового класса имеют способность угнетать, особенно тех, кто редко берет машины напрокат и полагает, что водить арендованный автомобиль противозаконно, как будто это мошенничество или, наоборот, редкая честь. Что касается меня — я обращаюсь с прокатными машинами сурово и без сожаления, прекрасно сознавая, что их стоимость уже окупилась десять раз и что в конце концов их продадут с большой выгодой. Впрочем, приятно наблюдать более мягкий, естественный подход. Да не умрет вовеки нежность. Это — своего рода отдохновение для всех нас.
— А что если свернуть вправо, а не влево, когда доберемся до Вайоминга? — спрашивает Джулия. — Поехать в Миннесоту? Я подумала — это же так просто. Свернуть, и все. Пусть остальные сами о себе позаботятся. Свадьба. Кейт. Он уже проложил провода для газонокосилки.
— Это чудовище, которое ты видела в офисе, заставило тебя призадуматься. Красные тележки и кукурузные поля — по-моему, неплохо.
— Теперь все по-другому. Мы пьем эспрессо. Хороший эспрессо. Мама на него просто подсела. Берт тоже.
— Душка в стесненных обстоятельствах. И на что это похоже? Он стал еще очаровательнее или начал бросаться на людей?
— Берт теперь — часть семьи. Вам нужно поближе познакомиться, Райан. Он знает много замечательных историй. Он прожил длинную интересную жизнь. Водил бронированный грузовик в Мэйсон-сити, прежде чем открыть питомник, а какой-то парень, тоже шофер, однажды накачал Берта наркотиками, связал, загнал грузовик в лес и попытался его ограбить, но, чтобы открыть фуру, ему был нужен ключ, и, когда он нагнулся, чтобы забрать его у Берта, тот откусил ему ухо. Все ужасы, которые показывают в кино, бывают на самом деле. Ты удивишься, но Берт многое повидал.
— Он добр с мамой, больше меня ничего не волнует. А историй я слышал предостаточно. В том числе и правдивых.
— Берт не врет. Он не стал бы ничего придумывать. Он рассказал, что однажды принес настоящую клятву на крови. Вскрыл небольшую вену на руке, набрал крови в ложку и выпил, а потом окровавленными губами произнес десять заповедей, глядя в зеркало.
— Оригинальная история.
— Потому что он соврал одному парню, а тот на следующий день случайно из-за этого погиб. Таким образом Берт примирился с Богом. Вот что он за человек.
— Сумасшедший фанатик?
— Нет. Просто любит давать обещания. И самое удивительное — он их держит. Он поклялся, что не будет есть сладкое — я сама слышала, — и с тех пор никто не видел, чтобы Берт хотя бы клал сахар в кофе. Как будто все сладкое исчезло и больше для него не существует. Он укрепляет свой дух.
— Хватит с меня черной магии. Как там мама?
