– Успокойтесь… Я сейчас же туда отправлюсь… Можете мне поверить, я очень жалею о том, что до сих пор этого не сделал. В глубине души я весьма вам признателен. Не будь вы так… нескромны, я бы, может быть, и сейчас бы еще колебался… Теперь, исключительно благодаря вам, я знаю, в чем состоит мой долг. Не пройдет и двух месяцев, как мы поженимся. Но поскольку из-за слов, которые вы только что произнесли, моей невесте и впрямь не подобает ни минуты оставаться в доме, где ее так оскорбляют, я увезу ее с собой и доверю заботам тех людей, которых сочту достойными этого. Идите, собирайте ваши вещи, моя дорогая, – сказал он, обращаясь к обескураженной всем происходящим Софии. – Ее императорское высочество любезно соглашается разрешить вам оставить этот дом.

В тот же вечер София Хоткова уехала из поместья эрцгерцогини Изабеллы в автомобиле Франца-Фердинанда. Разумеется, не могло быть и речи о том, чтобы поселить ее в Бельведере. Она обосновалась в доме у старинной подруги своей матери. София была очень счастлива: Франц-Фердинанд предоставил ей неопровержимые доказательства своей любви. Но она была и очень взволнована, совершенно не представляя себе, что ее ждет в ближайшие дни. Она была абсолютно уверена, что император никогда не согласится на их брак с эрцгерцогом, рассматривая его как мезальянс. Но – кто знает? – может быть, трагическая тень Майерлинга, постоянно тревожившая старого государя, заставит его быть более снисходительным? Кто знает… Кто знает…

Эта последняя мысль только доказывала, насколько наивна бедняжка София и насколько плохо ей известен характер Франца-Иосифа.

Зато эрцгерцогине Изабелле он был очень хорошо знаком. Она совершенно верно предсказала ход событий. Назавтра же после тягостной сцены на теннисном корте произошла другая, ничуть не более приятная. Ее участниками стали дядя и племянник, местом действия – кабинет императора в Гофбурге. Они столкнулись не на шутку. Стоя навытяжку перед старым государем, Франц-Фердинанд переживал, наверное, самую грозную бурю за все время своего существования. Эти два человека никогда особенно не любили друг друга. Между ними никогда не намечалось даже простой симпатии. Император ненавидел своего наследника. Его терзала хуже всякой пытки мысль о том, что придется оставить ему Империю. Но раз уж судьба так распорядилась, он ожидал, что Франц-Фердинанд без малейшего сопротивления станет выполнять все условия, которых требует от него роль наследного принца. А тот считал своего дядю надменным, ожесточенным, безжалостным человеком и совершенно не собирался идти на уступки.

– Никогда, ты слышишь меня – никогда я не дам тебе разрешения на женитьбу на этой девушке! И я не только не разрешаю тебе на ней жениться, я запрещаю тебе это делать!

– Почему? В чем вы можете ее упрекнуть? Она принадлежит к знатному чешскому роду!

– Не спорю. Но этого мало, чтобы надеяться взойти на императорский трон. А ты – мой наследник!

– Я не хотел им быть и не хочу им оставаться! Почему я должен отказываться от счастья ради короны, которая мне никогда была не нужна? Лучше я откажусь от этой почетной роли и передам свои права брату! Вы меня никогда не любили. Вы не можете так уж дорожить мною в качестве наследника.

Лицо императора побагровело от гнева.

– Твоему брату? Подумать только: Отто-Франц на троне! Этот мерзкий тип, этот прожигатель жизни, гуляка, о похождениях которого не устает рассказывать скандальная хроника! Никогда! Да, это правда, я не люблю тебя. Но тебя мне, по крайней мере, не в чем было упрекнуть: твое поведение, твоя личная жизнь не вызывали никаких нареканий. Ты умеешь держаться соответственно своему рангу. А люблю я тебя или нет, это уже неважно!

Францу-Фердинанду очень захотелось напомнить дяде, что личная жизнь его собственного сына, несчастного Рудольфа, вряд ли могла бы кому-то послужить примером. Но он сдержал свой порыв, смутно ощущая, что эта сцена напоминает старому императору другую, ту, которая закончилась ружейными выстрелами на рассвете зимнего дня… Однажды Франц-Иосиф уже видел вытянувшегося вот так же перед ним по стойке «смирно» мужчину своей крови, носившего почти такой же мундир, человека, который отстаивал свое право жить и любить, как дозволено всякому простому смертному. Между дядей и племянником носился призрак Рудольфа. Он приводил в отчаяние старика и придавал молодому эрцгерцогу сил к сопротивлению.

– Я никогда не откажусь от графини Хотковой, – спокойно сказал он. – Я хочу жениться на ней и сделаю это. Если вы откажетесь признать наш брак, он станет тайным, но он будет заключен! Я слишком долго искал именно такую женщину, чтобы согласиться потерять ее, когда судьба подарила мне счастье встречи. Если вы категорически запрещаете мне жениться на графине, знайте, что я не женюсь никогда. Моей женой может стать только она. Или – никто…

Франц-Иосиф бросил на племянника испепеляющий взгляд из-под седых бровей.

– Скажи лучше, что ты ждешь не дождешься моей смерти, чтобы сделать из этой девицы императрицу! Но я знаю, как помешать тебе это сделать. Ты не женишься на ней ни при моей жизни, ни когда я умру!

– В таком случае мне остается одно – бегство. Я уеду из Австрии, я откажусь от своего имени, от своих титулов… Как сделал мой кузен Иоганн-Сальвадор… Но я ни при каких условиях не откажусь от Софии!

– Это твое последнее слово?

– Последнее, сир! Извольте меня простить.

– Ты отлично знаешь, что я никогда тебя не прощу. А теперь – уходи! Попозже я дам тебе знать, что решил… Можешь убираться!.. Но знай все-таки, что у тебя есть еще немного времени на раздумья. Я же не запрещаю тебе сохранить для себя мадемуазель Хоткову в качестве любовницы… Я даже могу позаботиться о ее будущем…

– Достаточно, сир! Я уже имел честь сообщить вашему величеству, что это мое последнее слово!

Франц-Фердинанд еще больше вытянулся, отсалютовал по-военному, повернулся кругом и направился к двери. То же приветствие, та же чисто официальная манера держаться, как когда-то у Рудольфа… Нет, нельзя позволить жестоким воспоминаниям помешать императору исполнить свой долг перед империей!.. Франц-Иосиф, следуя давней привычке, сцепил руки за спиной, вышел из комнаты и в соседней приблизился к окну. Оттуда ничего не видящим взглядом он смотрел на то, как происходила смена караула в огромном дворе Гофбурга… Наверное, никогда в жизни он не чувствовал себя таким одиноким, как в эту минуту… Тени мертвецов толпились вокруг него, и их было куда больше, чем живых… Его сын, тоже мятежник… Его жена, его красавица Сисси, которую он всегда любил до умопомрачения и которую какой-то негодяй убил два года назад на берегах озера Леман… Его брат Максимилиан, недолговечный император Мексики, застреленный в Куеретаро людьми индейца Хуареса… И его жена, Шарлотта Бельгийская, которая сошла с ума после всего с ним случившегося… И его невестка Софи, герцогиня Алансонская, сгоревшая живьем во время пожара на благотворительном базаре… А сколько других!.. Казалось, его род намерен закончить свое существование в море крови, а он сам чувствует себя таким старым, таким усталым… Но ведь необходимо, чтобы империя жила, чтобы Австрия осталась Австрией… и чтобы Франц-Фердинанд понял, хочет он этого или не хочет, в чем состоит его долг!..

Пока Франц-Фердинанд переживал у императора Франца-Иосифа эту чудовищную сцену, София Хоткова, нашедшая прибежище у подруги своей матери, принимала странного гостя. Посещение скорее стесняло ее, чем вдохновляло. К графине явился с визитом кардинал, архиепископ Вены. Он пришел по просьбе императора, чтобы, соблюдая интересы государства, попытаться уговорить Софию отказаться от намерения выйти замуж за Франца-Фердинанда.

Довольно долго он рисовал перед молодой женщиной страшную картину, перечисляя многочисленные неприятности, которые грозят как империи в целом, так и ей самой, если она станет упорствовать.

– Принцы крови вообще подчиняются особым законам, графиня, а в особенности те из них, кому предстоит однажды принять императорскую корону. Они не имеют права распоряжаться собственной жизнью, не имеют права подчиняться порывам своего сердца, потому что это сердце, как и весь этот человек в целом, прежде всего принадлежит государству!