«Я тогда начала читать Сартра и Камю. Моя жажда справедливости и счастья наталкивалась на зрелище человеческой нищеты. Это меня окончательно убедило: существование Бога — обман. Я ничего не имею против христиан, все люди, обладающие какой-либо мистической страстью, достойны уважения, но с тех пор я действительно атеистка».

Когда по поводу ее будущей свадьбы с издателем Ги Шеллером — она заключила брак в мэрии 13 марта 1958 года— расползлись слухи, Саган поняла, до какой степени утвердилась за ней скандальная репутация неверующей. По радио можно было услышать, как она говорила: «Бог мне безразличен». Это было чересчур для аббата Бро, старого кюре Кажарка, который ее крестил «во имя Отца, Сына и Святого Духа». Он считал Франсуазу девушкой из хорошей семьи, но ветреницей, ставшей нигилисткой из-за своего снобизма:

«В своих книгах она афиширует презрение по отношению к моральным принципам, которые защищает церковь. Если она раскаялась, если церковная свадьба для нее не только светская формальность, мы услышим ее». «Кажарк, — прибавляет аббат Бро, — не нуждается в славе автора “Здравствуй, грусть!”. Задолго до появления на свет мадемуазель Саган июньским утром, но 1760 года, 16-го числа, здесь родилась Мари-Антуанетта Пелрас, которая вошла в историю более достойным путем, путем веры. Став по воле Провидения сестрой Генриеттой, она была приговорена к смерти Фуке-Тинвилем и казнена на гильотине в возрасте тридцати четырех лет. Но она продолжает жить благодаря Бернаносу, который сделал ее одной из героинь своих “Диалогов кармелиток”».

Кажарк может гордиться этой мученицей-монашкой, но дитя этих мест, чей дом украшает почтовые открытки — Франсуаза Саган. Тайком проникшая в студию «Билланкур», согласившаяся именоваться «Никто», словно подражая Улиссу, отвечающему Циклопу в «Одиссее» Гомера, она нашла себе место в бурных политических новостях. Начало триумфального шествия «Здравствуй, грусть!» совпало в самом деле с уничтожением вьетнамской артиллерией укрепленного лагеря. Едва закончилась Индокитайская кампания, осложнилась ситуация в Северной Африке.

В начале лета 1954 года Куарэ уехали в Оссегор. На большой вилле, снятой родителями, Франсуаза жила спокойно и счастливо, не заботясь о суматохе, возникшей вокруг ее романа. В одиннадцать часов с четырьмя племянниками и племянницами, матерью и сестрой Сюзанной она отправляется на пляж. Растрепанные волосы, загорелое тело, это лучшее время дня перед привычным аперитивом на террасе, приготовленным Юлией. После полудня дети отдыхают. Потом Франсуаза всех везет играть в теннис на «бьюике» с откидным верхом, который очень экзотично смотрится на улицах Оссегора.

В этом году Луизон Бобэ выигрывает второй раз «Тур де Франс», а в прессе появляется его роман-фельетон о разбитом сердце княгини Маргарет, которая вынуждена была развестись с Петером Таунзендом. Другая книга, имевшая тогда большой успех, — «Записки майора Томпсона» Пьера Даниноса [131]. «История О» Полины Реаж [132], выпущенная в свет Жан-Жаком Повером, одним из будущих издателей Франсуазы Саган, была продана лишь в нескольких сотнях экземляров.

Молодая романистка очень мило приняла журналистов, приехавших к ней в Оссегор, и совсем не пыталась их шокировать. В «Эль» [133], в статье Колетты Гиманс, которая отправится вместе с Франсуазой год спустя во Флориду, сдержанно сообщается: «Юная знаменитость проводит каникулы с семьей». Выражения «Пари-Матч» [134]более яркие: «Франсуаза Саган, маленькая, совершенно обыкновенная девочка, зарабатывает миллионы и боится темноты». Мишель Деон, анонимный автор этого очерка, раскрывает ее легендарный образ, рассказывая о том, как она ездит на машине, как проводит солнечные дни, во что играет, как веселится:

«Если она не за рулем автомобиля, — значит, гуляет, засунув руки в карманы джинсов, или загорает на пляже. Вечером встречается с друзьями, катает шары — ей часто везет — и постоянно допоздна танцует в баскском баре. Слушает музыку. Моцарт и Равель — ее самые любимые композиторы. Говорят, что “Здравствуй, грусть!” свидетельствует об испорченности, о циничности автора. А эта испорченная девушка боится ночной темноты и малейшего шороха. Бои быков, которые она впервые увидела в прошлом году, вызвали у нее отвращение. Правда, теперь она страстно за ними следит».

Во время долгого и непоследовательного разговора Франсуаза Саган во многом доверилась своему собеседнику, чуткому, как и она сама, ценителю литературы. Мишель Деон чувствовал, что ему близка эта восемнадцатилетняя девушка, одаренная, наделенная блестящим умом, еще и потому, что несколькими годами раньше встретил на баскском берегу героиню своего первого романа «Я не хочу ее забыть» [135]. Образ Оливии витал над ними неотступным воспоминанием, к которому примешивались тени влюбленных, отблески потерянной любви, возродившейся в литературном произведении. Франсуаза Саган рассмеялась, когда Мишель Деон сказал ей, что ее книгу многие считают написанной опытным автором. «Обожаю писать, — говорит она, — мне никогда не приходила в голову мысль прибегать к чьей-то помощи». Она, кстати, начала второй роман, что нисколько не удивило элегантного Мишеля, приехавшего на спортивной машине.

Он убежден, что не ошибся — ее голос принадлежит только ей, и никто из многочисленных подражателей не сможет воспроизвести его подлинное звучание. Ее следующая книга, которая, возможно, будет названа «Solitude aux hanches etroites» по строке из Элюара — история встречи. Двадцатилетняя девушка из провинции знакомится в Париже с сорокалетним женатым мужчиной, который учит ее жизни, причем настолько успешно, что она понимает, что ей необходимо его покинуть.

Роман, названный в итоге «Смутная улыбка» и посвященный Флоранс Мальро, начинается фразой из Роже Вайяна [136]: «Любовь это то, что происходит между двумя людьми, которые любят друг друга». Это чувство — помеха веселью и способ избавиться от одиночества в повседневной жизни. В этом драма человечества: будни, череда обыденных событий, в которых люди редко отдают себе отчет. Им нужно любовное потрясение, которое может разрушить рутину, заставить их поверить в свое собственное существование. Элюар, Аполлинер [137], Расин, говорящие о любви возвышенно, являются для Франсуазы образцами настоящего, природного таланта.

Писать по вдохновению — высшее счастье, но поэзия не терпит и тени неловкости. «Я написала столько не самых лучших стихов! А “не самое лучшее” в поэзии — это безнадежно», — говорит Франсуаза Саган. Одно свое стихотворение она прочла Мишелю Деону в Оссегоре. Вот оно:

Что нужно, чтобы книга издавалась астрономическими тиражами? «Здравствуй, грусть!» обладает прелестью шедевра, к тому же лишенного всякой претенциозности и появившегося в нужное время. Гений Франсуазы Саган в том, что она сумела преподнести публике то, что она хотела, в тот момент, когда она этого хотела. В 1954 году этот небольшой роман, который молодые люди читали тайком от родителей, взбудоражил всю послевоенную литературу. Он был написан без прикрас. Его автор инстинктивно, с нескромной мудростью юности почувствовала, что нужно всего лишь рассказать о смятении семнадцатилетней девушки и ее коварстве, одновременно невинном и порочном. В аннотации на обложке говорилось, что «этот роман, поэтический и чарующий, — свидетельство исключительного таланта».