Когда он уже уходил, она сказала: А Питер твой верный дружок. Не хотелось бы, чтоб он знал.
Мне тоже. Мы с тобой можем неплохо проводить время, но только чтобы это оставалось между нами.
Он встречался с ней до конца лета, но не слишком часто, и она всегда звонила ему первая. И почти всегда пространно объясняла, что не может позволить себе няньку для ребенка, но и оставлять Джеба в доме одного ей не хочется, к тому же вряд ли найдется нянька, чье присутствие в дома она или Джеб смогут стерпеть. Она вообще редко выходила из дома; тот вечер с Берри был исключением. Придется им немного подождать, отец забирает Джеба на уик-энд, говорила она Мистлеру.
Тем временем обедали они вместе с Джебом, который был примерно в возрасте Сэма, но в отличие от Сэма укладывался спать рано и без всяких там капризов и уговоров. Впервые у Мистлера появилась женщина, не видевшая ничего зазорного в том, что именно она звонит ему, приглашая заняться сексом или предлагая то или иное развлечение в постели.
Если вдруг захочется трахаться, говорила она ему, всегда можешь позвонить и попросить разрешения приехать. А уж я скажу, в настроении или нет. И на твоем месте я бы не беспокоилась. А когда я захочу, тут же дам тебе знать.
Все это как нельзя более устраивало Мистлера. Хотя ему не слишком нравилось задаваться вопросом, должен ли он хоть изредка звонить ей просто так. Впрочем, она всегда могла застать его в офисе, через секретаршу, необычайно деликатную и молчаливую мисс Так, у которой никогда не возникало сомнений, с кем надо соединять шефа, а с кем — нет. Если же Мистлер был занят и не один, она всегда обещала, что Пегги перезвонят.
На последней неделе августа Мистлер поехал в Крау-Хилл. Телефон зазвонил вечером в субботу. Мистлер взял трубку в гостиной, где они с Кларой сидели за выпивкой. Это была Пегги, но он прекрасно помнил, что не давал ей своего загородного телефона.
Эй, сможешь приехать в город в воскресенье и пораньше? Джеб с отцом в Кейпе. Хочу, чтобы ты сводил меня в кино, а потом куда-нибудь пообедать.
Я занят, ответил Мистлер, отметив в голосе Пегги противные настойчивые нотки. Позже перезвоню.
Нет, давай договоримся сейчас! И потом, если ты так уж занят, то почему подошел к телефону? Она захихикала. Так что лучше приезжай, я страшно тебя хочу.
Клара не поднимала головы от журнала. Неужели целиком поглощена изучением осенней моды? Вряд ли, подумал Мистлер. Скорее это объясняется хорошим воспитанием.
Он перезвонил позже из своего кабинета. Пегги просила встретиться с ней возле кинотеатра, что у Пятой авеню. Сойдя с поезда, он направился прямо туда и приехал немного раньше, чем они договаривались. Купил билеты и стал ждать у входа в фойе. Показывали фильм Уорхола [64]. И Мистлеру показалось, что фаны, выстроившиеся в очередь перед контролерами на входе, принадлежат к весьма характерной категории кинолюбителей. Тут были бухгалтеры из Верхнего Вест-Сайда, врачи из пригорода со своими женами-интеллектуалками, а также пара панков, нанятых кинопрокатчиком, видимо, чтобы завести зрителей.
Вот наконец появилась и она. Прежде он видел Пегги только в синих джинсах и рубашках мужского покроя или же в льняном платье без рукавов, что было на ней в тот вечер с Берри. Сегодня же она спешила навстречу ему с таким же сияющим, как у Беллы, лицом и в точной копии того платья, что было сегодня на Белле. Мало того — в таких же, как у нее, сабо, но только с коричневым верхом. Сабо привлекали внимание к ногам, довольно полным и не совсем чистым, что, впрочем, неудивительно: наверняка топала сюда пешком от самой Двадцать третьей улицы.
Во время сеанса они обнимались, вырвавшиеся на свободу ноги тесно прижимались к его ногам. Затем она заявила, что хочет пообедать на террасе ресторана, находившегося в нескольких кварталах от кинотеатра. Это обрадовало Мистлера — шанс, что кто-либо из знакомых может увидеть их там, был практически равен нулю.
На Пятой авеню — почти ни души. Возможно, именно по этой причине она повисла у него на руке и тесно прижималась всем телом, пока они шли к ресторану. И тут вдруг Мистлер, к своему стыду и ужасу, понял, что если кто-нибудь из знакомых все-таки увидит их, то его скорее скомпрометирует неряшливая внешность спутницы, нежели проявления интимности с ее стороны. Вечер закончился бурно согласно уже установившейся традиции. За тем, пожалуй, исключением, что, вместо того чтобы убегать посреди ночи и не быть застигнутым замечательным маленьким человечком, вдруг захотевшим в постельку к маме, которой пришлось бы объяснять присутствие в ней очень близкого друга, он, Мистлер, провалялся в ней до завтрака, еще раз «покрыв» Пегги. Потом побрился лезвием, которым она брила ноги (но не подмышки, что было странно для девушки ее происхождения, — они всегда были у нее волосатыми и влажными), и отправился прямиком на работу.
Он не сказал мисс Так ни слова, но та поняла его правильно и изменила свое отношение к звонкам Пегги. Что, впрочем, уже не имело значения. Вскоре после этого случая Питер сообщил Мистлеру, что она вышла замуж за какого-то профессора физики и переехала в Лос-Анджелес.
А эти элегантные коробки тоже для меня? — спросила Белла. Нет, вряд ли в них перчатки или книги, Томас. Надеюсь, ты не заставил этого молодого человека перенести сюда весь твой багаж? Нет? Тогда, должно быть, это запас провианта на целую неделю из бара «Гарри»!
Нет, беллиссима, не в этот раз. Если позволишь, этот джентльмен отнесет их наверх и распакует.
Тогда закрою глаза и буду ждать, пока он не закончит.
Когда канделябры были наконец установлены на каминной доске, где им и полагалось стоять, и Мистлер сказал ей, что теперь можно открыть глаза и посмотреть, ему показалось, что Белла покраснела.
Томас, протянула она, а ведь я их знаю. Месье Бенамон не раз говорил мне, что продаст их только тому клиенту, который заслуживает большого счастья.
Что ж, он сдержал свое слово. Я сказал ему, что они для тебя.
Он уселся за стол у окна, где накануне им подавали ленч. На сей раз приборов на нем не было. Но на журнальном столике рядом стояли бутылки и бокалы.
Можно мне выпить? — спросил он. Чего-нибудь подкрепляющего и с витаминами, типа джина. Пока шел сюда пешком, было страшно жарко, и прогулка показалась утомительной.
Тогда не лучше ли белого вина с содовой? Мы ведь не хотим, чтобы ты был сонным, верно?
Мы не хотим? Она его что, подстрекает? Нет, негоже, чтобы подарок из старинного стекла послужил прелюдией к акту с участием гротескных масок. Вот в блеске и великолепии солнечного дня возникает величественная фигура изумительной красавицы в скудном просвечивающем наряде. Губы умирающего мужчины приникают к ее пышным грудям. Сжигаемый жаждой, он подставляет их белой изогнутой струйке молока, которое выдавливает из груди ее рука. Благодарность или Благотворительность? Исчезни, Лина, уйди, не стой за моей спиной! Если он действительно сделал Беллу счастливой, то будет первый поступок со дня его прибытия на это сверкающее водянистым великолепием кладбище, о котором он никогда не пожалеет. А что касается ее поведения, что ж, оно просто демонстрирует, как воспитанные дамы с добрыми сердцами относятся к любовным утехам. Да какое право имеет он портить ей это представление вспышками гнева? А потому Мистлер спокойно налил себе джина, добавил льда, разболтал и осушил бокал. А потом сказал ей: Ах, прекрасная моя Белла! Не тревожься. Ничто и никто не заставит меня забыть о тебе.
Она же тем временем нежно поглаживала его бедро, потом вдруг быстро расстегнула пуговки на платье, и оно упало с плеч. Под платьем на ней почти ничего не было.
Ну, вот, они твои.
И заметив, что он сидит совершенно неподвижно, добавила: Не заставляй меня ждать. Я не могу больше ждать.
А потом весело улыбнулась ему и сказала: До чего же нежный, любящий мужчина! Подожди, я скоро вернусь.
Думаю, мне не мешает выпить еще немного джина.