Мы лежали, тяжело дыша, капельки пота холодили кожу.

После этого у нас как будто малость наладилось, но ненадолго. Когда на следующее утро Лиз ушла по магазинам, я позвонил нашему финконсультанту Расселу, и тот дал весьма неутешительную оценку нашего финансового положения. Надо было срочно искать работу, а как ее срочно найдешь, если всю жизнь работал только на себя? Потом вернулась Лиз и опять завела, что нам надо взять ребенка. Господи, мне только этих разговоров сейчас не хватает!

— Ты же все знаешь, — сказала она. — Чем мы старше, тем меньше шансов, что дадут. После тридцати четырех вообще не дают. Я знаю, сейчас, может быть, не лучшее время, но надо же об этом думать.

— Слушай, я не могу сейчас. Я говорил с Расселом насчет денег и… Нет, ну Алан — г-гад! Убил бы суку.

— Я думала, ты успокоился уже, — вздохнула Лиз.

— Рассел говорит, если сейчас отказаться от страховки, то вернут какую-то ерунду. А у нас тут и так залог с рыночной стоимостью не сходится.

— Да, и вот это, кстати, тоже. Мы должны быть в состоянии обеспечить ребенку нормальную жизнь. Иначе можно вообще туда не приходить. И так неизвестно, что они теперь скажут: с твоим срывом…

— Ну спасибо. Значит, я, по-твоему, псих?

— Зачем все передергивать?

— Да ладно, че стесняться-то! Скажи уж. Я, по-твоему, больной, да?

— Слушай, прекрати. Хватит уже себя жалеть, — огрызнулась Лиз, пихая продукты в холодильник.

— Да? Я у тебя тут, между прочим, книжку нашел. «Шизофрения — не приговор» называется. Ты вообще что — сдурела?! Я что, по-твоему, шизофреник, что ли?!

Лиз побелела:

— Где нашел? Ты что, мне в сумку лазил? Это подло, между прочим.

— Ну, не знаю. Если у людей открытые и близкие взаимоотношения… Ты сама вечно в моих вещах роешься! Ты вообще вон мой дневник читала.

Лиз молча развернулась, закрепив тем самым моральное преимущество, и пошла нянчить свое оскорбленное достоинство. Как учила Джоанна, мы дали друг другу время разобраться в своих чувствах, а за ужином вместе выработали цивилизованный подход к проблеме. Но, когда мы попытались окончательно помириться в постели, физиология нас только больше развела. Шлепая толстыми ляжками по тугой, накачанной йогой попе жены, я обернулся посмотреть, как наши с ней отражения совокупляются в зеркальной двери гардероба, — и опять вспомнил, как мой двойник насиловал Лиз в ночь, когда мне сорвало крышу. У меня перехватило дыхание от ужаса, но Лиз приняла это за выражение полового энтузиазма и застонала в ответ. Я старался смотреть на нее, на ее профиль, наполовину скрытый подушкой, но воспоминание уже захватило меня, и я сбился с ритма.

— Нет, не останавливайся! — закричала Лиз, колотясь в меня бедрами.

Я старался не сбавлять темп, но в голове крутился фильм, в котором я крошу кулаком зеркало, крушу собственное отражение, а Лиз кричит не своим голосом. Я начал провисать. Лиз почуяла это и стала тереть мне между ног, пытаясь меня взбодрить. Потом поняла, что так не сработает, и принялась рукой догоняться до оргазма. Не догналась и вздохнула.

— Что с тобой? — спросила она со всей нежностью, которую смогла выжать из себя в такой ситуации.

— Извини. Не смог просто…

— Ничего, не грузись. — Она со вздохом перекатилась на бок, и мой всеядный друг выпал из нее с печальным всхлипом. Я уткнулся лицом ей в грудь.

— Понимаешь, я вдруг вспомнил про эту ссору…

— Ничего, все было здорово, — сказала она, приглаживая мне остатки волос и самолюбия.

Я эхом повторил ее пустую фразу:

— Да, здорово было.

В конце концов мы это дело домучили, чтоб никто не комплексовал. Но мы оба чего-то ждали друг от друга, и в результате все получилось как-то механически, как будто по схеме. Мне лично пришлось вызвать на сцену несколько фантомов, журнально-отретушированных репликанток-помощниц. Нечестно, конечно, но что поделаешь? В «Проблемах семьи и брака» на это даже термин есть специальный. Джоанна это называет «скольжение». Лиз тоже по больше части «скользила». Ее киношные стоны и поддельный жар ничего общего не имели с раскованностью истинной страсти и к тому же мешали мне дойти до оргазма в объятиях сборного женского образа на карибском пляже. Мягкий нагретый песок отсвечивал кораллово-розовым на фоне микропор воображаемого плеча.

На подъеме перед длительным падением Лиз вздумала подбодрить меня псевдооргазмическим кряканьем, чем чуть не убила все волшебство. Я представил себе, как Клэр скользит подо мной карамельным тюлененком, и, уткнувшись лицом в подушку рядом с Лиз, вытряс из себя горькую каплю ДНК.

Лиз-то оргазм так только, изобразила. Интересно, у нее тоже свое порно в голове? Какой-нибудь там «Поцелуй Кинану» или «В объятиях Тома». Или, может, просто «С Гуру Герри на татами»? Из мира либидофантазий нас снова выкинуло в мир пестрых покрывал, подшитых простыней и подушек, украшенных моими же опадающими волосами.

— У тебя сейчас овуляция?

— Нет.

Мы потрепались немного, заполняя пустоту между нами. Потом Лиз повернулась на бок и заснула.

На другой день после обеда у меня как у амбулаторного больного была назначена первая групповая встреча под руководством Кейт. Я рад был случаю выбраться из Рохамптона. Тем более что у меня появилась идея, как найти дом Клэр, не прочесывая весь Кенсингтон, а посему я заблаговременно, еще утром, вызвонил Тони и договорился встретиться с ним перед групповой беседой в кафе рядом с «Пуффой». Я прошел к двойному гаражу под разросшимся ракитником и пикнул брелком с дистанционным управлением. Гаражная дверь взвилась, и на меня глянула пустота. Я и забыл, что Алан отобрал у меня «Сегун».

Лиз в «Пунто» уехала по магазинам. Я решил было взять такси, но вспомнил, что теперь нужно экономить. Тут взгляд мой упал на горный велосипед у дальней стенки гаража. Я купил его на прошлое Рождество, и с тех пор он так и стоял в картоне — очередное невыполненное новогоднее обязательство. С руля свисала пожелтевшая, свернувшаяся от старости квитанция о доставке. Я распаковал машину, водрузился в седло и поехал было в сторону центра, но крутить педали оказалось тяжело, и с переключателем передач тоже что-то не заладилось. В итоге я пристегнул свою игрушку к перилам у станции метро «Восточный Патни».

Я давно уже не ездил общественным транспортом, и станция оказалась еще мрачней и замызганней, чем я представлял себе по воспоминаниям. Я купил билет и влился в толпу людей, перетекающих по платформе. Среди сотни незнакомых лиц у меня вдруг разыгралась паранойя и напал какой-то беспричинный страх. Чужие люди вторгались в мое личное пространство. Двое парней лет по двенадцати зажали третьего у сломанного торгового автомата и принялись молотить его и пинать ногами. Чертов поезд подошел только через десять минут.

Я сел, и тут же напротив меня пристроился рыжий парень со стереоплеером, из наушников которого просачивалось «тинни-техно». Он был немножко похож на Алана. Лицо все в веснушках, как будто дерьмом обрызгано. Я пересел на станции «Виктория», доехал до Уоррен-стрит и вылез наружу в теплую морось. Пока шел к кафе, капли разбухли до размера виноградин. Они летели, совершенно невероятные, растягивая линию натяжения, пока не плюхались об асфальт, превращаясь на нем в темные кляксы. Я как раз успел добежать до двери, когда дождь перешел в душ Шарко.

Минут через десять ввалился Тони в новом зеленом адидасовском спортивном костюме. Он тяжело дышал, истекая дождем и собственным едким потом. Лицо его то багровело, то бледнело в ритме сердечных сокращений. Тони мигал, как маяк. Я, грешным делом, решил, что его хватит удар. Мой друг согнулся пополам, уперся руками в колени и, судорожно глотая воздух, сообщил, что он с пробежки.

— Что ж это за медведь сдох, что ты бегать начал? Вид у тебя какой-то неважнецкий.

— Да просто форму хочу набрать. Извини, что опоздал: не знал, что сюда так долго… Да, это, конечно, шок для организма. Господи, я же сроду эти сердечно-сосудистые дела не тренировал. Разве только когда дрочил.