Клэр выбралась из машины, помахала нам с крыльца и исчезла за дверью. Мы поехали обратно.

— Интересная девушка, — сказал я. — Как ты с ней познакомился?

— Через ее брата, — рассеянно отозвался Алан. — …Да, интересная.

— А ты для нее не староват? — подпустила ему в спину добрая Лиз.

— У нас совсем другие отношения! — Алан засмеялся и прибавил громкость на магнитофоне.

Через какое-то время мы подъехали к его дому, где нас дожидался мой «Сегун». Алан предложил нам зайти выпить чего-нибудь, и я так быстро согласился, что Лиз не успела открыть рот.

Алан организовал для Лиз диетическую колу, а для меня — брэнди. Когда он склонился над моим бокалом, жена прострелила меня совершенно убийственным взглядом. В конце концов мне стало ее жалко, и я по-быстрому расправился с коньяком и принялся хором с ней благодарить Алана за ужин и желать ему спокойной ночи. Лиз сказала, что поведет, и я залез в ее «Пунто», естественно, полагая, что завтра утром перед работой она подбросит меня сюда, чтобы я забрал «Сегун».

— А неплохо было, да? — заметил я, пристегиваясь.

Лиз молча отъехала от дома, и, взглянув на ее окаменелый профиль, я понял, что грядет порядочная разборка.

— Господи, ты что, тупой совсем, что ли? — прошипела она, наконец выруливая на дорогу. — Неужели непонятно, что человек из вежливости пригласил? Нет, тебе пить нельзя, определенно, — у тебя в голове помутнение делается.

— Ты чего?! — завопил я. — Хорошо же было! И пил я не больше других.

— Ну да! А как ты на эту сикушку распонтованную пялился?! Когда она жакет сняла, я думала, тебя удар хватит.

— Что за бред! И кстати, понтов я у нее никаких не заметил…

— Еще бы! Ты вообще, кроме ее сисек, ничего не заметил. Ты что думаешь, я не вижу?

— Ну отцепись уже. — Я поглубже погрузил свою тушку в изгибы кресла и стал смотреть, как дождь покрывает боковое стекло мелкой дрызготней. На какое-то время воцарилась тишина. Мерзкое настроение жены я списал на то, что вечер кончился, и она опять вынуждена терпеть мое общество.

— А Алану она, по-моему, нравится, — заметил я.

— Клэр? Нет. Просто не мог же он ее открытым текстом послать. Ему, конечно, приятно, что она молоденькая, но вообще-то она его раздражает, это видно. Хотя, конечно, не всем: ты-то у нас все больше по выпивке…

— Ну, раздражает — не раздражает, а планы твои насчет Мэри накрылись медным тазом. Они встречаются, это точно.

— Глупости только не говори! — презрительно отрезала Лиз, промахивая на желтый на Кромвелл-роуд. — Он ей в отцы годится. Ему уже тридцать три.

— Подвезешь меня завтра утром машину забрать?

— Завтра?! Ты что? Завтра я с Мэри встречаюсь, у нас сумки.

— Ч-черт! Тогда разворачивай, лучше уж я ее сейчас заберу.

— Спятил? Я тебя в таком виде за руль не пущу!

— Да я на двойной желтой встал, меня же заблокируют!

— А раньше ты чем думал?

Тут мы сцепились, поскольку выяснилось, что я алкоголик. Лиз повернуть отказалась и в конце концов высадила меня на развязке. Там я поймал такси и поехал обратно вызволять «Сегун».

В ту же ночь, только ближе к утру, я маялся в постели под боком у спящей жены и воображал себе всякие ужасы с участием Алана и Клэр, причем раз от раза все гуще и забористее. В конце концов не выдержал, сполз вниз и еще раз позвонил Алану. На втором звонке он снял трубку:

— Алло… алло! Говорите!

Голос был нормальный, совершенно не сонный и прозвучал как будто совсем не в трубке, а где-то рядом.

Я опешил и, не найдя что сказать, молча повесил трубку. На часах было почти четыре.

— Дррянь! Дррянь! Дррянь! Дррянь! — недовольно заверещал электронный будильник, констатируя собственное невысокое качество, ровно в семь часов утра. Где-то рядом стонала Лиз. Я кое-как вывалился из кровати, причем голова в процессе отстала, потом метнулась догонять и закружилась. Кошмар. Такое ощущение, как будто на ночь снотворного выпил. Щиколотка, естественно, тут же напомнила о вчерашних полетах напротив Аланова дома. Я похромал в ванную, чтобы счистить с зубов болезнетворные бактерии с помощью абразивной пасты для курильщиков. На полочке дожидался мой «Жиллетт сенсор» с плавающей головкой и белой увлажняющей полоской «Лубрастрии». С рассветом мои страхи немного улеглись, и, учитывая литраж выпитого и бессонную ночь, я был на удивление свеженький. Но вылезший под утро кротовиной гнойничок на щеке все-таки проглядел и двойным лезвием обезглавил. Быстрая красная струйка смешалась с белой пеной. Я зажал это безобразие пальцем, полез в шкафчик за кровоотстанавливающим карандашом и ткнул в ранку ангидридной палочкой. Боль кольнула электрической иголкой, и кровь остановилась. Я доковылял до кухни, съел кучку волокнистой овсянки и прочел Лизин «Дейли мейл» — тоже, кстати, слабительное хоть куда.

Выглянув в сад сквозь решетчатый переплет окна в освинцованной раме, уперся взором в пустой бассейн. Недели две назад помпа полетела — теперь вот менять придется. За бассейном, над полем для гольфа, в которое упираются наши владения, встало солнце. Оно было похоже на огромный золотой мяч, установленный на верхушке кедра. Скоро боженька размахнется и клюшкой номер восемь отправит его через все небо на запад.

По радио диджей готовился попотчевать народ зажигательными хитами топ-сороковки овсяночного утреннего формата, попутно заигрывая с эфирной напарницей и прерываясь, чтобы передать кому-то в Патни приветы-поздравления от нелюбящих родственников. Я заварил Лиз чай и отнес ей наверх. Она еще спала, и я, зализывая вчерашнее, оставил чашку на тумбочке. Вот какой я благородный.

Я отъехал от крыльца, проехал метров триста, огибая поле для гольфа, и вырулил на шоссе. В сторону центра машин было мало, и я бодро пилил себе в «Сегуне», на две головы возвышаясь над большинством водителей. Я ехал на Шафтсбери-авеню: надо же было сказать Тони, что Алан собрался его уволить. Я припарковался в Сохо и вскоре уже навалился на кнопочку звонка, и давил, пока Тони меня не впустил.

Ну и видок у него, однако. Какой-то усохший, потрепанный после ночи, кутается в линялый лиловый халат.

— Господи, Стив, чего тебе в такую рань? — простонал он. — Ты меня разбудил… Сколько сейчас времени?

— Четверть девятого. Просыпайся, поговорить надо.

За ночь мешочки у него под глазами вздулись в бурые дорожные чемоданы от Луи Вуиттона.

— Не могу, не могу сейчас! — взмолился Тони. — Погоди, мне надо в себя прийти. Слушай, будь другом, а? Сходи молока купи или еще там чего. А я пока чайник поставлю.

Я спустился вниз, купил молока в пакете «Тетрапак» и подсохшие круассаны в деликатесах. Когда я вернулся, Тони, уже одетый, валялся в маленькой гостиной на просиженном рыжем диване. Он чуть приоткрыл запухший глаз и слабо мигнул в сторону маленькой кухоньки, где на столе бурлил кофейник. Я налил себе кофе, вбухал туда сахара и долил полструйки воды из-под крана, чтобы не обварить язык.

— Ну как, повеселились вчера? — Тони все еще злился, что Алан его не позвал.

— Местами. Ты не много потерял. А ты чем тут занимался?

Впрочем, вопрос был излишним, поскольку события прошлой ночи отпечатались у Тони на физиономии красными готическими буквами.

— Да принял малость после работы, бампер вот помял. Чуть-чуть, правда, ничего страшного. Я машину у «Пуффы» оставил. — Тони мелкими глоточками тянул из шипящей кружки солпадеин — обезболивающее аптечное шампанское. Выглядел он плохо.

На улице светофор дирижировал оркестром стертых тормозных колодок и оторванных глушителей. Симфония СО ₂-СН. Я закрыл окно. Если Тони открыл его в надежде глотнуть свежего воздуха, значит, дела его еще хуже, чем я думал. Тони потянулся к телефону.