Тело покойного было привезено в Петербург и выставлено напоказ. Лицо черное и шея уязвленная. Несмотря на сии ужасные знаки, чтобы усмирить возмущения, которые начинали обнаруживаться, и предупредить, чтобы самозванцы под его именем не потрясли бы некогда Империю, его показывали три дня народу в простом наряде голштинского офицера. Его солдаты, получив свободу, но без оружия, мешались в толпе народа и, смотря на своего государя, обнаруживали на лицах своих жалость, презрение, некоторый род стыда и позднего раскаяния.
Скоро их посадили на суда и отправили в свое отечество; но по роковому действию на них жестокой их судьбы буря потопила почти всех сих несчастных. Некоторые спаслись на ближайших скалах к берегу, но были также потоплены тем временем, как Кронштадтский губернатор посылал в Петербург спросить, позволено ли будет им помочь.
Императрица спешила отправить всех родственников покойного императора в Голштинию со всею почестию и даже отдала сие герцогство в управление принцу Георгу. Бирон, который уступал сему принцу права свои на герцогство Кур-ляндское, при сем отдалении увидал себя в прежних своих правах; а императрица, желая уничтожить управлявшего там принца и имея намерение господствовать там одна, чтобы не встречать препятствий своим планам на Польшу, и не зная, на что употребить такого человека, как Бирон, отправила его царствовать в сие герцогство. Узнав о революции, Понятовский, почитая ее свободною, хотел перед нею явиться, но благоразумные советы его удержали; он остановился на границах и всякую минуту ожидал позволения приехать в Петербург; со времени своего отъезда он доказывал к ней самую настоящую страсть, которая может служить примером. Сей молодой человек, выехавший из России поспешно, в такой земле, где искусства не усовершенствованы, не мог достать портрета своей любезной, но по его памяти, по его описанию достиг того, что ему написали ее совершенно сходно. Не отнимая у него надежды, она умела всегда держать его в отдалении и скоро употребила русское оружие, которое всегда желает квартировать в Польше, чтобы доставить ему корону. Она склонила принца Ангальт-Цербстского, своего брата, не служить никакому монарху; но она не принимала его также и в Россию, всячески избегая всего того, что могло напомнить русским, что она иностранка, и через то внушать им опасение подпасть опять под иго немцев. Все государи наперерыв искали ее союза, и один только Китайский император, которого обширные области граничат с Россиею, отказался принять ее посольство и дал ответ, что он не ищет с нею ни дружбы, ни коммерции и никакого сообщения.
Первое старание ее было вызвать прежнего канцлера Бестужева, который, гордясь тогда самою ссылкою своею, расставил во многих местах во дворце свои портреты в одеянии несчастного. Она наказала слегка француза Брессана, уведомившего императора, и, оставив ему все его имущество, казалось, удовлетворила ненависть придворных только тем, что отняла у него ленту третьего по Империи ордена. Она немедленно дала почувствовать графу Шувалову, что он должен удалиться, и жестоко подшутила, подарив любимцу покойной императрицы старого арапа, любимого шута покойного императора. Учредив порядок во всех частях государства, она приехала в Москву для коронования своего в соборной церкви древних царей. Сия столица встретила ее равнодушно — без удовольствия. Когда она проезжала по улицам, то народ бежал от нее, между тем как сын ее всегда окружен был толпою. Против нее были даже заговоры. Пи-емонтец Одар был доносчиком. Он изменил прежним друзьям своим, которые, будучи уже недовольны императрицею, устроили ей новые ковы, и в единственную за то награду просил только денег. На все предложения, данныя ему императрицею, чтобы возвести его на высшую степень, он отвечал всегда: «Государыня, дайте мне денег». И как скоро получил, то и возвратился в свое отечество.
Через полгода она возвратила ко Двору того Гудовича, который был так предан императору, и его верность была вознаграждена благосклонным предложением наилучших женщин. Фрейлине Воронцовой, недостойной своей сопернице, она позволила возвратиться в Москву в свое семейство, где нашла она сестру княгиню Дашкову, которой от столь знаменитого предприятия остались в удел только беременность, скрытая досада и горестное познание людей.
Вся обстановка сего царствования, казалось, состояла в руках Орловых. Любимец скоро отрешил от должности главного начальника артиллерии Вильбуа и получил себе его место и полк. Замеченный рубцом на лице остался в одном гвардейском полку с главным надзором над всем корпусом, а третий получил первое место в Сенате. Кровавый переворот окончил жизнь Иоанна, и императрица не опасалась более соперника, кроме собственного сына, против которого она, казалось, себя обеспечила, поверив главное управление делами графу Панину, бывшему всегда его воспитателем. Доверенность, которою пользовался сей министр, противополагалась всегда могуществу Орловых; почему Двор разделился на две партии — остаток двух заговоров, и императрица посреди обеих управляла самовластно с такою славою, что в царствование ее многочисленные народы Европы и Азии покорились ее власти.
Иллюстрации
Карл Фридрих, герцог Гольштейн-Готторпский. Из коллекции картин в замке герцогов Ольденбургских, Ойтин, Германия
Цесаревна Анна Петровна, герцогиня Гольштейн-Готторпская. Л.Каравак, 1725
Герцогский замок в Киле, где родился Карл Петер. Разрушен в годы Второй Мировой войны. С немецкой гравюры 1727 г.
Петр I.
Карл XII
«Русская часовня» в Бордесхольме — придел в церкви, где похоронен герцог Карл Фридрих
Великий князь Петр Федорович. С портрета Г. Х. Гроота, 1743 г.
Барон Николай Андреевич Корф.
Граф Алексей Петрович Бестужев-Рюмин
Императрица Елизавета Петровна. Гравюра Е. П. Чемесова с неоконченного живописногооригинала П. Ротари, 1761 г.
Иоганна-Елизавета Анхальт-Цербская, мать великой княгини Екатерины Алексеевны.
Фридрих II, Король Пруссии
Изображение фейерверка по случаю дня рождения великого князя Петра Федоровича 10 февраля 1745 г.