{202 ...так любил повеселиться... — Плутарх в «Сравнительных жизнеописаниях» так говорит об этой черте характера Суллы: он «был по природе таким любителем шуток, что молодым и еще безвестным проводил целые дни с мимами и шутами, распутничая вместе с ними, а когда стал верховным властелином, то всякий вечер собирал самых бесстыдных из людей театра и сцены и пьянствовал в их обществе, состязаясь с ними в острословии» («Сулла». 2).}

{203 ...в своих сатировских драмах на родном наречии. — Историки римской литературы с недоверием относятся к этому свидетельству Афинея. Как предполагают, здесь имеет место путаница: вместо того чтобы самому сочинять комедии, Сулла, судя по всему, с удовольствием читал как раз в его время начавшие появляться ателланы (см.: W. Teuffel. Geschichte der romischen Literatur, § 157, 3).}

79. Феофраст говорит в трактате "О комедии" [fr.124], что тиринфяне [d] очень смешливы и потому непригодны ни к каким серьезным делам. Желая избавиться от этого порока, они обратились к дельфийскому оракулу. Бог возвестил им, что если они принесут жертву Посейдону, бросив быка в море, и при этом удержатся от смеха, то наступит избавление. Тиринфяне, боясь нарушить веление оракула, запретили детям присутствовать при жертвоприношении. Однако один мальчик, узнав о предстоящей церемонии, замешался в толпу, все стали кричать и гнать его, а он возразил: "Да в чем дело? Что я, быка что ли вам опрокину?" - Все засмеялись и [e] поняли: это бог им на примере показывает, что невозможно излечиться от такой застарелой привычки. А Сосикрат пишет в первой книге "Критской истории" [FHG.IV.500], что у жителей Феста есть особенный обычай: с самого детства они учатся зубоскалить, и благодаря многолетней привычке им и впрямь удаются меткие высказывания, и поэтому все критяне признают их великими насмешниками.

80. Вслед за лестью комедиограф Анаксандрид на втором месте [f] называет хвастовство: в пьесе "Колдун-Чародей" он пишет [Kock.II. 157]:

Так хвастовством меня коришь ты? Почему?

Ведь это ремесло далеко прочие

Все позади оставит лишь за вычетом

Угодничества: а оно-то всех побьет.

О лизоблюдстве (ψωμοκόλακειν) упоминает в "Геритадах" Аристофан [Kock.I.432]:

Говорят, что ты льстец, говорят блюдолиз.

Также Саннирион в "Ио" [Kock.I.795]:

Да провалитесь, лизоблюды вы несносные!

(262) Филемон в "Омоложенной" [Kock.II.480]:

Да он ведь лизоблюд.

Филиппид в "Омоложении" [Kock.III.303]:

И пролезая, всюду лизоблюдствуя.

Корневое слово здесь - κόλαξ {204} (льстец), а κόλον (толстая кишка) означает "питание". Отсюда же происходят и слова βουκόλος (пастух), δυσκόλος (брюзга), т. е. неудобоваримый, привередливый, κοιλία (брюхо, т. е. принимающее пищу) и даже ψωμοκόλαφος (ради пищи принимающий пощечины), как сказано в "Тесее" Дифила [Kock.II.557]:

{204 Корневое слово здесь — κόλαξ... — Интерес к происхождению слов (этимологиям) персонажи Афинея проявляют часто (ср., например, объяснение того же слова «льстец» через глагол προσκολλασθαι, «приклеиваться», врачом Андрокидом в 258b). Как и в большинстве случаев, приводимые в этом месте этимологии любопытны, хотя совершенно не научны. Истинное происхождение слова не выяснено.}

Тебя зовут и беглым и пощечником".

[О рабах]

81. Закончив свой рассказ, Демокрит попросил подать ему [b] саврийскую бутылочку {205} (βομβυλιός), чтобы промочить горло. Ульпиан не упустил случая вопросить: "А кто такой этот Саврий?" - и уже готов был начать свою бесконечную болтовню, когда в залу вошло множество слуг, несших нам новые кушанья. Увидев их, Демокрит опять заговорил, на этот раз о слугах:

{205 ...саврийскую бутылочку... — Бомбилий, которому Афиней посвящает отдельную «статью» в «энциклопедии чаш» (книга XI). Бомбилий имел узкое горло, через которое жидкость просачивалась очень медленно, издавая булькающий звук (откуда, очевидно, и название).}

"Меня всегда удивляло, друзья мои, какую воздержность проявляет племя рабов среди стольких лакомств! И не из страха пренебрегают они [с] ими, но благодаря выучке, - не такой, как в "Учителе рабов" Ферекрата, - а приобретенной вместе с привычкою. Никто ведь не запрещает им [трогать кушанья], как это делается при жертвоприношениях на острове Кос, о которых Макарий в третьей книге "Косской истории" пишет [FHG.IV.442; cp.639d], что когда там приносят жертвы Гере, то рабам запрещено входить в храм и нельзя прикасаться ни к одному из приготовг ленных кушаний. И Антифан пишет в "Неудобопродажном рабе" [Kock.II.47]:

Разглядывать лежащие

Объедки дичи и пирожных кушаний,

Которые и брошенные съесть рабу

Запрещено, как заявляют женщины.

А у Эпикрата в его "Неудобопродажном рабе" раб негодует так [Kock.II.284]:

[d] Когда зовут "эй, малый, раб!" за выпивкой,

Что этого быть может ненавистнее?

Прислуживать мальчишке безбородому.

Носить горшок! Разглядывать лежащие

Объедки дичи и пирожных кушаний,

Которых, даже брошенных, поесть рабу

Запрещено, как заявляют женщины.

Он де взбесился, брюхо ненасытное,

Он глотка де бездонная, - лишь кто из нас

Кусочек съест, хотя б и самый маленький.

При сравнении стихов легко заметить, что Эпикрат заимствовал из [e] комедии Антифана.

82. Диевхид пишет в "Мегарской истории" {206} [FHG.IV.389] ... [лакуна] ... о так называемых Арейских островах, что между Книдом и Симой... Когда умер Триоп и спутники его перессорились, то одни удалились на Дотий... другие, оставшиеся с Форбантом, пришли в Иэлис, третьи же вместе с Периэргом заняли Камирскую область. Вот тогда-то, говорят, Периэрг проклял Форбанта, и поэтому острова стали называться Ареи (Клятвенные). Форбант и [f] Парфения, их с Периэргом сестра, выплыли из кораблекрушения к Иэлису в месте, называемом Схедия. На них наткнулся Тамний, охотившийся неподалеку с собаками, и, желая оказать гостеприимство, повел в свой дом. С дороги он (263) послал домой раба предупредить жену, чтобы она приготовила всё, что нужно. Однако, придя домой, Тамний увидел, что ничего не приготовлено, и поэтому самолично смолол для гостей зерно на мельнице и справил всё остальное. И так понравилось его гостеприимство Форбанту, что, умирая, он завещал друзьям, чтобы в его память приносились жертвы исключительно свободными людьми. Отсюда пошел обычай, чтобы при жертвах Форбанту прислуживали только свободные, рабу же даже приближаться не дозволялось".

{206 ...в «Мегарской истории»... — Мегарец Диевхид (IV в.) известен как создатель истории родных Мегар (Τὰ Μεγαρικά). В том, что события, о которых говорится в приводимом у Афинея эпизоде, происходят не в Merapax, а на Родосе, нет, впрочем, ничего удивительного. Начав рассказ с Девкалионова потопа, Диевхид в своем повествовании (насколько можно судить по сохранившимся фрагментам «Мегарской истории») касался событий, происходивших в разное время в разных частях Греции. У Климента Александрийского говорится («Строматы». VI.2.26), что начало своего труда историк заимствовал у Гелланика Лесбосского (2-я пол. V в.), автора известных сочинений как по истории отдельных областей Греции, так и по мифологии, в числе которых использованная Диевхидом «Девкалиония».}

83. Поскольку вопрос о рабах тоже был задан Ульпианом [cм.228d], попробуем-ка и мы пересказать что-нибудь из того, что нам случалось об [b] этом прочесть. Ферекрат, например, говорит в "Дикарях" [Kock.I.147]:

Не было тогда раба, ни Сикисы, ни Мания.

Надо всю работу в доме было делать самому;

В довершенье мук с рассвета самому молоть муку,

Так что скрипом вся деревня наполнялась жерновов.

И Анаксандрид говорит в "Анхизе" [Kock.II.137]:

Нет у рабов ведь собственного города, {207}

{207 Нет у рабов ведь собственного города... — Анаксандрид говорит о том, что никто не является рабом по месту своего рождения (как, например, родившийся в Фивах — фиванцем, а родившийся в Афинах — афинянином), напротив, судьба изменчива: сегодня раб, а послезавтра от дема Суниона (южная оконечность Аттики) прибыл в Афины и участвует в управлении одним из самых могущественных греческих полисов.}