— Добрый вечер, мистер Корк, — сказала она. — Я медсестра Барнз. Ну, как вы себя чувствуете?

— Плохо, — пробормотал я заплетающимся языком. — Можно мне чаю?

Во рту был какой-то гадостный привкус, вместо мозга в голове залип мягкий ком серой жвачки.

Пока медсестра ходила за чаем, я как следует осмотрел палату. Очевидно, третий премьерский срок леди Тэтчер ознаменовался наступлением у местного дизайнера мексиканского периода. Кроме того, дабы создать некий средиземноморский привкус, над кроватью была прибита картинка с пустым шезлонгом на фоне бассейна. Медсестра вернулась, и я обеими руками принял у нее пластиковый стаканчик с чаем.

— Спасибо. А что это за место?

— Клиника Вебстера на Марилебон-роуд. Вы поступили к нам в пятницу.

— В пятницу? А сегодня что? — Язык еле ворочался, слова выходили какие-то кривые.

— Сегодня понедельник. Вы здесь уже три дня.

Ничего себе: все выходные — как корова языком.

— А за что меня? То есть что со мной такое?

— У вас был небольшой нервный срыв, но сейчас вам уже намного лучше. Вам уже назначили препараты… Доктор Махмуд сейчас закончит с пациентом и подойдет к вам. Он вам все объяснит, а вы пока не волнуйтесь, пейте чай… если что нужно будет — вон звонок.

Медсестра ушла, и в голове у меня тут же замелькали перепутанные слайды: заседание совета директоров, драка с Аланом, блондинка в ресторане, потом что-то страшное случилось с Лиз в спальне, и это меня доконало. Я вспомнил, как она лежала одетая на кровати в комнате для гостей. Что же я ее — ударил? Убил? От этой мысли я подскочил в кровати и пролил на одеяло жиденький чай, но из-за лекарств страх был какой-то тупой, приглушенный, как звуки ссоры за стенкой.

В палату вошел худой джентльмен лет шестидесяти пяти в серебряных сединах. Я подумал было, что он ошибся дверью, но тут он заговорил, и выяснилось, что это и есть доктор Махмуд. У него был монотонный голос и какая-то деревянная, дерганая походка, как у куклы на веревочках.

— Как вы себя чувствуете, мистер Корк? — спросил он.

— Не очень, — признался я.

Доктор Махмуд был мало похож на врача, скорее на бизнесмена из международной корпорации. Бывают такие: летит себе первым классом и читает «Уолл-стрит Джорнал». Вместо больничного халата на нем был костюм-тройка от хорошего портного. Его слегка выдающийся животик перехватывала цепочка от часов, а сероватая кожа щек была изрыта следами фурункулов.

— Я все волнуюсь, как там жена. Вы с ней не говорили?

— Как же, говорил. Когда вас в пятницу привезли, мы с ней немного побеседовали. Совершенно очаровательная женщина и очень хорошо держится. — Он улыбнулся, как и подобает уверенному в себе врачу у ложа пациента, и показал мне кукурузный рядок мелких желтых зубов.

— А с ней правда все хорошо? Я ей ничего не сделал?

— Нет-нет, с ней все в порядке. Она сказала, у вас в четверг вечером были какие-то видения. Когда вас привезли к нам в пятницу, вы были очень взволнованны, пришлось вам дать успокоительное.

Его карие глазки мигали из-под кустистых седых бровей. Я посмотрел на бриллиантовую булавку, украшавшую его красный шелковый галстук, и попытался прикинуть, во что мне может обойтись это удовольствие.

— У вас был нервный срыв, — сказал доктор Махмуд. — Вы что-нибудь помните?

Я рассказал ему все, что помнил про заседание совета директоров и про вторжение моего двойника. Я до сих пор еще путался, кто из нас кто — наши личности накладывались одна на другую, как круги на диаграмме Венна. Пересказывая доктору события того вечера, я пытался уловить момент, с которого все пошло кувырком, но пока что у меня не очень получалось. Правда, я уже знал, что Стив-младший вернулся туда, откуда возник, что никакого чуда в обед не свершилось и Салли уговорить не удалось. Я знал, что остался без работы и что вряд ли можно будет что-то наладить с Лиз. У меня не было денег, и, вполне вероятно, в будущем мне светила повестка в суд за мордобитие. Ну вот, а теперь еще для полноты картины в психушку загремел.

— О-очень хорошо. Вот видите, вы уже что-то важное вспомнили, — сообщил мне доктор Махмуд, сияя беспричинной радостью, как директор начальной школы, изведавший на покое веселящее действие слабых наркотиков. — И постарайтесь себя не накручивать. Знаете, какая у нас статистика? Каждому четвертому человеку во взрослом состоянии на определенном этапе бывает нужна помощь психиатра. Так что не бойтесь, это не такой уж редкий случай. И огромное большинство наших пациентов потом полностью выздоравливают.

— Надолго меня сюда? — спросил я.

Мне казалось, что я завис в пространстве на каком-то рыхлом облаке и что доктор никогда меня оттуда не снимет.

— Ну, сейчас пока рано об этом говорить. Посмотрим, как будет идти процесс выздоровления. Я планирую так: мы вам будем постепенно снижать дозу и недельку-другую понаблюдаем, как вы справляетесь. Согласны?

— Да, наверно. А что это за лекарство?

— Да ничего серьезного. Транквилизатор и еще кое-что для сна.

— А вы не знаете, я здесь по страховке или как? — Я прямо физически чувствовал, как из меня сыплются крупные и мелкие купюры.

— Не знаю, к сожалению. Это не моя епархия. — Доктор Махмуд был неизмеримо выше каких-то там денег. — Кстати, у вас нет родственников в Америке? У нас в Гарварде был такой Джеффри Корк из Бостона. Он еще приходился родней кому-то из Кеннеди.

— У меня двоюродный брат Джефф, но он мясник и живет в Вулвергемптоне.

Доктор Махмуд улыбнулся, изобразив губами подковку. Потом встал, прихлопнув в ладоши, чтобы отогнать от моего ложа черных воронов безумия, и сообщил мне, что Лиз придет завтра утром. Когда он направился к выходу, я разглядел у него на плечах малую галактику перхоти, рассеянную по темно-синему сукну.

Настало утро вторника. Я лежал в постели и ждал Лиз, слегка побаиваясь, как у нас с ней пройдет. Я еще не восстановил до конца цепочку событий, приведших меня в стены психушки, но уже вспомнил о существовании Клэр, хоть и не знал пока, при чем тут она. Пока я пытался как-то увязать все это вместе, пришла Лиз и неуверенно остановилась у дверей в своем макинтоше. Из-за стресса мордочка у нее заострилась, стала угловатой, как лица на портретах Юэна Углова. Я кое-как улыбнулся. Лиз подбежала, обняла меня, и капельки дождя с ее макинтоша оросили мне щеку, как эрзац-слезы.

— Ну как, тебе лучше? Слава богу! Господи, я там с ума сходила! — залепетала она, уткнувшись мне в шею.

— Прости меня, ладно? Прости, что так получилось, — промычал я, с трудом ворочая языком.

— Господи, ты ни в чем не виноват. Просто у тебя было такое состояние. Тебе как сейчас, получше? — Она пристально всмотрелась мне в лицо, пытаясь прочитать ответ. В ее глазах отразился мой собственный страх.

— Да, гораздо лучше. Правда, я от лекарств пока еще заторможенный, но картина понемногу проясняется. Кошмар? Три дня начисто стерло.

Лиз встала, взяла из шкафа вешалку и повесила макинтош на дверь.

— Я говорила с доктором Махмудом, и он сказал, что у тебя положительная динамика. — Она присела на краешек кровати и с искренней улыбкой взяла меня за руку. — Мы выкарабкаемся, я тебе обещаю.

Да, видно, эту фразу она долго репетировала. Прямо как в телевизоре — час семейного сериала. Жаль, не мог я на это купиться, поскольку точно знал, что Лиз сейчас в образе. По такому раскладу мне полагалось ответить: «Я люблю тебя, детка» — я это сто раз слышал по телеку, — но что-то никак не выговаривалось. Наши с Лиз проблемы никуда не делись. По мере того как с каждой минутой оживали мои воспоминания, они тоже вставали передо мной во всей красе.

— Скажи, я ведь тебе ничего не сделал тогда? Не бил?

— Господи, нет конечно, — отозвалась Лиз, шокированная подобным предположением. — Ты просто зеркало в спальне разбил. Мы были в постели, и на тебя вдруг нашло: увидел свое отражение в зеркале, решил, что это другой человек, и разбил. А потом начал сам с собой разговаривать. Я не знала что делать. Позвонила доктору — он говорит, что только утром сможет подъехать… Потом ты понемногу успокоился, а в пятницу утром просыпаюсь — тебя нет. А потом мне Алан из офиса позвонил. Как я поняла, ты на него на улице налетел, вы подрались, он тебя ударил, и ты вырубился. А потом, когда ты очнулся, он понял, что у тебя галлюцинации, и привез тебя сюда.