Отец Валентин судорожно ухватился за его руку. Боязнь потерять своего любимца перевешивала в нем мысль об опасности, в которой была Герта.

— Михаил, да образумься же! Ты только послушай, как ревет буря! Ты не пройдешь и ста шагов! Ну, подожди хоть полчаса!

— Нет, тут дорога каждая минута! Прощайте!

Он направился к двери. У ее порога стоял Вольфрам, на лице которого отражалась сложная игра чувств, когда он спросил:

— Господин капитан, так вы непременно хотите идти, да еще совершенно один-одинешенек?

— Раз ни у кого не хватает мужества последовать за мной, пойду и один! — резко ответил Михаил.

— Ну-ну! Мы тоже не из трусов будем! — обиженно воскликнул лесничий. — Конечно, христианская душа, у которой, как у трактирщика, на совести жена да ребята, не может рисковать. Ну, а у меня нет никого на шее, и если иначе никак нельзя — что поделаешь? — пойду с вами!

Отец Валентин с некоторым облегчением перевел дух: все же Михаил будет не один.

Роденберг коротко ответил Вольфраму:

— Ну, так пойдем! Двое всегда лучше одного!

— Это смотря как, — сухо ответил Вольфрам. — Быть может, адская охота тоже так подумает и заберет нас обоих. Сохрани Бог, ваше высокопреподобие! Не повредит, если вы будете все это время крепко молиться за нас. Вы — святой человек и если замолвите словечко архистратигу Михаилу, то, может быть, он и усмирит взбесившуюся нечистую силу. Это было бы в самую пору!

Михаил был уже за дверью, кивнув с порога священнику в знак последнего привета. Вольфрам последовал за ним, и вскоре оба исчезли в ночном мраке.

*  Весной в горах от таяния вершинных снегов и глетчеров нередко образуются шумные каскады, возникающие сразу и неожиданно и так же неожиданно исчезающие.

Действительно, Орлиная скала наслала одну из тех весенних бурь, которых опасались решительно все горные жители. Те, кто, как Вольфрам, были суеверны, видели в этой буре «адскую охоту», то есть стаю нечистых духов, носившуюся по горам и лесам в жажде бед и истребления. Буря выла, свистела, рычала, и луна, вдруг появляясь из грозовых облаков, окидывала небо и землю бледным, призрачным мерцанием, которое было еще более жутким, чем полная темнота. Вольфрам не раз осенял себя по дороге крестом, когда неистовство бури особенно возрастало, но, несмотря на это, храбро пробивался вперед. Нужно было так хорошо знать местность и обладать такой закаленной натурой, как у него и у Михаила, чтобы вообще подвигаться вперед.

Вплоть до горной часовни оба мужчины прошли вместе, не обнаружив ни малейших следов пропавших. У часовни они разошлись. Михаил, не обращая внимания на уговоры лесничего, решил пробираться к Орлиной скале, которая начиналась у часовни, а Вольфрам пошел в обход по горному лесничеству, некогда подлежавшему его дозору. Они условились, что тот, кто найдет затерявшихся, приведет их к часовне и там будет ждать наступления утра. При всех обстоятельствах оба сойдутся там к утру, и если поиски останутся безрезультатными, подождут подмоги из деревни, чтобы сообща снова начать розыски. Так распорядился капитан Роденберг.

— Если только он вообще вернется! — ворчал Вольфрам, остановившийся на лесной поляне, чтобы перевести дух. — Чистое безумие идти в такую ночь в ущелья Орлиной скалы. Но он пойдет на самую вершину, если не найдет графини внизу, готов поручиться головой! На уговоры он не очень-то падок, наоборот, держит себя так, будто он — мой господин и повелитель. Хотелось бы мне знать, почему я, собственно, допускаю это и к чему увязался за ним? Его высокопреподобие совершенно прав: чистейшее безумие рыскать по горам в такую адскую ночь, когда не расслышишь крика, не рассмотришь знака... Мы не знаем даже направления, в котором заблудилась графиня. Но Михеля это нисколько не беспокоит! И его-то я считал трусом! Правда, еще мальчишкой он готов был кинуться в самую адскую охоту, чтобы поближе рассмотреть бесовскую силу, но от людей вечно бегал. А теперь как будто уже не бегает от них, зато командует ими на славу. И ведь невольно слушаешься его, вроде иначе и нельзя! Совсем как мой граф!

Лесничий вздохнул и приготовился продолжать путь. Буря на минуту смолкла, и Вольфрам снова громко, протяжно крикнул, как уже делал это неоднократно. На сей раз он вдруг насторожился и прислушался: ему показалось, словно издали донесся слабый человеческий голос.

Он еще раз крикнул изо всех сил своих богатырских легких, и теперь ответ послышался совершенно ясно.

— Здесь! Сюда! — жалобно простонал невдалеке человеческий голос.

— Наконец-то! — воскликнул лесничий, быстро направляясь на голос. — Это не графиня, я слышу по голосу, но где один, там, наверное, и другая... Значит, вперед!

Не переставая покрикивать, он пошел по направлению голоса. Ответные крики звучали все ближе, и через каких-нибудь десять минут Вольфрам набрел на спутника Герты. Тот сейчас же ухватился за лесничего, как утопающий за соломинку.

— Вы меня опрокинете! — заворчал Вольфрам. — Разве вы раньше не слышали моих криков? Вот уже добрых два часа я ору во все стороны! Где графиня?

— Не знаю... я потерял ее... Уже час...

Вольфрам резко отдернул руку, за которую судорожно уцепился слуга.

— Что? Потеряли? Да порази меня Бог! Я думал, что наконец-то нашел графиню, а вместо того застаю одного слугу! Да как же вы посмели покинуть свою госпожу! Почему не остались при ней, когда это было вашей обязанностью?

— Я тут ни при чем, — оправдывался слуга. — Туман... буря... и лошади пропали...

— Дело идет о людях, а не о животных! — со свойственной ему грубостью оборвал несчастного Вольфрам. — Чтоб меня черт побрал, если я понимаю что-нибудь в вашем детском лепете! Рассказывайте, как следует, по порядку!

Но прошло немало времени, прежде чем слуга, почти потерявший разум от страха и усталости, смог ответить на вопросы лесничего. Он уже давно служил в графском доме, отличался верностью и надежностью, а потому графиня-мать и дала его Герте в провожатые. Но его надежности хватало лишь на обычную жизнь, а в тех необыкновенных обстоятельствах, в которые ему пришлось попасть, он оказался совершенно беспомощным и мог лишь ухудшить положение графини.

Как и полагал Михаил, они сбились с дороги и заметили свою ошибку лишь тогда, когда доехали до горной часовни. Они сейчас же повернули обратно, но тут луну заволокло тучами, и, не зная местности, они окончательно растерялись. Напрасно они кидались во все стороны — на проезжую дорогу им никак не удавалось выбраться, так что в результате они окончательно потеряли возможность ориентироваться. Лошади стали пугаться этого блуждания среди воя и грохота бури, пришлось слезть с них и привязать их к дереву.

Но буря усиливалась, и небо все сильнее заволакивалось тучами. Графиня поняла, что последний шанс на спасение — довериться инстинкту лошадей, и послала слугу за ними. В это время спустился густой ледяной туман, в котором уже невозможно было разобрать даже то, что находилось в двух шагах. Слуга не только не смог найти лошадей, но и свою госпожу тоже уже не мог разыскать. Он стал кричать, однако крики заглушались воем бури, и по всей вероятности несчастный отдалялся от Герты, думая, что приближается к ней. Он и сам не знал, как попал в это место.

— Это было глупее всего! — крикнул лесничий. — Теперь графиня совершенно одна, и весьма вероятно, что она и на самом деле попала на Орлиную скалу, как вбил себе в голову капитан Роденберг. Не могу понять, какое ему дело до нее, что он так безумно рискует из-за нее головой! Однако вперед! Сначала к горной часовне! По дороге будем кричать, не переставая, может быть, что-нибудь и выйдет!

* * *

Буря продолжала неистовствовать с прежней силой. Тучи проносились по небу, окутывая вершины гор нестройной ордой туманных, неясных теней. Свист, треск, грохот стояли в воздухе, и казалось, что ночь ожила тысячей голосов гибели.