— Кошмарная погода.

Эллис изогнул бровь, не зная даже, как отреагировать на подобное заявление.

— Для тех, кто снаружи. — Эйвери натужно улыбнулся.

По счастью, Эллис это проглотил — он фыркнул в ответ:

— Повезло нам, что мы здесь.

Эйвери еще немножко поулыбался, давая Эллису понять, что оценил шутку. Ну и дебил.

Эллис был новеньким. Он мог знать, что делать с отпечатком ключа. Мог и не знать. Но ведь мог и знать…

— Арнольд, — протянул он руку, точно адвокат на конференции.

— Син, — ответил Эллис.

Рука Эйвери почти утонула в огромной лапище. Ощущение ему не понравилось — Эйвери не любил чувствовать себя слабее. Но он заставил себя снова улыбнуться.

— Еда здесь дрянная, — сказал Эллис, предоставляя Эйвери новую информацию.

Информация заключалась в том, что Эллис пробыл здесь недолго (и именно потому заговорил с Эйвери) и вообще не так давно в тюрьме, потому что иначе он знал бы, что еда в тюрьмах дрянная всегда. Сам Эйвери перестал мысленно жаловаться на тюремное питание уже очень давно, и ему казалось странным, что для кого-то это знание — новое, не въевшееся в само их существо, как способность дышать или сексуальные предпочтения.

— Дрянная, одно слово, — согласился Эйвери, довольный тем, что Эллис поддержал разговор. — В магазине можно купить кое-что, если деньги есть.

В магазине продавали печенье, шоколад и фрукты по таким ценам, что за целый день работы можно было купить разве что перезрелый банан, и то если повезет.

— У меня есть, — сказал Эллис. — Жена присылает.

Он полез в задний карман, достал обернутую в пластик фотографию и предъявил ее с гордостью, явно ожидая, что Эйвери восхитится его выбором.

Эйвери изучил миссис Эллис, взирающую с безвкусного, но явно дорогого ворсистого дивана. Бледная кожа, миндалевидные глаза. Тридцать с небольшим. Лет двадцать пять назад она бы его весьма впечатлила.

Он услышал, как приближается Финлей. Эти шаркающие шаги, этот равнодушный звон ключей.

— А что это у нас тут такое? — вопросил тюремщик в своей издевательски приятельской манере.

— Это жена Сина, мистер Финлей.

— Дайте и мне глянуть. — Финлей, не дожидаясь разрешения, выхватил снимок из пальцев Эйвери и уставился на модель, наполнявшую теперь все его самые смелые фантазии.

— Красотка, Эллис, — осторожно сказал он.

— Потрясающая, — добавил Эйвери, безуспешно стараясь скрыть иронию.

Финлей вернул Эллису фото, и Эйвери заметил в карих глазах соседа идиотски-растроганное выражение, когда тот погладил мозолистым пальцем лицо жены, прежде чем убрать снимок в карман.

— До скорого, приятель. — Эллис повернулся и пошел по коридору, опустив плечи.

— До скорого, — ответил Эйвери, хотя и презирал разговорные сокращения.

Он не знал, что такое любовь, но имел нюх на слабости, и эту безделицу тоже добавил в свою коллекцию — на всякий случай.

— Интересно, кто ее сейчас дерет? — Финлей подмигнул Эйвери.

Эйвери пожал плечами, и Финлей сменил тактику, глядя на Эйвери хитрыми — так он сам предполагал — глазами:

— Что-то ты сегодня общительный, Арнольд.

— Приятно пообщаться для разнообразия, мистер Финлей.

— Док твой будет доволен. — Финлей сам хохотнул над своей шуткой, и Эйвери поднял брови в знак одобрения. — А что, отдал ты своему приятелю тот старый компьютер?

Старый болван крутил в пальцах ключи, даже не подозревая, какому риску подвергается безопасность, находясь в его руках.

— Еще нет, мистер Финлей. — Эйвери коротко улыбнулся. — Но вы знаете, если кто-то настойчив в своих просьбах, в конце концов нам приходится согласиться.

— Это верно, Эйвери.

Ключи звякнули об пол, и Финлей сделал глубокий вдох, точно собирался нырнуть за ними к рифу.

Эйвери опередил его. Он успел заметить испуг в глазах Финлея и тут же небрежно протянул ему связку, даже не встретившись с ним взглядом, точно произошедшее совершенно не заслуживало внимания. Он услышал, как Финлей пристегивает ключи к поясу. Это его совершенно не обеспокоило. Ленивый ублюдок вскоре забудет об осторожности.

— Спасибо, Эйвери.

— Рад помочь, мистер Финлей.

Как ни удивительно, но с расчисткой заднего двора от сорняков и мусора Стивен и дядя Джуд справились всего за несколько часов.

Оба были голые по пояс — Стивен бледный и жилистый, дядя Джуд широкоплечий, орехово-коричневый.

Стивен раздувал щеки, стирал со лба пот, довольный тем, что грязь и навоз наконец нашли свое место.

А вот Льюис был расстроен.

— А как же снайперы? — прошипел он. — Где мы теперь будем прятаться?

Вообще-то Льюис явился в десять, чтобы помочь с расчисткой двора, однако закончил тем, что набил рот остатками приготовленных Летти спагетти болоньезе прямо с жаростойкого блюда.

Дядя Джуд подмигнул Стивену, и тот ухмыльнулся. Льюис со стуком положил ложку обратно в опустевшую тарелку.

— Почему нельзя просто купить эту несчастную морковку?

Купить морковку действительно было проще. Стивен почувствовал себя одураченным, разозлился на Льюиса и молча продолжил копать.

Льюис слез с забора и холодно бросил:

— Ладно, я пошел.

— Не хочешь помочь покопать? — примирительно предложил Стивен.

— Вот еще, — отрезал Льюис. — Все равно вы все делаете не так.

И выскользнул через заднюю калитку. Стивен нахмурился.

— Да не бери в голову, — посоветовал дядя Джуд.

И Стивен последовал совету.

Они с дядей Джудом пили воду из шланга, болтали глупости и смеялись, а когда бабушка наотрез отказалась пускать их грязными и перемазанными в дом, разделись и прошествовали в кухню в трусах и босиком, так что Летти и Дэйви хохотали как сумасшедшие. Бабушка отвернулась, но Стивен видел, что и она не злится — ну вот нисколько, — потому что, отмывая кастрюли, она ни разу не поджала губы и не брякнула ложкой о раковину.

К вечеру плечи ныли, зато на заднем дворе красовались черные свежезасеянные грядки, аккуратно отгороженные проволокой и укрытые мелкой проволочной сеткой от кошек и птиц.

Засыпая, Стивен думал о том, что никогда еще копание не доставляло ему такой радости, как в этот день. Арнольд Эйвери, дядя Билли, овечья челюсть — все это казалось теперь дурным сном, приснившимся когда-то давным-давно.

Син Эллис опешил и смутился, когда жена разрыдалась. Эллис не любил выставлять чувства напоказ. Даже когда суд приговорил его к шестнадцати годам, он сумел сохранить хладнокровие и подмигнул жене, под конвоем покидая зал.

Поэтому Эллис первым делом оглянулся на остальных заключенных: что-то они подумают? Углядев на их лицах лишь мимолетный интерес, он перевел взгляд на плачущую Хилари.

— Хилли, детка, что стряслось?

Хилари зарыдала сильнее, прикрывая лицо руками, щеки раскраснелись, по ним потекла тушь.

— Ты меня больше не лю-убишь…

— Что?

— Ты меня больше не хо-очешь…

Эллис растерялся еще больше. Он обожал жену. До боли скучал по ней. Хотел ее всегда, более того, после встречи с ней другие женщины перестали его интересовать. В тюрьме его больше всего угнетало не само заключение, а страх, что рано или поздно она отдалится от него, станет приходить все реже и реже, и наконец однажды вместо жены к нему явится адвокат с бумагами о разводе. Страх развода в последние два года будил Эллиса по ночам — что ни разу не удалось блеклым теням банковских клерков. Из любви к Хилари он даже заложил приторговывавшего наркотиками сокамерника, в результате чего Эллису скостили два года и перевели в отделение особого содержания, где он мог в безопасности дотягивать свой срок.

А она заявляет, будто он ее разлюбил!

Смущение Эллиса достигло апогея.

— Детка, что ты такое говоришь? — Он взял ее за руки и заглянул в красное, в потеках косметики лицо. — Я тебя очень люблю. И очень хочу! Ты что, с ума сошла? Как можно тебя не хотеть?