Мистлер заглянул в окно. Заведение Нерона было по сути своей забегаловкой и походило снаружи на итальянскую закусочную где-нибудь в самом конце Десятой авеню. Для буднего дня народу не так уж и мало. Столики в двух кабинках, рассчитанные на четверых, были накрыты на два прибора. А рядом со входом на кухню стоял и сам синьор Нерон собственной персоной со своим помощником. Они пойдут обедать, только когда обслужат последних клиентов. На отдельном столике высился графин красного вина, рядом — пустая бутылка, из которой перелили вино. Белые накрахмаленные салфетки, плетеная корзиночка с хлебными палочками. Должно быть, этот стол предназначен для него, Мистлера. Плохи дела! Ему достаточно и одного бокала. Мистлер вошел, приветственно махнул рукой синьору Нерону и уселся за столик.

Вернувшись в гостиницу, он позвонил Кларе. Она все же решила пойти на обед к Вурисам, да, сегодня вечером. Правда? Что ж, очень разумно с твоей стороны. Он бы ни за что не осмелился настаивать, и Майк будет страшно доволен. Нет, они ничуть не возражали, что она придет одна — что ты, совсем напротив! Майк так много работал на агентство и столько успел сделать, особенно за последние несколько месяцев. Да они будут просто в восторге, пусть даже сам Мистлер не может присутствовать на обеде. Да, конечно, он тоже очень рад. И ценит ее поступок, поскольку делает она это для него, а не ради Майка или Эллен Вурис. Разве не ясно, что он доволен, очень доволен?

А кто еще будет? Понятия не имею. Но что будут и какие-то другие люди, это понятно. Ах да, вспомнила. Какой-то там его партнер из юридической фирмы и гинеколог жены. И еще соседи по загородному имению в Гаррисоне, вот в таком плане.

Сэм не звонил? Что ж, очень жаль, порой это просто раздражает. Да нет, ей вовсе не обязательно искать тут особый подтекст. А вот и неправда, подтекст всегда существует. Возможно, он просто занят и устал. К тому же ей известно, что Сэм не очень-то большой любитель болтать по телефону. Асоциальное поведение? Ну, это, пожалуй, уж слишком. Но даже если и так, направлено его раздражение вовсе не на нее, а на весь мир в целом. Ха-ха-ха! Девочка? Какая еще девочка? Сама Моник или малышка? Нет, конечно, это не слишком удобно, говорить с ним, когда Моник рядом, в той же комнате. Но, видно, придется привыкать. Да, она права, тут уж мы ничего не можем поделать. Ладно, тогда позвони ему сама, в офис. И если его не окажется на месте, оставь на автоответчике послание с просьбой перезвонить. Но можно позвонить и домой, когда Моник будет в клинике. Да, правильно, по нью-йоркскому времени, это получается в пять вечера, не раньше. О да, конечно, он сам позвонит Сэму, как только решит, что именно хочет ему сказать, и Моник тут не помеха. Правильно, или ребенок.

Нет, это вовсе не означает, что он собирается вести себя по-свински. Просто он воспринимает все эти вещи куда спокойнее. Нет, он не обедал с людьми. Разве ей не известно их правило — никогда не встречаться с нужными людьми в Венеции, а также по мере возможности избегать общения с другими американцами? Он обедал один, у Нерона, довольно поздно. Просто удивительно, как это Нерон умудряется принимать клиентов почти круглосуточно. Правильно, он пошел туда поздно, потому что прикорнул днем. И так заспался, прямо из постели вылезать не хотелось. Да, а потом решил все-таки пойти. О, да, обычная публика. Два столика с местными, плюс еще несколько французов и американцев, по всей видимости — завсегдатаи.

Да, кстати, он повстречал там одну французскую парочку, ты должна их помнить. Нет, с ними он не обедал, просто поздоровался, когда они уже уходили, и пригласил их присесть. Симонне. Арно Симонне, банкир. А жена — она вроде бы художница или дизайнер. Иоланда, звать ее Иоланда, но Симонне называет ее просто Йо. Да, верно, в эдаком «я все еще молодая штучка» стиле. И виделись мы с тобой с ними, кажется, на показе у Кардена. Да, правильно, такая широкоплечая и любит показывать ноги, считает, что они у нее само совершенство. Нет, сегодня вечером на ней был брючный костюм и масса кожи, всяких там ремешков и застежек, широкий пояс, жилет — определенно не из «S & М», скорее из «Гермеса». Нет, долго они не болтали, поговорили немного о политике, в частности обо всех этих последних ужасных историях с Миттераном, вот в таком духе. Да нет же, с ним они не ели, они уже пообедали. Просто выпили немного вина. С него было достаточно, да он бы до гостиницы не дошел, если б прикончил один целую бутылку. Нет, встречаться с ними снова он вовсе не собирается. Нет, не собирается повидать Иоланду! Что за бредовая мысль! Вот Симонне, тот определенно набивался в друзья.

Это он, Мистлер, асоциален. Да, верно, почти как Сэм. Ладно, он позвонит ей завтра вечером. Да, до шести по нью-йоркскому времени.

Когда она успела превратиться в медлительную и непонятливую зануду? Вопрос носил чисто риторический характер. И принадлежал к той категории вопросов, которые Мистлер задавал сам себе, чтобы выпустить пары. Только с этой целью, и никакого ответа не требовалось. Порой же, задаваясь этим вопросом всерьез, он был далеко не уверен, что жена в этом плане слишком уж изменялась. Ее медлительность, привычка переспрашивать об одном и том же минимум дважды с целью убедиться, что все правильно поняла, все эти бесконечные расспросы — когда ты сказал, что позвонишь мне завтра вечером, ты имел в виду вечером по нью-йоркскому времени, а не когда там у вас, в Тимбукту, будет вечер? Ну и так далее в том же духе — разве это для него внове?

Перемены происходили в нем. И внешне сводились к тому, что он стал нетерпелив и раздражителен. Вот почему даже когда он пребывал в наилучшем расположении духа, как, к примеру, теперь, на смену трогательной заботливости все чаще приходила брезгливая снисходительность — тот самый фильтр, помогающий трансформировать нытье бестолковой и неудовлетворенной жены в жалобные мольбы о подтверждении и уточнении.

Нет, даже хуже, чем просто нытье. Она унижалась перед ним. Его Клара, с такой покорностью повиновавшаяся ему, когда состоялся тот памятный разговор о Питере Берри. Тогда каждая из сторон серьезно сдала позиции. Такова уж природа любого торга или сделки: точно выверенный баланс взаимных уступок. Даже Клара и та ни на секунду не поверила бы в то, что он простил или когда-нибудь простит и забудет все это — как, впрочем, и она сама. Возможно даже, она была убеждена, что он вспоминает об этой сделке всякий раз, когда думает о ней. И уж определенно — всякий раз, когда они трахаются. Именно так она выражалась; и Мистлер был ошеломлен и растерян, и в то же время приятно возбужден, впервые услышав от жены это словцо, когда она вдруг заговорила об их первом соитии. С тех пор так и повелось, и она без всякого стеснения стала употреблять это выражение, подспудно уловив, какое возбуждение испытывает при этом муж. Станет ли это очередным унижением, если он уверит ее, что она ошибается, что все его воспоминания о ее дурном поступке и ненависти, что он испытал тогда, прерывисты и непостоянны, как болотная лихорадка?

Симонне и Иоланда его удивили. То, что они поздоровались с ним в ресторане, было, по всей видимости, неизбежностью — ведь тогда, на речном трамвайчике, они сделали вид, что не узнают его. И им ничего не стоило проделать тот же трюк у Нерона, прошмыгнуть мимо него, потупив глаза или глядя на дверь. Но они громко и оживленно болтали с Нероном — собственно, это и заставило его поднять глаза от тарелки со шницелем из свинины. Подобное поведение можно приписать глупости, последующий обмен дружественными приветствиями — вежливости. Но кто заставлял их, уже после того как он тяжело поднялся из-за стола пожать им руки, спрашивать, нельзя ли присоединиться к нему на минутку? И уже потом принять предложение выпить по бокалу вина, с которым, надо сказать, он не слишком торопился?

Уже не в первый раз Мистлер проклинал про себя общительность, овладевавшую туристами и быстро перераставшую при встрече за границей в ничем не оправданную предыдущими, чисто деловыми встречами фамильярность. В случае с Симонне могла сыграть роль заинтересованность — или то было только тренировкой? — в развитии деловых контактов при каждом удобном случае, даже самом неподходящем. Но все эти «старик», «старина», «дружище», последовавшие далее, — это, пожалуй, уже слишком. И к чему им понадобилось упоминать, что они видели его раньше, днем, на речном трамвайчике, к чему понадобилось комментировать отсутствие за столом его очаровательной молодой спутницы? Ведь это противоречило единственному здравому объяснению того, почему они не поздоровались с ним тогда: старомодному правилу не замечать знакомого мужчину в обществе женщины, которая не является его женой или членом семьи. В таких случаях полагалось ждать, когда он заметит и подойдет к вам первым.