Меня соединили с девушкой, ведающей членскими списками. Чтобы расположить ее к себе, я пообещал, что упомяну в статье об их профсоюзе, а потом продиктовал ей имена музыкантов и кто на чем играл.

Я ждал минут десять, пока она перебирала свои бумаги. Итак, из пятнадцати человек четверо умерли, а еще шестеро больше не значились в списках. Девушка дала мне адреса и телефоны оставшейся пятерки. Диффендорф, тромбонист, ныне играющий у Велка, живет в Голливуде. Сам Паук тоже обосновался в тех краях. Остальные трое в Нью-Йорке. Был еще саксофонист Вернон Хайд (корреспонденцию направлять на адрес студии «Эн-би-си»), затем Бен Хогарт – трубач, проживает на Лексингтон-авеню и еще Карл Валински из Бруклина. Этот играет на тромбоне.

Я от души поблагодарил девушку и тут же попробовал связаться с Хайдом, Хогартом и Валински, но мне не повезло. Тромбониста и трубача не оказалось дома, а в «Эн-би-си» мне удалось только оставить телефонистке мой домашний номер.

Я понемногу начинал чувствовать себя новичком на охоте. Таких несчастных ставят всегда в самый дальний, самый неинтересный овраг, и они сидят там день-деньской, тщетно ожидая своего часа. Один шанс на миллион, что кто-то из бывших товарищей видел Джонни после того, как тот вышел из больницы. И, что самое обидное, больше ни одной зацепки.

Я вернулся в бар, съел свой бургер и пожевал вялой картошки.

– Жить хорошо! – возгласил Кенни, бренча льдом в опустевшем стакане.

– Не то слово, – отозвался я.

– А ведь некоторым работать приходится.

Я сгреб сдачу со стойки.

– Ты уж прости, Кенни, но я тоже пойду поработаю. А то есть будет нечего.

– Ты что, уже пошел?

– Посидел бы еще, да не могу. Оставляю тебя в объятиях зеленого змия, Кенни.

– Да ты скоро с хронометром ходить будешь. Ладно, захочешь еще что узнать – где найти меня, знаешь.

– Спасибо. – Я принялся натягивать пальто. – Кстати, не знаешь такого Эдварда Келли?

Кенни наморщил лоб.

– В Канзас-Сити был Хорас Келли. Помнишь, Красавчик Флойд перестрелял полицейских на вокзале? Вот в те же годы примерно. Он еще на рояле играл в «Рено», перекресток Двенадцатой и Черри. Тотализатором баловался. А это что, родственник его?

– Надеюсь, что нет. Ну давай, еще увидимся.

– Как же, увидишь тебя, – хмыкнул Кенни.

Я решил поберечь ботинки, проехал в метро одну остановку до Таймс-сквер и попал в контору как раз вовремя, чтобы на ползвонке подхватить телефонную трубку. Звонил Вернон Хайд, саксофонист из оркестра Симпсона.

– Как хорошо, что вы позвонили, – обрадовался я и повторил легенду про журнал «Лук».

Поскольку у мистера Хайда не оказалось ни вопросов, ни возражений, я предложил ему встретиться где-нибудь в баре, когда ему будет удобно.

– Я сейчас в студии, – сказал он. – Через двадцать минут репетиция, так что до полчетвертого я занят.

– А потом? Если сможете выкроить полчаса, может быть, встретимся? Вы на какой улице?

– На Сорок пятой. Театр Хадсона.

– Ясно. Там рядом «Орешник». Может быть, тогда в «Орешнике» без четверти пять?

– Идет. Я с саксом буду, так что ты меня узнаешь.

– …А кто это – Сакс?

– Не кто, а что! Сакс – это са-ксо-фон. Инструмент такой. Ясно?

– Ясно.

На этом мы распрощались. Я выбрался из пальто, сел за стол и принялся разглядывать фотографии и вырезки, которые носил с собой в конверте. Я разложил их, как экспонаты на стенде, и любовался физиономией Джонни Фаворита, пока меня не начало мутить от его слащавой улыбки. Да, задачка. Как прикажете искать человека, которого будто никогда и не было?

Давешняя вырезка из газеты от старости распадалась в руках, как свитки Мертвого моря. Я перечитал сообщение о расторгнутой помолвке и позвонил в «Таймс» Уолту Риглеру.

– Привет, Уолт, это опять я. Теперь мне нужен Итан Крузмарк.

– Магнат-судовладелец?

– Он самый. Давай все, что есть, и адрес тоже. Главное – ищи про помолвку его дочери. У нее в начале сороковых была помолвка с Джонни Фаворитом, а потом они разошлись.

– Опять Фаворит! Что он тебе дался?

– Мне теперь без него никуда. Поможешь?

– Посмотрю в отделе светской хроники – это по их части. Перезвоню минут через пять.

– Да пребудет с тобой Бог, сын мой.

Было без десяти два. Я попробовал позвонить в Лос-Анджелес, но у Диффендорфа никто не ответил, а у Симпсона трубку взяла горничная-мексиканка. По-испански я объяснялся не лучше, чем она по-английски, но все-таки мне удалось продиктовать свое имя и телефон конторы и даже внушить ей, что дело срочное.

В ту секунду, как я повесил трубку, телефон снова зазвонил. Это был Уолт.

– Значит, так. Этот Крузмарк сейчас вращается в высшем обществе: благотворительные балы, светская хроника и все такое. Теперь адреса. Контора – в Крайслер-билдинг, особняк – Саттон-плейс, два, телефон найдешь в справочнике. Запомнил?

– Записал.

– Хорошо. Тогда идем дальше. Твой Крузмарк далеко не всегда был аристократом. Лет тридцать назад он плавал на торговом судне, говорят, провозил спиртное, так и заработал первые деньги. Правда, в тюрьме не сидел и в глазах общества чист, хоть рыльце и в пушку. В Великую депрессию понемногу обзавелся своими кораблями – все, естественно, ходят под панамским флагом.

Далее. Первый крупный успех: в войну поставлял армии суда с железобетонным корпусом. Его, правда, обвиняли в махинациях, говорили, что у него негодные материалы, – многие корабли в шторм просто разваливались. Но потом Конгресс провел расследование, его оправдали, и больше никто об этом не вспоминал.

– Ясно. Теперь давай про дочку.

– Маргарет Крузмарк, год рождения двадцать второй. Родители развелись в двадцать шестом, в тот же год мать покончила с собой. С Фаворитом познакомилась на выпускном вечере в школе: он там пел в ансамбле. Помолвлены в сорок первом – самый громкий светский скандал года. Похоже, это он ее бросил, хотя почему, никто уже не знает. Вообще, считалось, что она со сдвигом, может быть, из-за этого…

– Со сдвигом?

– Ну да, знаешь, очередная провидица. Всюду носила карты таро, гадала на вечеринках. Сначала всем нравилось: оригинально. Ну а когда уж она начала при всех колдовать, тут аристократы не выдержали.

– Ты это серьезно?

– Абсолютно. Знаешь, какое у нее было прозвище? Уэлслейская ведьма. Светские юноши очень веселились.

– А где она сейчас?

– Я спрашивал, никто не знает. Ходил к редактору светской хроники: он говорит, что поскольку она с отцом не живет, а на балы ее не приглашают, то у них ничего нет. Последний раз мы о ней писали лет десять назад, она тогда уезжала в Европу. Может, и сейчас там.

– Спасибо тебе, Уолт, ты меня очень выручил. Жаль, что вы не печатаете комиксы, а то я бы вас читал.

– Погоди, а что за история с этим Фаворитом – мне там нечем поживиться?

– Извини, друг, пока не могу распространяться. Но когда придет время, ты узнаешь первым.

– Премного благодарен.

– Я тебе тоже. Ну, счастливо.

Я раскрыл телефонный справочник на букве «К». Ага, судовладельческая корпорация «Крузмарк». И строчкой ниже: «Крузмарк М. Астрология». Вот астрологией мы и займемся. Какой там адрес? Седьмая авеню, 881.

Я набрал номер и стал ждать. Ответил женский голос.

– Здравствуйте. Мне вас порекомендовали, – начал я. – Сам я астрологией не увлекаюсь, но вот невеста моя во все это верит. Вот. И я хочу сделать ей сюрприз: составить гороскопы на нее и на меня.

– Гороскоп стоит пятнадцать долларов.

– Годится.

– И по телефону я консультаций не даю. Вам нужно будет приехать.

– Ладно. Сегодня можно?

– Да, после обеда у меня свободно. Можете приехать, когда вам удобно.

– А если прямо сейчас? Через полчаса, например?

– Прекрасно. Как вас зовут?

– Гарри Ангел.

– Какое красивое имя. Я живу в Карнеги-холл.

– Я знаю, как ехать.

Я доехал по Бруклин-Манхэттенской ветке до Пятьдесят седьмой улицы, поднялся наверх и оказался на углу забегаловки «Недик», что в здании Карнеги-холл. Не успел я дойти до двери, как притащился бродяга и выклянчил у меня десятицентовик. В квартале от меня, на Седьмой авеню, какие-то деятели митинговали у входа в отель «Шератон».