– А кто это, Мартин? – спросила бабушка. – Твой поставщик вин?
– Нет, Дайлис,– ответил отец сквозь стиснутые зубы, с трудом сдерживая злобу. – Так называются чистящие средства для ухода за домом! – Он помолчал и одарил нас грустной улыбкой. – Я просто хочу сказать, благо сейчас мы все собрались, что семья для меня – самое важное в жизни…
Светясь от радости, я взглянула на сестер. Обе смотрели на отца с наглым цинизмом.
– Слышала? – спросила я у Эмери одними губами.
– И сейчас, когда так успешно продается моя книга с описанием сырной диеты,– без всякого перехода продолжал отец,– мне, мои дорогие, нужна ваша помощь. Надо убедить всех, что волшебный «Ред лестер» приносит массу пользы и несмышленому младенцу, и дряхлой старухе. Как только будут напечатаны каталоги, каждому из вас придет по почте по экземпляру. – Он подмигнул. – У меня есть списки книжных магазинов, торгующих бестселлерами. Каталоги займут законное место на их полках. Надеюсь, каждый из вас сделает немаленький заказ, чтобы к Рождеству сыра было вдоволь. Ведь так?
У меня сам собой приоткрылся рот. Так вот для чего папа так преобразился и распространяется о любви к нам!
Меня накрыла привычная волна разочарования. Я часто заморгала. Развесила уши! Поверила,что отец наконец-то осознал, что должен рассказать нам о своих чувствах, и вот, пожалуйста!
– Мы с папой очень рады за тебя, дорогая,– заметив мое огорчение, пробормотала мама и похлопала меня по руке. – Я довольна вдвойне еще и потому, что ты повстречала мужчину, способного защитить тебя перед отцом…
– Что ты сказала, Белинда? – спросил папаша.
– Что мы очень счастливы принять в свою семью Джонатана.
– Безмерно счастливы. Прекрасно, когда под боком есть личный агент по недвижимости. – Отец щелкнул пальцами, подавая знак миссис Ллойд. – Полагаю, настало время для сигар и портвейна.
Мама промокнула губы салфеткой и бросила ее на тарелку.
– Что ж, девочки. Оставим мужчин с их обожаемыми сигарами и портвейном? Хочу, чтобы вы взглянули на пару туфель, которые я купила на днях,– добавила она, значительно понизив голос. – Втайне от отца.
– Выкладывай всю правду, мам,– потребовала Аллегра.
Мама помолчала и поправилась, следуя совету консультанта, помогавшего ей избавляться от разного рода зависимостей:
– Хорошо, я купила несколько пар.
– Сколько именно?
– Три! И сумку…
– Эм, ты как? – спросила я, когда Эмери, чуть покачиваясь, поднялась на ноги. – Может, тебе…
– Все нормально, Мелисса! – рявкнула Эмери с несвойственной ей жесткостью.
Я все равно не отстала бы от нее, если бы не прикосновение чьей-то руки к моему локтю и не ударивший в нос аромат «Шалимар».
– Мелисса, можно с тобой словечком перекинуться? – прошептала бабушка. – Только не будем привлекать к себе внимание. Задержись тут, а через пару минут приходи в гостиную.
Подобная таинственность, если речь о моей бабушке, отнюдь не всегда означает, что стряслось нечто из ряда вон. Абсолютно тем же тоном бабуля может позвать меня, если просто задумала сыграть в бридж. Мои родственники по линии что мамы, что отца склонны к театральным эффектам.
Я сказала, что хочу в туалет, и понесла наши с Джонатаном сумки наверх, в спальню с кроватью под балдахином. На дворе весна, а в доме как в холодильнике. Я взяла с собой новую шелковую пижаму, тоже приобретенную в Париже. Однако, чтобы можно было спать только в ней, следовало уже сейчас включить электроодеяло.
Сбегая по ступеням, я услышала стон со стороны занавешенного кресла у окна на лестничной площадке и не без опаски приблизилась к нему когда мы были детьми, родители нередко закатывали распутные вечеринки и на этом кресле чего только не вытворялось. Стоны не прекращались. Более того: на половицы и ковер откуда-то лилась вода. Я осторожно отодвинула шторку и увидела Эмери. Она, мертвенно-бледная, держалась за живот и смотрела на меня широко распахнутыми глазами.
– О боже. Представляешь, я намочила в штаны… Какой стыд!..
– Эмери,– сказала я, чувствуя, что тянуть дальше некуда. – А не может быть такого, что твой срок больше, чем ты думаешь?
– Ты ведь знаешь, я не делаю отметок в календаре! – выпалила моя сестра.
Я внимательнее взглянула на нее. Эмери все свои взрослые годы жила в постоянном страхе забеременеть, поскольку была не в состоянии запомнить, когда у нее закончились последние месячные. Однажды я вместе с ней ходила к гинекологу, и лишь с помощью моего календаря мы с горем пополам примерно установили дату.
Теперь же не было времени ворошить ее память. В любую минуту могли начаться роды. Отца хватит удар, если первенец Эмери появится на свет посреди дорогого ковра, мелькнула в моей голове мысль.
– Тебе надо снять джинсы,– твердо произнесла я.
– Зачем? Чтобы их натянуть, я целых полчаса убила. – Лицо Эмери внезапно перекосилось от боли. – Ай! Черт… Такое чувство, что– А-ай!
Я попыталась расстегнуть ее джинсы, но не смогла даже засунуть палец за пуговицу. Они были насквозь мокрые.
– Надо их разрезать,– сказала я, осматриваясь в поисках подручных инструментов.
– С ножницами ко мне даже не подходи, Мел! – простонала Эмери. – Это же Эрнест Сьюн! Таких больше не достанешь!
– Доверься мне,– мрачно произнесла я. – Я как-никак портниха.
– Что происходит?
Я обернулась. На лестнице стояла бабушка.
– Помощь не требуется? – спросила она.
– Позвони в неотложку,– распорядилась я. – Так будет надежнее, а то, если везти ее в больницу самим, сейчас разгорится спор, кто трезвее всех и в состоянии сесть за руль.
В эту минуту Эмери издала оглушительно громкий вопль. Так кричала только Аллегра, когда обнаруживала, что подгорел ее тост. Я ухитрилась расстегнуть джинсы, и моему взору открылся на удивление большой и круглый живот.
Мы уставились на него.
– Ладно,– признала Эмери,– срок правда, скорее всего, больше… – Она так крепко схватила меня за руку, что чуть не сломала ее. – Только, пожалуйста, не подпускай ко мне папу!
– Алло? Да-да. Алло? Добрый вечер! Прощу вас, пришлите «скорую»,– говорила бабушка в телефонную трубку, стоя внизу, в прихожей. – Если можно, сейчас же. Понимаете, моя внучка, кажется, рожает… О! Спасибо! Да-да, по-моему, я ужасно рада…
– Бабушка! – крикнула я. – Пусть выезжают немедленно!
Послышался стук шагов по паркету, запахло сигарным дымом. Беседа мужчин за портвейном, как видно, закончилась. Очень вовремя!
– Боже мой! – заорал снизу папаша. – Что у вас там, черт побери, за возня?
– Эм?
Уильям взбежал по лестнице, перепрыгивая через три ступени.
– Что-то мне… – пробормотала Эмери, указывая на свою пеструю рубашку.
– Начинаются роды,– объяснила я. – Понадобится много полотенец и старые одеяла. Уильям, помоги мне перенести ее в гостиную. Ларс, беги поставь чайник.
Ларс растерянно моргнул.
– Нужна горячая вода?
– Нет,– рявкнула Аллегра, появляясь из-за его спины. – Напоим чаем медиков из «скорой помощи», когда они пожалуют. Шевелись, Ларс!
– Ты когда-нибудь принимала роды? – спросил Уильям, подхватывая Эмери на руки с такой легкостью, будто она была не тяжелее спортивной сумки.
– Нет, но Нельсон занимался на курсах по оказанию первой помощи,– сказала я. – А тренировался на мне. Иди же, надо положить Эмери поудобнее.
– Несите ее в кладовку,– быстро распорядился отец. – Там диван, который все равно пора выкинуть. – Он наклонился прямо к лицу Эмери и произнес: – Эм! Потерпи, пока тебя не уложат. Тут кругом ковры, сама понимаешь.
– Давай-ка поторопимся,– сказала я,– малыш в коврах точно не смыслит.
Эмери слабо простонала от ужаса.
– Я принесу бренди,– заявил отец таким тоном, будто нашел единственный верный выход.
Он направился к себе в кабинет, Уильям пошел в дальний конец прихожей, а Аллегра на некотором расстоянии последовала за ним.
– «Скорая» выехала? – спросила в телефонную трубку бабушка. – Великолепно!