Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Я знал Китген гораздо лучше, чем Дэниэла, но наблюдений за ними было достаточно, чтобы понять: они несчастливая пара. Я убедился в неустойчивости их столь внезапно зародившихся чувств друг к другу чуть позже, когда мы прибыли на открытие выставки Алистера Ферстона в Лондоне.

Ферстон был весьма самоуверенным и зацикленным на себе, но феноменально успешным лидером молодежного движения в английском искусстве. Он был подобен вихрю темной энергии, его можно было назвать каскадером от искусства. К тому же он обладал даром, граничащим с гениальностью, — умел заводить публику, будоражить ее и приводить в восторг.

Даже самые прогрессивные представители художественной элиты в Англии приходили в ужас от его «Пейнтбола с носорогом». Он успешно морочил голову репортерам и журналистам, что, мол, и, правда, стрелял красками в белого носорога, одурманенного сверхдозой героина, из специального ружья, рискуя жизнью, на самом же деле он просто покрыл побелкой мертвое животное в зоопарке.

Свою карьеру Ферстон начал с того, что создал ненормальный мир, в котором обезьяны, напичканные кокаином и сильнодействующими таблетками, ходили в костюмах и платьях, рисовали картины и играли на музыкальных инструментах. Фактически шоу было продано еще до того, как его начали демонстрировать.

Дэнни Джейн не почивал на лаврах великого актера на сцене и на экране, он был страстным коллекционером и художником, хотя рисовал настолько плохо, что друзья никогда не высказывали свое мнение по поводу его скромных упражнений в области экспрессионистской живописи. Он предпочитал жить в Лондоне, который отличался от американских мегаполисов тем, что давал свободу гениям и не был жестко подчинен требованиям коммерции, как мир Голливуда. Дэнни заявлял, что этот цивилизованный город позволяет ему находиться подальше от грубой и невежественной публики, хотя, по сути, все было наоборот — в Лондоне он гораздо чаще оказывался на виду, чем в Беверли-Хиллз, изобилующем знаменитостями и звездами. Но Лондон был также и любимым городом Киттен — центром роскошной жизни, местом обитания самых эксцентричных представителей мира моды, авангардистских течений в искусстве и музыке, самой блестящей рок-площадкой Европы, все еще сохранявшей очарование декаданса и шестидесятых годов XX века.

Поскольку Киттен тут же сообщила Дэнни о том, что я некогда занимался живописью, он проникся ко мне небывалым уважением и включил меня в число своих фаворитов. Даже попросил показать мои работы, на что я согласился и был удивлен его неожиданно восторженным отношением. Я создавал картины в определенный период моей жизни и воспринимал свои усилия весьма серьезно, но не предполагал, что они удостоятся столь высокой оценки. Дэнни попросил продать пару картин, но я отказался, несмотря на внушительную сумму, предложенную за них, лишь потому, что все еще не терял надежды когда-нибудь показать их на персональной выставке.

В Лондоне на вечеринке по случаю открытия выставки собрался весь цвет богемы — артисты, художники, коллекционеры, продюсеры, дизайнеры, модели, рок- звезды, аристократы, антиквары, банкиры и даже самые крупные наркобароны. Киттен и Дэнни решили, что я тоже должен сопровождать их. Честно говоря, я немного трусил. Нет, я не боялся столкнуться с шокирующими работами Эзры, просто не готов был увидеть великих художников современности, к числу которых мечтал когда-то принадлежать. Что, например, среди этого сумасшедшего сборища мог делать Алан Дэви, мой любимый английский живописец, потрясающий колорист и утонченный мистик? К счастью, туда не прибыли живые легенды поп-искусства Питер Блэйк и Ричард Гамильтон. Но их отсутствие с лихвой восполняли знатоки живописи и состоятельные коллекционеры.

Я не был поклонником направления, которое развивал Ферстои, поскольку почти никогда не соприкасался с псевдоискусством, поэтому нельзя сказать, что я был сильно впечатлен непосредственно предметом выставки.

Но меньше всего я ожидал познакомиться с самим хозяином, Алистером Ферстоном. Когда мы вышли из лимузина, Киттен и Дэнни представили меня Ферстону. Но несмотря на теплые и очень дружеские рекомендации Дэнни, Ферстон кивнул мне довольно прохладно и продолжил поправлять свой измятый пиджак из полосатой индийской ткани и широкую рубаху под ним.

— Где этот чертов…

Он не договорил отвернувшись, и я подумал, что он просто пьян и не желает поддерживать разговор. Наконец Ферстон извлек из кармана небольшой пакет, а из пакета коробочку с замком, полную порошка.

— Господи, Ал, — воскликнул Дэнни, — тебе недостаточно этого дерьма?!

Киттен с удовольствием присвистнула.

— Это будет чертовски веселая ночь, — отозвался художник.

Он выглядел так, словно уже провел чертовски веселый день, если не сказать, что у него была чертовски веселая неделя или даже месяц.

— Где-то у меня есть еще один, — продолжал он, погружая пальцы в порошок и облизывая их.

— Присоединяйся, крошка. — Он протянул коробочку Киттен. Та осторожно набрала порошка длинным, покрытым розовым лаком ногтем и шумно втянула его в себя на вдохе.

Ферстон протянул коробку Дэнни.

— Нет, — возразил актер с таким видом, словно собирался вырвать у него эту дрянь и выбросить в окно. Когда Алистер отвернулся, он с упреком посмотрел на Киттен. Ферстон сквозь окно созерцал гигантские руины гидроэлектростанции.

— Я хотел построить здесь серию огромных капсул и пилюль вдоль берега, — сообщил Ферстон. — Вообразите зрелище: перкодан, мандракс, либриум [33], и все разного цвета…

— Восхитительно! — заметила Киттен.

— Ты права, детка, это гениально! Но мне нужно очень много денег.

— Думаете, что найдете их? — не отставала Киттен.

— Не сомневаюсь. Я уже сообщил об этом Пфайзер, Роше, Лилли, все этим долбаным… спонсорам… это все, о чем они мечтают.

Киттен восторженно кивнула, Дэнни нервно прикурил сигарету.

Ферстон подумал минуту и прогнусавил нараспев:

— Вы не всегда можете получить желаемое…

— Интересная идея скульптур на реке, — заметил я. — Похоже, на рекламу пепси на реке в Нью-Йорке.

— Мне тоже нравится, — добавил Дэнни, выдыхая дым.

Ферстон уставился на меня в упор, словно только что заметил. И тут же протянул мне раскрытую коробочку.

— Нет, благодарю. — Я покачал головой.

Кажется, мой отказ его рассердил, хотя, возможно, он возмутился бы еще больше, если бы я осмелился воспользоваться его предложением.

— А почему на реке?

— Ну, как же, это же кровеносная артерия города, — пояснил я.

— Блестяще, — заметил Дэнни.

— Конечно, черт побери… находка… отовсюду видно? — уточнил Ферстон.

Киттен взяла еще порошка.

Ферстон продолжал что-то бормотать себе под нос. Он будто не интересовался никем из нас. Его можно было принять за помешанного, пока я не заметил проводок у него на шее. Оказывается, периодически он говорил по мобильному в наушнике.

— Боллокс! — произнес он. — Чертова задница! Боллокс! Боллокс!

Это единственная фраза, которую я смог разобрать. Дальше последовало невнятное бормотание. Ферстон перемежал английские слова с французскими, но в суматохе расслышать их было невозможно. Зато сам он не обращал внимания на репортеров, окруживших его со всех сторон и непрестанно щелкающих фотокамерами. Выпрямившись и гордо запрокинув голову, он позировал им и анфас, и в профиль, и тут только мой глаз художника оценил аристократизм его внешности — тяжелый подбородок, выступающие упрямые скулы, высокий лоб и улыбку человека, знающего себе цену.

Я чувствовал себя приблудным псом в блестящей компании. Майкл Кейн, Мик Джаггер, Джерри Холл, Дэвид Бэйли, Элизабет Херли, Джереми Айронс, Дэвид Боуи, Брайан Ферри, Вивьен Уэствуд, Маноло Бланик… — я не в силах был запомнить всех присутствовавших там великих актеров. И совсем растерялся, заметив Стивена Фрая, писателя и актера, которого знал только по вудхаусовской серии и видел разве что на экране телевизора. Чуть придя в себя, я сразу подошел к нему и сообщил, что являюсь его горячим поклонником. Но в его лице было что-то ужасающее и отталкивающее.

вернуться

33

Перкодан, мандракс, либриум — лекарства, являющиеся наркотиками или оказывающие наркотический эффект.

47
{"b":"160248","o":1}