— Мадам вас ждет, — произнес Тито.

— Я не могу ехать в ее офис, просто не могу, — возразил я, с ужасом вспомнив подробности моего ареста.

— Она не в офисе, она дома. Ждет вас. Я вам принес кое-что из одежды.

— Хорошо, но погоди немного, мне надо позвонить.

Я набрал номер телефона Барта. Но он был занят. Я пытался послать сообщение на голосовую почту, но ответного сигнала не было. Я звонил снова и снова. Тогда я решил ехать к нему в студию. На звонок в дверь тоже долго не отвечали, но я слышал, что внутри играла музыка. Наконец дверь открыла девушка-японка.

— Что вам угодно?

— Я Чарли, друг Барта. Он просил меня заехать.

— Просил? Подождите минуту.

Она хлопнула дверью. Я подождал несколько минут и снова начал звонить.

Открыла мне эта же девушка.

— Входите, пожалуйста.

Восточная музыка громко играла в одной из комнат. Красотка провела меня в основное помещение студии и оттуда в подвал. Высокая девушка танцевала обнаженная со змеей на фоне большого бумажного экрана.

Барт был чем-то недоволен.

— Вы можете заставить змею открыть пасть? — спросил он.

— А у вас есть еще мышь или крыса? — спросила танцовщица.

— Ей что, одной крысы недостаточно?

Он выключил камеру, повернулся к ассистенту и тут увидел меня.

— Чарли, дорогой мой! — Барт заключил меня в объятия. — Они отпустили тебя! Я так и подумал, они не посмеют тебя держать. Как тебе нравится моя новая ассистентка Минг? Минг, это Чарли.

— Мин, а не Минг, — поправила его девушка.

— Не важно, — отозвался Барт. — Черт побери, здорово же тебе досталось! Выглядишь скверно.

— Ничего, жить буду, — рассмеялся я.

— Да, раз уж ты выстоял против смертельного пенальти, — подхватил он.

Я посмотрел на девушку и подумал, что она очень напугана.

— Чарли только что из тюрьмы, его засадили туда по обвинению в убийстве с отягчающими обстоятельствами. — Барт расхохотался, а девушка кинулась вон из комнаты. — Принеси нам капуччино! — крикнул он ей вслед.

— Ты смонтировал фильм? — спросил я у него с тревогой.

— О, фильм! — Барт развел руками. — Прости…

У меня сердце защемило от беспокойства, ведь эта съемка — единственное доказательство моей невиновности.

— Что значит «прости»?

— Немного неудачное освещение. Милая сценка, но я сомневаюсь, что «Хастлер» его купит, несмотря на участие в нем Зули Стюарт. Им нужно более высокое качество.

— Но сам фильм получился?

— О да, но очень неаккуратно, — Барт продолжал мучить меня неизвестностью, — грубоватая работа. Я думаю, тебе надо было воспользоваться помощью профессионала при съемке. Но не волнуйся, у всех так. Я тоже не могу за всем уследить, поэтому и пользуюсь услугами Роджера. — Он кивнул на ассистента, настраивающего свет. — Чарли, это Роджер.

Роджер кивнул мне в знак приветствия.

— А это… назовите мне еще раз ваше имя.

Обнаженная танцовщица накинула халат и улыбнулась мне:

— Привет, я Ева.

— Не пугайся, крошка, он не настоящий убийца. И вообще душка.

Барт повел меня из подвала в свой кабинет, где царил порядок, а на стеллажах стояли книги по искусству фотографии.

— Ты бывал здесь раньше?

— Нет.

— Вот место, где зарождаются все мои идеи. — Он направился к одному из шкафов. — Садись.

Я опустился в кресло рядом со столом, Барт открыл конверт, лежащий у него в ящике, и вытащил из него несколько цветных снимков.

— Я, правда, старался как мог, — добавил он. — Очень забавные фото, но качество самое средненькое…

Я заметил, что фотографии сильно подчищены. Зато все видно очень хорошо. Зули, Данте и садомазохист в маске. Один снимок, тот, где Зули стояла, повернувшись к камере, получился просто великолепно. Я никогда еще не видел выражения такого испуга у нее на лице. И я был этому рад. Прочие снимки запечатлели то, как Казанова усердствовал в исполнении своего наказания.

— Я проставил на них даты, вдруг это поможет. — Он улыбнулся. — Зули все-таки нуждается в хорошем макияже. И в следующий раз возьми с собой парикмахера.

— Спасибо, Барт. Ты просто ас.

— Не стоит благодарности. Я сделал копии, на всякий случай, чтобы ты не волновался, если снимки пропадут или случится еще что-нибудь. Подредактировав, их можно отправить в итальянский «Вог».

Я еще раз внимательно просмотрел снимки. Странное ощущение — осознавать, что вся жизнь зависит от этой нелепой порнографической сцены.

Роттвейлер сидела у себя на кухне за столом и пила кофе, когда я вошел.

— Я-то думала, что хорошо знаю тебя… — Она едва сдерживалась, чтобы не закричать в гневе. Ротти выглядела очень постаревшей и усталой и, как всегда, дымила сигаретой. Она молча кивнула мне на место за столом. — Чарли, я так и думала, что ты во что-нибудь влипнешь, обязательно влипнешь! Всегда подозревала, что ты неимоверно глуп. Но ты не дурак! Совсем не дурак оказался!

Я не знал, что отвечать.

— Чертовски хитер! Предусмотрителен! Вот за что я люблю баскетболистов. Умеют все рассчитать в игре.

Никогда не сдают позиций и не делают глупостей. Ну, ты исключение… ты сделал.

— Я не убивал Каза…

Я осекся на полуслове, вспомнив, что Ротти терпеть не может его имя. Смешно, нелепо, ведь меня обвиняют в убийстве ее главного врага, а я все боялся рассердить свою начальницу.

— Я знаю, что ты не убивал его. Он сам во всем виноват, чертова задница, похотливый козел! И с чего все так всполошились по поводу его смерти? Кто он вообще такой?

— Я думал, вы сами считали его исчадием ада, — заметил я.

— Никакого ада не существует. Есть только Бог, который играет с нами в свои игры.

— Когда он напивается?

— Именно. — Она кивнула мне и улыбнулась: — Какого черта ты делал в его доме? Что тебе там понадобилось?

— Разве вы не посылали меня кое-что поискать? Я рассчитывал обнаружить что-нибудь нужное или стащить у него компромат на наших людей.

— Он никогда не был удачным шантажистом, — возразила Ротти.

— Но он посадил Китген на героин.

— Прошу тебя, не говори чепуху. Киттен потребляла героин еще до того, как мы взяли ее в агентство. Ты что, сразу не разглядел, какие у нее огромные и блестящие глаза?

— Серьезно?

— Да. Эти ангелочки вовсе не такие святые, как ты думаешь. Мы делаем для них все, что можем. Но кому- то это не помогает. А некоторые все же становятся приличными людьми. Насчет Киттен я никогда особенно не беспокоилась. У нее есть стержень, и еще какой — железобетонный! Тщеславие — вот что спасет ее от падения в пропасть. А тех, у кого нет даже этого, как мы можем удержать их, Чарли?

Риторический вопрос. На него можно не отвечать. Но Роттвейлер будто ожидала от меня каких-то комментариев. Возможно, намекала на то, что не может спасти меня, потому что я тщеславен. Ротти курила и смотрела на меня не отрываясь.

— Так кто его убил? — спросила она, наконец.

Я положил перед ней конверт с фотографиями. Она открыла его и принялась изучать снимки. На ее лице ничего не отражалось — ни волнения, ни удивления.

— Откуда ты их взял?

— Это я снимал.

— А дальше что?

— Убежал, они стреляли в меня.

— Они?

— Казанова, — ответил я, подумав полминуты. — И этот парень в маске.

— Ты знаешь, кто это?

— Знаю.

Она продолжала курить, приглядываясь ко мне.

— Дурак.

— Я знаю.

— Не ты. А люди, которые напяливают идиотские тряпки и занимаются этим грязным идиотизмом. Думают, что это секс. Но это не секс! Это суррогат для тех, кто не может заниматься сексом, а хочет только болтать о нем.

— Как вы считаете, снимки послужат для меня оправданием?

Роттвейлер рассмеялась:

— Хороший вопрос.

Она надела очки и поднесла снимки поближе к лицу, чтобы рассмотреть их.

— Господи, это же Зули! Кто еще их видел?

— Барт Мастерсон готовил их по моей просьбе. Я сам принес их ему перед арестом.

— Барт Мастерсон! Он отлично знает, что если скажет правду, его карьере конец. Посмотрим, что решит Пэт Мюррей.