Констебль Ренни наклонился к Логану и прошептал на ухо:
— Что значит дрызги? Может быть, брызги?
— Понятия не имею. Заткнись.
— Я только спросил…
Клик.На экране возникло мужское лицо со следами побоев, половина головы скрыта под марлевой повязкой.
— Тридцать четыре шва, — доложил Инш, — триста граммов крови. Сейчас мистер Лейт находится под охраной в Королевском изоляторе Абердина — и у меня нет ни малейшего желания, чтобы Вайзмен вернулся и закончил начатую работу.
Клик.Кен Вайзмен лыбится с экрана. Время и тюрьма наложили на него свой отпечаток: те немногие волосы, что остались, поседели и теперь были коротко подстрижены, бородка почти белая. Большие уши, большие руки, все большое. Он набрал лишний вес, но по-прежнему выглядит сильным. С левой стороны лба бежит длинный шрам, через бровь он спускается на правую щеку, уродуя глаз. Красивым его не назовешь.
— Вайзмен в бегах с утра вторника, но сегодня днем он позвонил на Би-би-си. — Инш кивнул, и полицейский включил магнитофон.
Женский голос, дружелюбный:
— Привет, вы позвонили в шотландское отделение Би-би-си. Чем я могу вам помочь?
Какой-то треск. Пауза. Затем мужской голос, низкий, с едва заметным акцентом жителя Абердина:
— Я хотел бы поговорить с кем-нибудь насчет Мясника.
— Одну минуту, я выясню, кто свободен…
На линии тишина, затем музыка, потом снова тишина, потом другой женский голос:
— Отдел новостей. Я могу вам помочь?
— Вы знаете, кто я такой?
Еще одна пауза, наверняка заполненная закатыванием глаз и неслышными театральными вздохами.
— Вы хотите сообщить что-то важное?
— С вами говорит Кен Вайзмен. Они меня ищут. Они обо мне врут.
Какая-то суета, затем куда более заинтересованный женский голос:
— Понятно. Вы хотите все исправить? Сами рассказать людям свою историю?
— Один раз они это уже сделали — еще раз у них не получится. Они не смогут снова отправить меня в эту долбаную тюрьму!
Диалог продолжается, Вайзмен долго говорит по поводу того, какие придурки полицейские Грампиана, и эти самые полицейские, собравшиеся в зале для брифингов, молча слушают запись.
Затем Инш кивком велел остановить пленку.
— Вот так, — сказал он, рассеянно шаря по карманам в поисках отсутствующих там сладостей. — Мы дали послушать эту пленку его социальному работнику и двум его сослуживцам. Все они подтверждают, что это определенно голос Вайзмена. Звонил он из телефона-автомата в Тиллидроне, так что мы знаем, что он до сих пор в городе. Но дальше пойдет интереснее…
Снова включили запись.
Еще ругань, затем женщина спросила:
— Вы не хотели бы лично выступить в свою защиту? В телевизионном интервью? Рассказать всей стране?
На этот раз пауза затянулась, и можно было предположить, что Вайзмен повесил трубку. Но наконец низкий голос произнес:
— Всей стране?
— Да, и в наших силах организовать это сегодня же! Вы можете приехать на студию, мы находимся в Беллгрейв-террас, и…
— Думаешь, я дурак? Если надо, сам скажу, где и когда, ясно?
— Ладно, ладно, сам так сам. Вы говорите куда, и мы к вам приезжаем. Никаких проблем. Командуете вы. Я вовсе не хотела…
— Я с вами свяжусь.
И дальше легкое жужжание отключенной линии.
— Алло? Алло? Срань Господня… Стив! Стив, ты ни за что не догадаешься, с кем я только что…
Клик. Запись закончилась.
— Вот так, — сказал Инш. — Вопросы будут?
— Милостивый Боже… — Фолдс остановился как вкопанный и медленно обвел глазами кухню Лейтов. — Совсем как в «Бешеных псах»…
Узкая металлическая дорожка, которую проложили эксперты, чтобы улики не затоптали, скрипела под его ногами, когда он шел к раковине.
Кровь была повсюду: на полу, на дверцах шкафчиков, на столешницах, на стенах и даже на потолке. Кто-тоздорово украсил помещение с помощью восьми пинт крови Валери Лейт.
Начальник полиции посмотрел на липкий кафель:
— Первые впечатления?
Логан в ступоре уставился на сталактит из свернувшегося гемоглобина, свисающий с вытяжки над плитой.
— Крови значительно больше, чем в последний раз.
Фолдс кивнул:
— Двадцать лет назад то же самое. Иногда Вайзмен разделывает их на месте, иногда увозит и убивает где-то в другом месте. Что-нибудь еще?
— Ну… У них явно не было проблем с деньгами.
Валери и Уильям Лейт ездили на «Порше-911», машина стояла в гараже, у дома был припаркован огромный «лексус» четыре на четыре. Жили они в одном из тех перестроенных поместий на окраине Абердина, которые всегда стоили чертову прорву фунтов: полуразрушенная ферма, некогда купленная ловким строителем и превращенная в «роскошное загородное жилье для удачливого чиновника» — эксклюзивное и дорогое.
Фолдс рассеянно положил руку на гранитную черную столешницу, поморщился и тут же отдернул. Его латексная перчатка взвизгнула, отдираясь от липкой крови.
— Черт!.. — Он вытер руку о полу защитного халата, оставив длинное смазанное пятно.
Логан открыл дверь на патио и вышел. Снаружи было темно, хоть глаз выколи, соседние дома представляли собой серо-коричневые бледные силуэты на фоне ночного Абердина. По шоссе двигались маленькие пятна света. Тишина нарушалась лишь редким лаем полицейской собаки.
Вид был потрясающий: по другую сторону шоссе устраивали фейерверк. Хвостатые ракеты прорезали ночное небо и взрывались дождем красных звезд. Через четыре секунды доносился приглушенный звук — БЭНГ, но к тому времени красные искры уже успевали погаснуть.
— Представить только, что отсюда видно в выходные! Каждый фейерверк в городе.
Начальник полиции встал рядом с ним у перил:
— Господи, ну и холодрыга. — Он поежился. — На месте Вайзмена стали бы вы ждать возможности поболтать с Би-би-си?
— Как бы не так! Я бы был на первой посудине, отплывающей из Великобритании.
— Тогда возникает законный вопрос: почему он все еще здесь?
Логан проводил глазами очередную ракету:
— Незавершенные дела.
Фолдс кивнул:
— Именно это меня и беспокоит.
Хитер вытерла слезы тыльной стороной ладони. Это кошмарный сон, только и всего. Она проснется, и все будет в порядке. Они съедят говядину по-бургундски, выпьют вина, и Данкан будет жив-здоров.
Данкан… она рыдала, пока не заболело всё тело, кричала, пока могла дышать. И вот теперь уже ничего не осталось, только боль, впившаяся в ее сердце, как ядовитая колючая проволока.
Она прислонилась головой к темной металлической стене и застонала.
Послышался клацающий звук снаружи, и ее тюрьму залил свет, отражаясь в темных лужах крови на ржавом полу. Всё, что осталось от Данкана…
Хитер закрыла глаза. Теперь Мясник вернулся за ней. Пришла ее очередь, ее повесят вниз головой над ванной и выпотрошат. В каком-то смысле она почувствовала облегчение. По крайней мере, она снова будет с мужем и… сыном.
Мясник вошел в комнату, и Хитер в ужасе подалась назад.
Она попыталась взмолиться, чтобы он не убивал ее, но рот пересох, губы растрескались и кровоточили. Она передумала: она не хотела воссоединяться с Данканом и Джастином. Она не хотела умирать!
Но Мясник на этот раз принес не нож, а шланг. Струя холодной воды ударила в пол, отскакивая от него и орошая всё вокруг розовыми каплями, пока последняя кровь Данкана не стекла в канализацию.
Когда ничего не осталось, Мясник ушел, но через полминуты вернулся с пакетом из фольги и бутылкой воды. Он положил всё это на пол на таком расстоянии от решетки, чтобы можно было дотянуться рукой, и остался стоять, глядя на нее.
Господи, как же ей хотелось пить…
Хитер дрожа поползла вперед, схватила бутылку и тут же метнулась назад, в свой угол. Эта сволочь даже не пошевелилась. Она свинтила крышку и напилась, кашляя и разбрызгивая воду, потому что слишком торопилась. Ее едва не стошнило.
