Литмир - Электронная Библиотека

— Ну вот, Стив, вы со всеми познакомились. Может, теперь расскажете немножко о себе?

— Хм, а с чего начать?

— Ну, расскажите нам, например, что вы сейчас чувствуете.

Я припомнил первый день в ИСТ и выдал пятиминутный маловыразительный отчет о посетивших меня галлюцинациях и последующей госпитализации. Главное было начать — дальше покатилось. Правда, надо сказать, что, пока я разорялся, никто вокруг и ухом не повел. Кэрол всю дорогу смотрела на меня пустыми глазами, делала увлеченное лицо и ждала, когда я перестану шевелить губами. Джошуа самозабвенно терзал собственные ногти, а Мария ничего не видела и не слышала и думала о своем. Я заметил, что на левой щеке у нее из-под пудры проглядывает пигментное пятно размером с ноготь большого пальца.

— Спасибо, Стив, — сказала Кейт, когда я закончил. — Может быть, теперь кто-нибудь еще хочет поделиться с нами своими чувствами?

Кэрол, поломавшись, изготовилась делиться. Бернард громко вздохнул и пустил по кругу пачку «Силк Кат», надеясь немного оттянуть начало монолога. Все, кроме Кейт, взяли по сигарете, и Бернард с пироманским восторгом поднес нам огонька. У него дрожали руки — может, это от транквилизаторов. Доктор Махмуд предупредил меня, что галоперидол может давать такой эффект, и сказал, что прописал мне какие-то таблетки, которые это снимают. Я с радостью отметил, что моя собственная рука, протянутая за сигаретой, вполне тверда. Вообще-то я бы предпочел «Мальборо»: теперь, когда мне снизили дозу галоперидола, я уже мог получать удовольствие от процесса. Из-за транквилизатора до меня все доходило тупо и медленно. Курение превратилось в пресную формальность, в пантомиму стресса и вовлеченности в происходящее. А именно этого я и не мог почувствовать из-за галоперидола.

Наше собрание стало похоже на заседание ЛECKa. Я следил, как моя струйка дыма завитками поднимается вверх и сплетается с другими, возносясь к потолку, как дымовой сигнал или дым от жертвенного костра, зажженного по обету во славу божественной «Бупы». В клубах никотинового тумана я различал профиль Алана, роршаховым пятном возникавший из коридоров моего сознания, в извивах которых мой внутренний ребенок крался следом за ним с охотничьим ножом. Сигарета догорела до фильтра и обожгла мне пальцы. Я резко вернулся к реальности. У меня на колене покоился столбик пепла, похожий на ископаемого червяка. Я окончательно очнулся и настроился на трагически-пафосный голос Кэрол.

…И когда мне наконец дали роль, я просто испугалась. Я столько лет уже не работала… То есть я работала, да еще как: муж, дети — это та еще работка, между прочим, но у меня не было ничего своего, для души — понимаете? И в конце концов я сорвалась, сломалась просто. Лайонел сначала все понимал: наблюдение — это ведь для нас часть работы. Нет, не то чтобы я была там фанатка Станиславского, но мне нужно было в сериале сыграть нищую. Я же должна была понять, что это такое… Я стала ходить на вокзал, как бомжи, стала проводить там все больше времени, домой идти не хотела, неделями в одном и том же ходила. Ну и пить начала, конечно…

Потом была очередь Бернарда. Выяснилось, что он бывший соцслужащий и что в свое время он отвечал за какую-то программу, связанную с городами-побратимами. Один раз вечером он пришел домой и увидел, что его жена сидит в кресле и у нее нет головы. Между колен у нее был зажат его дробовик. Бернард впал в кататонию, и Кейт до сих пор пыталась заставить его прислушаться к собственным чувствам.

У Джошуа была проблема с водой. Его все время тянуло пить, причем в таких количествах, что все витамины и минералы из него вымывались, и у него начинались всякие нарушения. Медсестры следили за тем, сколько он пьет. Ему даже цветы не разрешали приносить: стоило человеку отвернуться, он тут же выпивал воду из вазы.

Мария страдала анорексией. До того как ее к нам привезли, она теряла вес, как ракета Сатурн-5. Год назад она пыталась отравиться парацетамолом, но неудачно. Простое, кажется, дело: глотай себе таблетки, и все, но у Марии с глотанием проблемы, вот и недотянула. Я смотрел, как муха с жужжанием снует туда-сюда, иногда на секунду замирая в воздухе, и, вспомнив детскую игру, пытался провести линию между невидимыми точками, в которых она останавливалась. Этим я и развлекался, пока Кейт не закрыла собрание. В общем, так или иначе, общество всех нас обработало своими штабелевочными машинами. Одно только хорошо в психических заболеваниях — они поражают всех подряд, без учета социального положения.

Лиз позвонила и сказала, что вечером не сможет, потому что у нее болит голова. Интересно, у нее правда болит или просто что-то поинтереснее подвернулось? Потом пришла медсестра, разбудила меня и пригласила в палату Тони. Глазки у Тони блестели испуганно, на лице проступила сеточка багровых сосудов, похожая на причудливую маорийскую татуировку.

— Ну как ты, Стив? Нормально? — просипел он. — Эй, ты слышишь? Это я, Тон.

Он слегка покачивался, стараясь разглядеть меня сквозь окутывавшие его алкогольные пары. Я протер глаза. Тони, надо думать, как принял в обед, так с тех пор и не останавливался.

— Слышу, слышу, садись, — сказал я. — Странно, как тебя вообще в лифт пустили. У них там, говорят, внизу ребятки обретаются из отдела по алкоголю и наркотикам.

Тони засмеялся, но его улыбка тут же обвисла в пьяном приступе грусти.

— Черт, я так себя ругаю, что акции продал! Знаешь, если бы можно было перерешить…

— Брось, Тон, ты тут ни при чем. Он нас обоих кинул. Стравил, как дураков, а потом кинул. Так что ты тут не виноват.

— Да ладно, не гони!

— Да нет, слушай, вот думал, он тебя выпереть хочет, а сам тебе даже не сказал ничего.

— Все равно нельзя было акции продавать, — пробубнил он, заплетаясь языком в свистящих и шипящих согласных.

— Все, не скули. Нас с тобой кинули просто, и все. Когда он тебе в первый раз предложил акции продать?

— В тот же день, перед обедом как раз. Я как согласился, он сразу юристам позвонил, они за час все организовали. Документы с курьером прислали. Только Алан не говорил, что хочет тебя уволить. Мне и в голову не приходило… Я думал, у вас там мир и дружба. Я думал, он меня хочет выгнать. И потом, мне же деньги нужны были очень…

— Знаешь что, Тон? Я, когда отсюда выйду, убью его.

— Ты серьезно, что ли? — Тони вспомнил, где находится, и слегка поежился.

— Да нет, это я так, шучу.

— А ты потом еще и в пятницу до него дорвался? Он теперь может в ужастиках без грима сниматься.

— Это хорошо. Ты ему, кстати, не говори, о чем мы тут с тобой толковали, ладно?

— Я ему вообще ничего не говорю. Они не сказали, когда тебя отпустят?

— Нет. Они мне литий прописали и теперь должны убедиться, что доза правильная.

— Литий? Я про такой слышал. Слушай, Стив, Аксель Роуз тоже на литии. Может, ты теперь рок-звездой станешь? Тебе уже поздновато, правда, но попробовать-то можно, попытка не пытка! — Тони рассмеялся и как будто малость расслабился, но минут через десять засобирался.

Когда он ушел, я как следует обдумал все, что он мне рассказал. Как я и подозревал, Алан перерешил все в последнюю минуту. Чем дольше я думал об этом его фортеле, тем больше убеждался, что он как-то связан с тем, что случилось в его доме в тот вечер, когда я приехал за «Сегуном». Значит, надо узнать, что там произошло, а следовательно, надо поговорить с Клэр.

Когда во мне накопилось достаточно лития, Кейт сняла меня с галоперидола. Как она мне объяснила, литий не похож на обычные лекарства. Надо подождать, пока он накопится в организме, а потом два раза в день подбавлять, чтобы поддерживать нужный уровень. Мне все это не нравилось. От лития такое чувство, как будто на шею сзади поставили зажим. Все ощущения сглаживаются до состояния слегка холмистой равнины. Это, правда, лучше, чем галоперидол — тот вообще прессует мозги, как асфальтовый каток, но все равно литий ничего не дает нормально воспринимать. Это как будто тебе на голову натянули презерватив. Кейт сказала, что они с доктором Махмудом посоветовались и решили, что мне надо его пропить еще месяца два, а там они еще раз оценят ситуацию.

20
{"b":"160489","o":1}