Опять затрезвонил звонок, а младенец завопил еще громче. Мне показалось, у меня вот-вот лопнут барабанные перепонки.

– Джонатан, будь так любезен, иди вниз и поставь чайник – попьем чаю,– сказала я, беря бразды правления в свои руки, ибо создавалось впечатление, что мои родственники совсем одурели от шума. Неудивительно. От столь мощного напора звуков с ума сойти – как дважды два. – Аллегра, сию секунду выпусти маму!

Аллегра с мрачным видом наконец отошла от двери. Из кабинета выскочила мама, по-моему, слегка подшофе.

– Спасибо, дорогая! – воскликнула она, проводя по лбу рукой и жадно глядя на «Мальборо лайт» в руке Аллегры. – Аспирина у тебя случайно не найдется, а, Мелисса?

– В сумке,– машинально ответила я. – Аллегра, убери сигарету. В доме ребенок!

– Если я снова закурю, то только из-за него, из-за ребенка,– пробормотала мама, отбирая у Аллегры сигарету.

Сестрица пронзила меня убийственным взглядом. Мама сделала глубокую затяжку, и ее искаженное лицо вдруг просияло довольством.

– Ради всего святого!.. – прогремел папа, с громким топотом устремляясь на плач. – Не дом, а психбольница! Пока не возьмешься за дело сам, никто и пальцем не пошевелит!

Я уставилась на мать и сестру. Они, как подростки, переругивались из-за одной на двоих сигареты. Не найдя нужных слов, я последовала за отцом в комнату Эмери.

– Что? – рявкнул он, распахнув дверь.

Звонок наконец перестал трезвонить. Папаша вырвал его с мясом, раскрыл окно и выбросил в кусты.

Эмери лежала на своей старой кровати, обложенная подушками, на которых красовались изображения игрушечных пони и клубничных пирогов. Ее волосы темнели вокруг головы каштановым облаком. Вокруг стояли коробки с шоколадными конфетами. У Эмери привычка: шоколад и начинку она съедает, а орешки оставляет.

– О, как хорошо,– сказала Эмери, увидев меня. – Приехала. Малыш опять расплакался.

Расплакался! Он выл так, что окна дребезжали.

– Мы заметили,– процедил сквозь зубы отец

– Наверное, надо поменять ему подгузник или чего-нибудь дать. Когда приедет няня Эг?

Эмери принялась высасывать из конфеты вязкую начинку.

– Не скоро,– прорычал отец.

Эмери умиротворенно улыбнулась.

– Что? Я не расслышала.

– Я сказал: не скоро!

– А-а,– кивнула Эмери.

Я посмотрела на нее. Как она может сохранять спокойствие, когда ее сын заходится от рева? Бедный, несчастный крошка Мак от натуги побагровел.

Отец, махнув на Эмери рукой, повернулся ко мне.

– Ну? Так и будешь стоять или что-нибудь предпримешь?

– Я? – возмутилась я. – А мама разве не…

– Попробуй конфетку, Мелисса,– предложила Эмери, придвигая мне одну из коробок. – Выбирай любую! Ой, прости… Тут остались одни орехи.

– Господи боже ты мой! – выпалил папа и, к нашему бескрайнему удивлению, вытащил ребенка из кроватки вместе с одеяльцем.

Мы изумились и того больше, когда малыш умолк, будто отец вытащил из него батарейки.

Они уставились друг на друга, нос к носу. Оба носа были красные. Родственное сходство было очевидно. Если бы не ошеломление, я, наверное, растрогалась бы.

– О, замечательно,– пробормотала Эмери, доставая из ушей Уильямовы затычки для стрельбы по тарелочкам. – Как тебе это удалось?

– Сам не знаю,– ответил папа и попытался вручить ребенка Эмери.

Но едва она прикоснулась к сыну, тот вновь разразился криком. Перепуганная Эмери отдала его мне, но малыш заорал еще громче. Я вернула ребенка папе, будто играя в извращенную игру «передай другому».

Мальчик мгновенно замолчал.

– Ты ему нравишься,– в голос протянули мы с Эмери.

На лице отца отразилось странное чувство. Подобие страха, смешанного с гордостью и удовольствием. Перед ним открывались новые возможности. Если бы это были кадры из фильма, их непременно сопровождала бы душевная музыка. Или, может, дьявольское постукивание.

– Конечно, я ему нравлюсь! – воскликнул папа. – В семье Ромни-Джоунсов наконец-то родился мужчина! Впервые за полвека.

– Макдональдов,– пробормотала Эмери.

– И Ромни-Джоунсов.

Папа поднял крошечного мальчика к самым глазам и с прищуром взглянул на него. Ребенок часто заморгал.

Не успел он в доказательство своей мужской природы пустить струю прямо деду в лицо, как в дверь тихонько постучали и на пороге появились Джонатан и миссис Ллойд с подносом.

– Я попытался… – объяснил мне Джонатан. – Но миссис Ллойд сказала, что я все сделаю не так. В смысле, поставлю чайник и все остальное». Чай будешь, Эмери?

– С удовольствием.

Эмери быстро перекинула волосы на одно плечо. Когда на горизонте появлялся Джонатан, мои родственники машинально прихорашивались.

– А, еще один мужчина! – воскликнул папа. – Может, выпьем чего покрепче, у меня в кабинете?

– Вообще-то я… – начал было Джонатан, глядя на меня и Эмери.

– С этими без толку разговаривать,– заявил отец. – А я хотел бы кое-что с тобой обсудить.

Он снова протянул ребенка, но тот предупреждающе скривил ротик, и папа опять привлек его к своей груди.

– Может, ему хочется есть,– рассеянно взмахивая рукой, пробормотала Эмери. – Или подгузник мокрый. Или что-нибудь еще. – Она окинула беглым взглядом мое сосредоточенное лицо и улыбнулась. – С новорожденными иначе нельзя, Мел. Лучше пусть все идет само собой.

– Почему вы не кладете его сюда? – спросила я, доставая переносную кроватку с ручками. Уильям, когда ездил за ней в «Питер Джоунс», попросил меня составить ему компанию, чтобы вместе выбрать лучшую. Кроватку можно было даже брать с собой в машину. – Может, здесь он быстрее уснет.

Отец, чувствуя, что все смотрят на него, смущенно опустил ребенка в кроватку. Тот продолжал влюбленно глядеть на деда.

– Выглядишь отлично, Эмери,– сказал Джонатан, пользуясь минутой затишья. – Уильям не в Лондоне?

– Он пошел на пробежку или пострелять – впрочем, не знаю. Я дала ему ключи от шкафа с оружием, не возражаешь, пап? Если не ошибаюсь, он сказал, что кого-нибудь убьет к ужину. – Эмери умолкла, поворошила конфеты в коробке и взглянула на меня. – Я велела ему взять с собой собак Видишь, Мелисса? Не только ты умеешь делать несколько дел одновременно. – Она поправила подушки. – Не обидитесь, если я вздремну? Устала, сил нет.

– Понимаю,– пробормотала я, стараясь не допускать мыслей о том, что скоро придется иметь дело с Уильямом, оружием, местной дичью, Храбрецом и остальными собаками. – Чай я поставлю здесь, рядом с твоими журналами, плеером и мобильным.

– Большое спасибо,– сказала Эмери, уже надевая наглазники.

Не успела я придумать достойного предлога, чтобы вызволить Джонатана из неожиданного плена, как отец потащил его к себе в кабинет. Впрочем, если начистоту, я не очень-то стремилась спасти его.

На кухне никого не было. Где мама и Аллегра, можно было без труда определить по змеистым полоскам дыма, проплывавшим мимо раскрытой двери в сад.

Я только было собралась угоститься чашкой растворимого кофе и парочкой французских пирожных, когда возникшая из ниоткуда рука выхватила коробку прямо у меня из-под носа.

– Только после ланча! – протрубил за моей спиной голос из прошлого. – И только если я увижу, что на тарелке не осталось ни кусочка!

– Няня Эг! – с радостью закричала я.

Передо мной стояла низенькая, росточком футов пять, не больше, старая няня, всевидящий и

всезнающий уэльский оракул из моего детства. Она строго смотрела то на меня, то на пирожные, но замечала, готова поспорить, и паутину, и то, что миссис Ллойд собиралась подать на ланч, и стопку «Телеграф», приготовленных на выброс, и собачьи миски.

За нею, стягивая кожаные перчатки и недовольно поглядывая на няню, стояла бабушка.

– Смотрю, мы поспели как раз вовремя. – Няня Эг фыркнула. – Твои родители до сих пор держат домработницу, да, Мелисса?

– Мы приехали бы намного раньше, если бы ты позволила мне, хоть немного прибавить скорость,– проворчала бабушка. – Детка, не угостишь меня скотчем? У мамы всегда припрятана бутылочка «Гленфиддика» за коробкой «Витабикса». Будь так добра.