— Мистер Корк, а вы не заметили: по залу никто больше не ходил?
— Только Алан. Я же говорил, он потом пересел. Там народу почти никого не было.
— А еще кто-нибудь мог это сделать? Может, у вас в личной жизни с кем-нибудь не ладилось?
— Слушайте, я понимаю, что вы должны проверить все версии, но ведь ясно же, что это Алан Дентон! Почему вы его не арестуете?
Робсон прочистил горло и снисходительно глянул на меня. Черт, воображения у человека, как у табуретки. Я перекинулся на того, который с ежиком. Он заверил меня, что они с напарником очень серьезно подойдут к расследованию, что они опросили людей на выходе из кино и по имеющемуся в кассе перечню чеков и номеров кредиток установили личность большинства зрителей.
— Да я же вам все уже сказал! — не выдержал я. — Это Алан! Он думает, я его шантажирую! Господи, неужели непонятно? Что я, по-вашему, сам себя порезал?
— Нет, сэр, так никто не думает, — сказал Робсон. — Врач говорит, что такую рану человек сам себе нанести не может, это исключено. Вы не волнуйтесь. Мы учли ваши подозрения, но ведь вы же не видели нападавшего — значит, нам придется отрабатывать все возможные версии. Преступление очень серьезное, и давайте мы сами будем делать свою работу, хорошо? Нам потом еще раз надо будет вас опросить. Если что, мы с вами свяжемся через доктора Миллера.
Они ушли. Весь мир был против меня. Робсон с приятелем меня не слушают, думают, у меня проблемы с психикой. Для них я просто шизик, которого угораздило влезть куда не надо. Представляю, что им Миллер про меня нарассказал.
Сестра принесла букет тигровых лилий и налила в розовый пластмассовый кувшин лондонской воды из-под крана. В карточке, прилагавшейся к букету, говорилось: «Поправляйся скорей! „Пуффа“ тебя любит». Алановы нездоровые шуточки. Отчаявшийся и удрученный, я задремал. Потом пришла Кейт. Я обрадовался, хотел ее обнять…
— Как шея? — резко спросила она.
— Да вроде должен выжить. — Вообще-то я ожидал от нее больше сочувствия. Я ждал поцелуя, но она просто подвинула стул к койке, уселась, скрестила руки на груди и принялась уничтожать меня взглядом.
— Ну ты и скоти-ина! Ты зачем мне врал? Ты хоть понимаешь, что ты меня подставил? — В ее голосе звучала холодная ярость.
По опыту семейной жизни я знал, что в таких ситуациях нападение — только форма защиты.
— Минутку! А чем я-то виноват? На меня, между прочим, маньяк напал, шею мне порезал. У меня там дырища вот такая, крови я потерял до чертовой матери. Чуть вообще концы не отдал!
— Что, деточка, пожалеть тебя, да? — огрызнулась Кейт. — Ты сказал, домой пойдешь! Пошел бы домой — ничего бы с тобой не случилось. Ты что вообще творишь — ты хоть понимаешь? Говоришь, что пьешь литий — сам не пьешь, а потом еще заявляешь, что Алан тебя покалечил!
— Он меня опять пытался убить! Я за ним шел до кино. Он был с Клэр — помнишь, я рассказывал?
— Конечно помню. Так ведь он ее же убил вроде, нет? Концы с концами не сходятся, Стив… Ладно, слушай: мне звонили из полиции, спрашивали про твое состояние и про этот твой пунктик насчет Алана.
Я начал возражать, но она сердито отвернулась:
— Я тебе доверяла, между прочим.
— Я тебе никогда не врал, — серьезно сказал я. Нужно было вернуть ее. Я чувствовал, что, кроме нее, мне не на кого больше положиться.
— Да? А литий ты когда бросил? — поинтересовалась она, глянув на меня со жгучим презрением.
— Литий? Почему — бросил?
— Ой, прекрати! У тебя доктор Миллер кровь брал. На меня смотри! — Она схватила меня за руку. — Короче так. Повторяю в последний раз. Историю с Аланом ты придумал, чтобы объяснить свое увольнение. Теперь ты пытаешься тем же самым объяснить случай с мопедом и в кино, хотя на самом деле это просто невезение. Понял меня?
Я был раздавлен. Кейт — умная девушка. Она знает, как работают мои мозги, я к ней что-то чувствую — может быть, даже это любовь. Но и она мне не верит…
— Я что, съехал опять, да? Ну помоги мне! — взмолился я. — Ты правда считаешь, что на меня за два дня напали два разных маньяка?
Я был в отчаянии. Кейт обняла меня:
— Успокойся. Я не думаю, что у тебя какая-то серьезная мания. Но что параноидальная фиксация налицо — это точно.
Я тихонько скулил у нее на груди:
— Ты меня ненавидишь, да?
Нет, это кошмар, это просто безнадежно: чем больше я разоряюсь, доказывая ей, что Алан виновен, тем больше подтверждаю ее диагноз.
— Что ты говоришь? Конечно нет. Просто обидно, что ты мне врал, — грустно сказала Кейт.
Потом она сказала, что ей пора на работу, пообещала, если сможет, зайти попозже.
Ушла. Я был полностью уничтожен. Никто мне не верит. Никто мне не помогает. Я один против всех.
«Полароид»
Взяв в руки камеру «Полароид-прокам», вы поймете, что это настоящее чудо техники. Этот надежный фотоаппарат идеально подходит для профессиональной съемки.
И это не просто слова. «Полароид» гарантирует отличный результат.
Ближе к вечеру пришел доктор Миллер и стал потихоньку подкапываться под мои обвинения против Алана. Весь унылый перечень моих скорбей был извлечен на свет божий для переоценки. Тут была и низкая самооценка, и обида на отсутствующего отца, и влияние увольнения на мое самовосприятие. Он даже намекнул, что я сам испортил тормоза, чтобы был повод обвинить Алана. Я был слишком слаб, чтобы с ним пререкаться, но противно было, что Алан гуляет на свободе, а я пристегнут к капельнице. Миллер сказал, что хочет еще пару дней подержать меня в больнице, чтобы убедиться, что процент лития у меня в норме. Потом дал мне таблетку и проследил, чтобы я ее проглотил. Когда он ушел, я провалился в рваную дремоту. Потом что-то случилось, и я проснулся.
В дверях стояла Клэр и смотрела на меня. Я решил, что это галлюцинация.
Зажмурился, открыл глаза. Ничего не изменилось. Значит, не сон.
Я вцепился в простыни, наполовину уверенный, что сейчас у нее из-за спины выйдет Алан.
Личико у Клэр было испуганное, на вид она оказалась моложе, чем мне помнилось. Курточка насквозь промокла, мокрые волосы прилипли к щеке. Я смотрел на нее квадратными глазами, постепенно отходя от шока. По стеклу грязными струями шелестел дождь.
— Мистер Корк… вам плохо? Вы меня не помните? Вы были с Аланом, а я к вам подсела…
Клэр подошла на несколько шагов. Я окончательно проснулся и сел. Клэр все прятала голову в плечи, как будто хотела укрыться, нырнуть обратно в детство.
— Конечно помню. Вы садитесь, — мягко предложил я.
Она присела на краешек стула.
— Вы простите, что я так явилась, просто в полиции сказали, вы тут, а мне нужно с вами поговорить. Я ведь была в зале, когда на вас напали.
— О чем же ты хочешь поговорить?
— Меня полиция допрашивала насчет того, что произошло в кинотеатре. У вас очень шея болит?
— Спасибо, уже получше. И что они сказали? — Я боялся моргнуть: казалось, она может вдруг исчезнуть.
— Когда мы выходили, нас остановили в фойе и спросили, знаем мы вас или нет. Потом они меня отвели в кабинет менеджера и спрашивали, какие у вас с Аланом отношения.
Она все время оглядывалась на дверь, как будто ждала, что в любую секунду могут опять войти полицейские. Видно было, что ей страшно сидеть со мной в одной палате.
— И что ты им сказала?
Клэр закурила — спасительный жест, подсмотренный у взрослых. Сигарета заплясала у нее на губах. Она глубоко затянулась и как будто успокоилась немного. Этот перепуганный ребенок совсем не походил на героиню моих фантазий.
— Что один раз видела вас с Аланом, больше ничего. Просто они хотят меня опять допросить, и мне нужно знать, шантажировали вы его или нет. Он был уверен, что да, но сегодня утром сказал, что, может, это и правда не вы…
Ее лоб прорезала глубокая морщинка — единственная морщинка у нее на лице.
— То есть ты хочешь спросить, я это или не я его шантажирую?! Ну уж наверно не я! Я даже не знаю, почему его шантажируют. Ты-то знаешь, кстати?
