Однажды я признался Роттвейлер: мол, подозреваю, что он меня недолюбливает.

— Вздор! — возразила она. — Если бы ты ему не понравился, он ни за что не согласился бы с тобой еще раз видеться. Перед тем, кто ему не по душе, он раз и навсегда захлопывает дверь. И потом, девушки сразу бы от тебя отвернулись. Для них очень важно мнение Северина. А они вьются вокруг тебя. Я же знаю. Не забивай голову такой ерундой, он о тебе хорошего мнения.

Северин не был счастлив, несмотря на талант и признание. Его ненавидели. Он был окружен завистью других фотографов, обвинявших его в плагиате или техническом несовершенстве произведений. Северина ненавидели модели, которые не могли добиться фотосессии. Ненавидели любовники моделей за то, что он советовал девушкам избавляться от бойфрендов, мешающих карьере. Ненавидели и клиенты, которых бесили его запросы и требования. Но на самом деле почти все ненавидели его лишь за то, что он завоевал себе право делать то, что хотел, и фотографировать так, как хотел, и тех, кого хотел, посылая к черту остальных.

Как-то раз я сидел рядом с Зули, вдруг заговорившей о том, что Северина ненавидит один известный фотограф. Северин молчал некоторое время, но затем вдруг возразил:

— Между любовью и ненавистью грань очень тонка!

Это были слова из песни, вроде бы ничего не значащие, но меня поразила красота его голоса и печаль, которая в нем прозвучала. В ту минуту я понял, что за экстравагантными нарядами, длинными волосами и гримом Северин скрывает ранимую душу, которую я мог бы считать родственной.

Но в обвинениях в плагиате, которые я упомянул, была определенная справедливость. Его работы были сверхталантливым плагиатом. Многие его фотографии были узнаваемы по стилю, который он заимствовал у кого-нибудь другого. В конечном итоге даже в современном искусстве процветали только те, кто умел комбинировать стили. Стили были узнаваемы, зарекомендованы требованиями рынка, и нужно было только иметь смелость привнести в них что-то новое, что-то свое.

У Северина этой смелости хватало. Но надо отдать ему должное: он не стремился фотографировать исключительно ради славы и денег. Фотография была его жизнью, его страстью. Некоторые снимки были выполнены в стиле ретро, поскольку он увлекался старыми работами, собирая их всюду, где они ему попадались. Северин обладал феноменальными знаниями, позволяющими ему при одном взгляде на фотографию сразу определить ее автора и модель, которая на ней изображена. Не сомневаюсь, что он знал досконально всю историю модного фото, от самых первых редких снимков в журналах до бесконечного разнообразия современного фэшн-арта.

Позднее я убедился в том, что Северин доверял мне и даже, наверное, любил. Выяснилось это неожиданно. Северин и грешная троица летели в Майами на благотворительный показ мод, все собранные средства от которого должны были поступить в фонд борьбы со СПИДом. Сьюзан предложила мне сопровождать их. У Северина, как я думал, имелся собственный самолет. На нем мы и должны были отправиться, провести несколько часов на показе и тут же прилететь обратно.

Я чувствовал себя неловко, полагая, что это из-за меня они вернутся слишком быстро.

— Я бы не хотел портить вам вечеринку.

— Не произноси слово «испортить», когда летишь в самолете, дурачок. И потом, я сама пригласила тебя, так что нечего мучиться чепухой.

— Извини.

— И я имею на это право. Я не последняя персона на показе.

— Но самолет принадлежит Северину.

— Нет, не принадлежит, это журнал купил для него самолет.

— Я не знал.

— Зато я знаю.

Я согласился. Но Северин все-таки удивился, увидев меня вместе со Сьюзан в аэропорту в Нью-Джерси, предназначенном исключительно для лайнеров самых богатых и знаменитых владельцев. Он в изумлении выгнул брови, так что они стали видны над его широкими солнечными очками.

— О, привет, Чарли! Хорошо, что ты приехал проводить Сьюзан.

— Он летит с нами, — сообщила Сью.

— Летит с нами? — насмешливо переспросил Эррол, тряхнув высветленными кудрями. В своем замшевом плаще он походил на Брайана Джонса из «Роллинг Стоунз». Формально он считался визажистом, а неформально — чем-то вроде домохозяйки Северина.

— А что такого? Чарли обычно носит мой багаж, — пояснила Зули.

Северин улыбнулся:

— Что ж, надеюсь, ты хорошо проведешь время, Чарли. Мы летим на развлекательное мероприятие для геев.

— Я не гей, но тоже рассчитываю хорошо провести время, — вмешалась Сьюзан.

— Не гей? — Эррол в притворном ужасе отшатнулся от нее.

— Все супермодели — геи. Это не сексуальная ориентация, а состояние ума, — заключила Сьюзан.

— Они все усталые ведьмы, — возразил Эррол.

— Ха! Ну, так и Чарли тоже усталая ведьма! — парировала Кара, решив присоединиться к партии моей защиты.

Эррол нахмурился, сделав вид, что поправляет одежду. Он источал аромат пачулей, поглядывая на нас изредка своими густо подведенными глазами. Северин умудрился наложить на его лицо больше краски, чем на лицо Сьюзан.

Северин сам предпочитал гримировать лицо, но у него даже самый экстравагантный макияж выглядел уместно и эффектно. Тогда, в аэропорту, я впервые видел его при дневном свете, а не под лучами прожекторов в студии. Он был одет в черное пальто с черным меховым воротником, подбитое мехом.

— Яне знал, что ты носишь пальто на меху, — заметил я, указав на его меховую подстежку.

— Ах, это мой обычный костюм для полетов. Я мерзну в самолете и, честно говоря, ненавижу эти мытарства. Я очень боюсь простудиться.

Но он скромничал. Нечто похожее на это шикарное пальто он носил каждый день, и каждый день разное.

— Я стараюсь следовать собственным предпочтениям в одежде независимо от времени суток, дня недели, будней или выходных. Но иногда я не могу решить, что надеть. Тогда беру с собой несколько разных вариантов.

— В этом случае я могу дать хороший совет, — напомнил Эррол, но Северин молча бросил в его сторону взгляд, выражающий просьбу не перебивать.

Тем не менее акция, в которой нам предстояло принять участие, выглядела мероприятием достаточно серьезным и почтенным. В ней были задействованы рок-звезды и представители финансового мира, ее целью был сбор средств в фонд борьбы со СПИДом, и Северин с девушками занимали в программе шоу не последнее место.

— Н-да, Северин — властелин меха, — заметила Сьюзан.

Кара усмехнулась и добавила:

— Это шоу, конечно, достойно быть причислено к делам милосердия, но я рада, что кинозвезды нам завидуют.

— Мы выглядим лучше их на фотках, — вставила Зули.

— Разумеется, потому что в отличие от кинокадров на фотках мы не шевелимся, — фыркнула Сьюзан.

— Давайте назовем вещи своими именами, — отозвалась Зули, — просто нас действительно всем хочется трахнуть.

— Нет, нет, нет, надеюсь, что меня нет, — запротестовал Эррол.

Пилоты, которые должны были вести самолет, выглядели и разговаривали не как гражданские, а как парни, привыкшие к исключительно боевым вылетам, и мне почему-то показалось, что им мы кажемся абсолютными придурками. Когда мы поднялись на борт, после того как Северин докурил свою сигарету, первый помощник сообщил нам, что все готово и если во время полета кто- то пожелает спиртное или возникнут иные требования, они с радостью удовлетворят их. Эррол тихонько захихикал.

— По-дурацки смотритесь в этой фуражке, — буркнул Северин пилоту. — Можете оставить напарника, хватит одного вашего вида, чтобы расстроить мне нервы.

— Вообще-то самолет может лететь сам. — Пилот улыбнулся девушкам.

— Да, но, пожалуй, я не стану проверять это на своем опыте, — ответил Северин.

— У вас симпатичная фуражка, право! — бросил Эррол и расхохотался. Пилот тоже рассмеялся. Наконец следом за ними мы все развеселились и успокоились. Пилот рад был удалиться в кабину и объявить о начале нашего путешествия.

Так что я занял место стюарда, и на меня тут же посыпались просьбы со всех сторон: