Франсуаза Мари Анна Куарэ родилась 21 июня 1935 года в Кажарке, главном городе кантона Лo, в одиннадцать часов утра, когда стояла удушающая жара.

Рак сменял Близнецов. Сильное влияние Меркурия объясняет свойственную ей необыкновенную ясность сознания. Вместе с тем благодаря мощному влиянию Луны в Рыбах она принесла в мир безграничную силу чувства. Чтобы расцвести, ей был нужен космос. Ее парадоксальная натура выбивается из своего окружения. «По отношению к таким личностям, как Саган, — объясняет астролог Андре Газан, — лучше забыть о правилах логики и разума. Чтобы ее понять, нужно обратиться к области инстинкта, отдаться на волю ее безграничной способности ощущать».

Она родилась на три недели раньше положенного в красивом доме с фасадом из серых камней и шиферной крышей, имевшем характерный облик мелкобуржуазного жилища в сравнении с другими строениями, покрытыми местной черепицей. Здесь, на шестисотметровом бульваре, где принято прогуливаться в послеобеденное время, живут Лобарды, землевладельцы этой бедной страны, сплошь покрытой известняковыми плато.

Семейные корни теряются в глубине времен. Устроившись в Марсильяке, семья на протяжении поколений осуществляла административное управление аббатством этого маленького города. Семейный герб Лобардов изображен в Версале, в зале Крестовых походов, их предки воевали на Святой земле.

Мари Куарэ приехала в Кажарк в мае. Ее мать Мадлена Лобард настояла, чтобы она рожала в комнате на первом этаже, где Мари произвела на свет свою дочь и где родились двое других ее детей, Сюзанна и Жак. Традицию требовалось уважать, чтобы не навлечь неудовольствие духа Мадлены, личности весьма замечательной. Она была дочерью медика по имени Дюффур, рано осиротела и воспитывалась у тетки Фанни, женщины с сильным характером, авторитарной, но великодушной, которая привила ей принципы добропорядочности.

Выйдя замуж за Эдуарда Лобарда, который владел километрах в двенадцати от Кажарка прядильной фабрикой, расположенной на мельнице Сальваньяка в Авейроне, она стала знаменита благодаря двум обстоятельствам, которые вспоминают до сих пор в связи с именем бабушки Франсуазы Саган. Во время Первой мировой войны, когда ее старший сын Эли был убит в битве на Марне, она укрывала бельгийских беженцев. Не было забыто также и то, что она взяла на воспитание сына швеи, больной туберкулезом.

От своей замечательной бабушки Франсуаза, которую близкие звали Франсетта или Кики, унаследовала внутреннюю силу и доброту нрава. Дед Эдуард и его брат Жюль Лобард наградили ее привычкой к праздности и вкусом к сибаритской лени. Братья исповедовали жизненный стиль, неуклонно толкавший их к ничегонеделанию. Их мать, девица Кальметт, вышедшая замуж за Пьера Лобарда в 1859 году, сумела извлечь выгоду из открытия на территории его владений в Созаке месторождений фосфата, разработка которых вплоть до начала века являлась источником семейного благосостояния.

Благодаря этой толковой женщине — речь идет о прапрабабушке Франсуазы Саган — Эдуард и Жюль Лобарды могли наслаждаться жизнью, не слишком заботясь о завтрашнем дне. Первый, по словам его сына Поля, президента Региональной секции коммерции и индустрии Парижа [66], «являл образ радушного мелкопоместного аристократа, считавшего работу занятием недостойным». Не имея привычки к действиям как таковым, он сделался жертвой знаменитого русского займа, который разорил многих буржуа того времени. Жюль прожил счастливую жизнь холостяка. «У меня была замечательная жизнь, мне не жаль уйти», — были его последние слова.

По свидетельству того же Поля Лобарда, его мать Мадлена «совершенно не занималась хозяйством. Ее дом напоминал временную стоянку». Это также объединяет Саган и ее бабушку по материнской линии. Франсуаза непрерывно переезжала, видимо, также полагая, что обладание отнимает очарование у вещей.

У Мадлены Лобард есть шкаф, набитый книгами, который стоит на чердаке дома в Кажарке. Здесь вперемежку лежат книги Пьера Лоти [67]и Клода Фаррера [68], славных, но забытых ныне представительниц модной женской литературы 1900-х годов: Люси Делару-Мардрус [69], Жерар де Гувиль, Марселла Тинайр, Жип [70]. Среди этих книг валялся обветшавший томик Колетт, казавшейся одно время значительной, но с течением времени заставившей в этом усомниться. Как ни странно, три тома Достоевского, Монтень [71], Марсель Пруст («Исчезнувшая Альбертина»), дешевые издания, которые вполне удовлетворяют страсть к чтению домохозяек и их домашних. Этот чердак, где летом стояла удушливая жара, был заколдованным миром мечтательной юности Франсуазы.

«Помнится, пот выступал у меня крупными каплями, но я сидела не шелохнувшись в глубоком, давно протершемся плюшевом кресле, случалось, дивясь шагам прохожего, который рискнул осматривать город в час сиесты» [72].

Это час, когда время застывает в неподвижности; Франсуаза, уткнувшись в Пруста, только что переступила порог его сказочной вселенной, взяв томик «Исчезнувшей Альбертины». Попыталась погрузиться в «Поиски…», но, начав «По направлению к Свану», нашла роман скучным, и ее восхищение перед писателем, которого родители обсуждали, прочтя в отрывках, вдруг сникло в одно мгновение. Вместе с тем в четырнадцать лет она совершила настоящее открытие: плененная испытанным волнением, она почувствовала в первый раз желание выразить тайну жизни, завесу которой лишь приоткрывает художник.

«А еще, тоже читая Пруста, открывая это бесподобное творческое безумие, эту страсть, не подвластную никакому контролю и в то же время всегда отчетливую, я поняла, что писать — не пустое слово, не приятное времяпрепровождение (…) Я открыла, что талант писателя — подарок судьбы, которым она награждает немногих, и что жалкие потуги ничтожеств, пожелавших сделать на писательстве карьеру или искавших, чем бы занять время, кощунственны» [73].

Франсуаза ощутила тогда горячую веру в эту правду жизни и выразила ее в собственной книге. В прошлом году в Сен-Марселене, в Изере, где отец с января 1940 года управляет заводом Компании по производству электроэнергии, она испытала восторг от «Яств земных» Андре Жида.

Это было в начале июня. День обещал быть замечательным, несмотря на то что над Дофине и горами Веркора лил дождь.

«Я хотела, — говорит Франсуаза [74], — как Рембо [75], как Жид, идти по полям на заре до изнеможения, ослабеть от голода и прилечь у стога сена перед восходом. Только я никогда не теряла сил и, когда я брела от дома при первых лучах солнца, я волей-неволей возвращалась, чтобы съесть несколько тартинок. Моя собака сопровождала меня и указывала мое местонахождение пронзительным лаем и постукиванием хвоста по садовой дорожке, одновременно требуя тартинок и заботясь о моей безопасности. Если бы не она, я могла бы так уйти очень далеко».

Предаваться созерцанию природы очень рано стало для Франсуазы необходимостью, одним из содержательных моментов жизни. В возрасте трех лет, когда семья Куарэ приезжает из Парижа в Ло, Кики, едва выйдя из машины, несется в бабушкин сад. Потом ей уже не хватает этого волшебного мира детских забав, и она поднимается по дороге мимо Шапелет, старой часовни с облупившейся штукатуркой, и здесь, в одиночестве, вдали от людской суеты, смотрит на город, расположенный на правом берегу Ло, на границе с Руергю. Девочка часто сопровождает деда к мельнице Сальваньяка. Эдуард Лобард в костюме из белой альпаги, который он носит круглый год, словно униформу, обычно едет туда в двуколке. Раймонда, дочка мельника, радостно встречает подружку, они отправляются вместе к старому замку, расположенному по соседству, на поиски таинственной двери.