В доме было совершенно темно; Лео не осмелился зажечь свет. Он осторожно вошел в большую комнату с кожаной мебелью и драгоценными картинами, слыша лишь биение собственного сердца, и выкрикнул приветствие, чтобы разогнать тишину и страх.
Никакой реакции. Лео отыскал лестницу, ведущую на верхний этаж, и стал подниматься, крепко держась за перила. Кое-что ему было ясно уже сейчас: хорошим вором ему не стать, это занятие для тех, у кого нервы покрепче.
Теперь Лео был виден свет лампы на верхнем этаже. Предметы отбрасывали длинные тени на лестницу, и Лео снова позвал хозяина. Ответа не последовало. В доме не было никого, кто мог бы ответить. Паркет скрипел под ногами, Лео прошел через все комнаты верхнего этажа: три спальни, аккуратно убранные, пустые, без признаков жизни, и кабинет с архивом, книгами и письменным столом. Все выглядело вполне прилично, и Лео почувствовал себя слегка разочарованным. Он не знал, чего ждал, что хотел найти — труп или живого и невредимого Эдварда Хогарта.
Серый сумеречный свет струился из окна, стриндберговская лампа спрядала желтые лучи. Лео подошел к столу, где рядом с корзиной для рукописей стояли все семь трубок — по одной на каждый день, — выстроенные в ряд. Старая машинка «Ремингтон», банка с табаком и пенал располагались в точности как во время первого визита Лео.
Хотя кое-что изменилось: корзина для рукописей. Лео склонился над столом и взял пару листов из небольшой стопки, вид которой внушал подозрения. «Чарли был вне себя от возбуждения, он стянул с нее юбку, чтобы отыскать влажную долину, утолившую жажду его страсти…», «…после того, как они в первый раз занялись любовью, он закурил и спросил, как ее зовут…»
Корзина была полна страниц из плохого порнографического романа, который мог бы опубликовать лишь самый низкопробный журнал. Только теперь Лео испытал настоящий шок, он судорожно перерывал бумаги на столе, в шкафах, в архиве и везде, где они только были. Папки в архиве, помеченные цифрами, либо опустели, либо были наполнены совершенно неинтересными бумагами различных государственных учреждений. Кипы бумаг в шкафах, где раньше содержались самые ценные документы Хогарта, оказались государственными отчетами по результатам инспектирования детских садов.
Выбившийся из сил, потный Лео вдруг услышал звуки, доносящиеся с нижнего этажа. Он замер на месте, затаив дыхание, и стоял неподвижно несколько бесконечно долгих минут. Кровь бросилась ему в голову и зашумела в ушах, мир замер. На мгновение все перед его глазами побелело, силы покинули тело, как от удара молнии, ноги подогнулись, но уже по дороге вниз Лео собрался и вытянул руки, чтобы смягчить падение. Оказавшись внизу, он снова прислушался, но ничего не услышал.
Несколькими минутами позже он стоял на Хёгландсторгет и с нетерпением ждал двенадцатого трамвая.
Добрый самаритянин, однажды позвонивший журналисту Эдварду Хогарту, заплутал в пустыне. Теперь речь шла не о душевном здоровье Вернера Хансона, не о тиражах Стене Формана и не о мнимой привязанности Генри Моргана к членам общества «ООО» — речь шла о самом Лео и его благополучии. Он нуждался в подтверждении того, что увидел собственными глазами, он хотел вернуться к реальности, ибо это «дело» увлекло его в странный, размытый мир снов и мечтаний, где Лео было очень не по себе. Он всегда стремился к выражению собственных ощущений, словно сомневаясь в них. Все, что он писал, вероятно, было обусловлено недостаточностью контакта с миром: он всегда был аутсайдером и лишь в минуты словесного творчества ощущал свое существование, чувствовал себя участником, а не наблюдателем событий.
Лео оказался против воли втянутым в историю, не лишенную фантастических деталей: единая нить связывала исчезнувшего отца Вернера Хансона, деда Лео, Эдварда Хогарта, Стене Формана и самого Лео. Можно было назвать это прихотью судьбы — как бы то ни было, Лео полностью погрузился в сюжет. Он двигался вперед, словно в состоянии шока.
Вероятно, в очередной раз переступив порог ресторана «Зальцерс», чтобы отобедать со Стене и изложить последнюю информацию — совершенно «off the record», как говорят в Белом доме, — Лео выглядел потерянной сомнамбулой, одурманенным зомби.
Новый поворот истории вовсе не шокировал Стене Формана. Он курил сигарету за сигаретой, пыхтел и хрипел и делал короткие записи в блокноте, пока Лео вспоминал все детали, запахи и звуки. Форман утверждал, что много думал о деле и кое-что вычислил. Что произошло с Хогартом, выяснится позже. Этот хитрый старик еще появится снова: он, вероятно, ушел в подполье, и замел следы. Это лишь осторожный ход, считал Форман. Сам же Лео ничего не считал. Он лишь растерянно перебирал документы об ОАО «Северин Финмеканиска», которые оставались единственным доказательством того, что Лео встречался с одним из членов общества «ООО». Выражение лица Лео было отсутствующим. Последнее время он плохо спал.
Между тем Форман вовсе не был простачком. Его посетила новая мысль — и как он только раньше не догадался! Стене не постеснялся назвать собственную мысль гениальной.
Одна ниточка осталась нетронутой: ОАО «Северин Финмеканиска».
Встреча в «Зальцерс» состоялась за неделю до того, как эта история стала «делом» в строгом смысле — по причине смерти одного из фигурантов.
Но мое собственное расследование, напоминавшее поиски деталей давно разобранной бомбы, требует особых разъяснений относительно ОАО «Северин Финмеканиска».
В конце апреля семьдесят пятого года, холодным и туманным вечером Лео Морган отправился на автобусе от Слюссен через Сканстуль в Хаммарбю, этот грязный промышленный район из асфальта, кирпича и сажи, который в тот день, наверное, выглядел особо удручающим. Лео устал и дрожал, как в ознобе. Вот уже две недели он спал урывками, благодаря снотворному, которое могло дать лишь пару часов тяжкой дремоты под утро. Лео окончательно увяз в этой истории, которая все больше напоминала античную драму с грядущей трагической развязкой. Лео действовал по собственной воле, но в то же время с каждым шагом он сознательно уходил от жизни в полную неизвестность. Он давно уже мог покинуть сцену, поджав хвост, как жалкий трусливый негодяй. Однако Генри не простил бы его, Генри в сотый раз твердил о чести и гордости, которые требуют поступков от каждого настоящего мужчины, которые и превращают сосунка в мужчину. Было странно слышать эти слова от Генри — вечного обманщика, жалкого труса и лузера. У Лео не было гордости ни на грош, как утверждал он сам, но его тянуло к правде, как мотылька к свету, он стремился к правде, как кочевник к водопою, даже если свет исходил от всепоглощающего огня, а вода плескалась в гнилой, ядовитой луже.
Стене Форман отдал Лео приказ лезть прямо в улей. Главный редактор «Молнии» хорошенько поразмыслил, позвонил в ОАО «Северин Финмеканиска» и спросил, нет ли на предприятии сотрудников, поступивших на работу более тридцати лет назад. Бодрый и приветливый начальник отдела кадров радостно сообщил, что некто по имени Берка — на конверте с зарплатой пишут «Бертил Фредриксон», но для всех он просто Берка — работает в одной и той же мастерской с тех самых пор, как ОАО «Северин Финмеканиска» переехало к каналу Сикла. Лео оставалось лишь поехать в Хаммарбю и выведать, что этот Берка знает о Туре Хансоне.
Лео Морган, словно в лихорадке, шел мимо зданий «Дженерал Моторз», «Брёдерна Хедлюнд» — которое теперь входило в состав концерна «Гренгес», — «Люма» и «Осрам», мимо небольших мастерских, пока не дошел до ОАО «Северин Финмеканиска», которое теперь было частью концерна «Гриффель». Это было коричневое кирпичное здание с крышей, выложенной зигзагом, и грязными окнами. В четырех длинных корпусах кузнецы, токари и несколько десятков техников и специалистов по точной механике производили оглушительный шум, орудуя молотами, напильниками, станками, щипцами, ножницами, шлифовальными инструментами и паяльниками. Войдя внутрь через небольшую дверь, Лео зажал уши. Несколько молодых парней в комбинезонах с надписью «Северин» на спине, словно не замечая его, продолжали выбивать оглушительную чечетку. Вокруг носился мастер в синем фартуке, со значком специалиста по охране труда и ручкой за ухом, готовясь показать им новый чертеж. Повсюду кипела работа. Лео немедленно почувствовал себя захватчиком, бациллой, чужеродным элементом в этом могучем организме.
