Женщина посмотрела на Уилла, потом на Честера.

— У Натаниэля с собой было очень мало огненного аниса, но все-таки он убежал от пауков и добрался до дома. — Она помолчала несколько секунд и продолжила: — Я знаю, как лечить раны… и многие болезни тоже. В Глубоких Пещерах приходится быстро учиться, — нахмурилась Марта. — Ребра у Натаниэля быстро срослись, он пошел на поправку, но вдруг… вдруг у него началась лихорадка. Очень тяжелая. Я старалась помочь ему, как могла. — Она прерывисто вздохнула, теребя свою юбку грязными пальцами. — Так все и кончилось. Ему было девятнадцать лет. Мое единственное дитя угасло у меня на глазах.

— Сочувствую вам, — пробормотал Честер.

Марта поджала губы, словно сдерживала слезы, и снова повисла тишина. Уиллу хотелось как-то утешить ее, но он не мог подобрать слова. Наконец женщина совладала с чувствами и сказала ровным голосом:

— Натаниэль был старше твоего друга и к тому же силен как бык, но здесь в воздухе есть что-то дурное. Оно, как пауки, ждет, пока человек ослабнет, и тогда нападает. Это оно погубило моего сына, и я надеюсь только, что с вашей девочкой такого не случится.

— Так, подожди. Ты с самого начала была стигийкой. Я все правильно понимаю? — спросил доктор Берроуз у Ребекки, сидевшей напротив.

— Я родилась стигийкой. Фтигийцем нельфя фтать! — ответила девочка, теряя терпение.

— Ты опять шепелявишь. Что случи… — начал доктор.

Ребекка его перебила.

— Сломала несколько зубов, когда падала в Пору, — очень отчетливо произнесла она, старательно выговаривая свистящие звуки. — А спрыгнула вниз я потому, что хотела помочь тебе.

Доктор помолчал, с легким недоверием разглядывая девочку.

— Значит, ты родилась стигийкой, а Уилл — колонистом… — Он снял очки и потер переносицу. — Но ты… он… ты же… а он… — залопотал доктор Берроуз, путаясь в словах. Наконец он надел очки, и его мысли тут же, как по волшебству, снова стали четкими. — Как же тогда получилось, что мы усыновили вас обоих?

— Случайно. Когда вы с мамой взяли Уилла, стигийская Паноплия постановила, что кто-то должен за ним присматривать. Жребий пал на меня, — объяснила Ребекка и криво улыбнулась ему. — А ты фем-то недоволен?

— Честно говоря, недоволен… Я считаю, что нас должны были поставить в известность, — пробурчал доктор.

Девочка ехидно усмехнулась.

— Вы сами не сказали ни Уиллу, ни мне, что усыновили нас, — парировала она. Ее забавляла эта игра. — Тебе не кажется, что мы имели право знать?

— Это совсем другое дело. Ты, выходит, и так знала, что ты нам не родная, но в любом случае мы с мамой собирались все рассказать вам в свое время, — ответил доктор Берроуз. Он нахмурился и принялся изучать обломанный ноготь на пальце, осмысливая то, что узнал.

Ребекка сообщила ему столько, сколько посчитала нужным, но отнюдь не всю правду и уж точно не собиралась говорить, что у нее есть сестра-близнец.

— Как-то это странно, — сказал наконец доктор, щурясь сквозь погнутые очки на невозмутимого Граничника, маячившего за спиной девочки. — Мы все сделали как полагается, обращались куда надо, так что я совершенно не понимаю, как нам досталась еще и ты.

— Ты так говоришь, будто не ребенка усыновлял, а покупал вторую машину.

— Не придирайся к словам, Ребекка. И ты неправа, — раздраженно ответил доктор Берроуз. — Я просто не понимаю, как это так получилось.

— А меня совершенно не волнует, «как это так получилось», — заметила девочка скучающим тоном. — У нас нашлись друзья в агентстве по усыновлению. У нас везде есть друзья.

— Но у меня такое ощущение, как будто нас обманули… понимаешь, как будто нас с мамой обвели вокруг пальца, — сказал доктор и решительно добавил: — А мне это не нравится.

— Полагаю, тебе и мой народ не нравится, — произнесла Ребекка.

— Твой народ?.. — начал доктор Берроуз. От него не укрылась холодность в голосе дочери.

— Да, мой народ. Разве с тобой плохо обходились в Колонии? Хочешь сказать, ты не одобряешь стигийские методы?

Ребекка начинала сердиться, и Граничник у нее за спиной встрепенулся.

Доктор Берроуз всплеснул руками.

— Нет-нет, я вовсе не это имел в виду. И вообще, не мне судить. Мое дело — наблюдать и записывать, я ни во что не вмешиваюсь.

Ребекка зевнула, встала и отряхнула брюки.

— Ты мой приемный отец, но ты говоришь, что ни во что не вмешиваешься. Как же это? — поинтересовалась она уже спокойным тоном. Настроение девочки изменилось мгновенно, как будто сердилась она только для вида.

Доктор Берроуз открыл рот, но не знал, что ответить. Он и так не всегда понимал, что происходит вокруг, а теперь был в совершенном замешательстве. Ребекка, которую он еще недавно считал малышкой, оказалась загадочным и опасным человеком, и доктор, хоть и не отдавал себе в этом отчета, боялся ее. Особенно в те моменты, когда стигийский солдат смотрел на него из полумрака своими ледяными глазами — глазами убийцы.

— Ну что, папочка, — сказала Ребекка, произнеся ласковое слово таким тоном, словно не питала никакого уважения к тому, кого так называла. — Я, прямо как в старые добрые времена, позаботилась о том, чтобы ты поел, и вижу, что ты пришел в себя. А теперь расскажи мне, что это такое, — потребовала она, вынимая из-за пазухи каменные таблички. Доктор Берроуз тут же схватился за карман брюк и обнаружил, что там ничего нет. — Судя по всему, здесь что-то вроде карты. Именно это нам сейчас и нужно, — сказала девочка. — Ты придумаешь, как нам выбраться отсюда, а мы тебе поможем.

— Замечательно, — тихо ответил доктор, протягивая руку за табличками.

У миссис Берроуз зазвонил мобильный телефон.

— Да, Джин? — сказала она в трубку, тяжело дыша. Селия торопливо шла по Хайфилд-стрит.

— Запыхалась? Да, я только вышла из спортзала. — Миссис Берроуз приподняла плечо, чтобы ремень сумки не сползал, и убрала телефон от уха: сестра так громко расхохоталась в ответ, что человек, проходивший мимо, дернулся и обернулся на Селию. Да, я себя просто замечательно чувствую. Купила абонемент на месяц занятий с личным тренером. Ты бы тоже попробовала.

Новый взрыв хохота из трубки спугнул голубя.

Но если бы Уилл сейчас видел свою приемную мать, он был бы поражен произошедшей с ней переменой. В ее походке появилась легкость, на которую прежде не было и намека. Миссис Берроуз будто помолодела лет на десять.

Джин что-то затараторила, но Селия не обращала на нее внимания. Взглянув на часы, она сказала:

— Слушай, из полиции никаких новостей, и мне сейчас некогда разговаривать. Сегодня должны привезти вещи, — и положила трубку, прежде чем сестра успела ответить.

Завернув за угол, она увидела, что грузовик из службы переезда стоит около дома.

— Подождите, подождите! — крикнула миссис Берроуз и побежала к мужчине в синем комбинезоне, который уже забирался в кабину. — Это я, извините, что опоздала. Задержалась по делам.

Она отперла двери, и грузчик принялся заносить в квартиру картонные коробки. Селия тут же вскрыла одну из них.

— Въезжаете? — поинтересовался мужчина, ставя очередную коробку на верх стопки.

— Въезжаю. Отдавала вещи на хранение, пока подыскивала жилье, — задумчиво ответила миссис Берроуз. Она увидела несколько своих старых видеокассет и, не читая этикеток, бросила их в мешок для мусора. — Пора здесь разобраться. И выкинуть все лишнее.

Когда грузчик принес оставшиеся коробки и уехал, Селия начала распаковывать вещи. К вечеру в квартире почти не осталось свободного места. Из последних сил миссис Берроуз взялась разбирать коробки, на которых маркером было подписано «Спальня 3».

— Вещи Уилла, — проговорила она, открыв первую. Там лежали обернутые белой бумагой археологические находки — экспонаты «музея», который Уилл устроил у себя в комнате. Селия одну за другой разворачивала паштетницы викторианской эпохи, разбитые глиняные трубки, бутылочки из-под напитков и склянки от духов. Наконец они перестали помещаться у нее на коленях, и вещицы пришлось переложить на пол.