Ополночь вдали она заслышала рог. От этих звуков ее бросило в дрожь. Дитя заплакало, и она положила его рядом с собой.

Снова затрубил рог, громче, ближе, ни волынка ветра, ни грохот прибоя не могли заглушить его. Залаяли собаки, прежде ей не доводилось слышать такой лай. Копыта били в ночи, земля и небо откликались на этот топот.

Это был Выезд Асов, Дикая Охота; Фреду охватил страх. Почему никто кроме нее не слышит этих звуков? У груди заплакал ребенок. Ветер колотил ставнями.

Стук могучих копыт теперь уже был во дворе. Рог, сотрясая дом, протрубил снова. Собаки звонко лаяли под стенами усадьбы.

Кто-то постучал в дверь, которая вела из комнаты Фреды на двор. Засов отодвинулся сам собой, и дверь распахнулась. Ветер заметался по комнате, вздувая плащ на вошедшем.

Хотя в комнате было темно, Фреда легко различала его. Ему пришлось пригнуться, чтобы не задеть головой потолочные балки. Его единственный глаз сверкал так же ярко, как наконечник копья. Из-под широкополой шляпы выбивались седые волосы. Длинная борода тоже была с проседью.

Его голос был как голос ветра и моря, как голос бескрайних небес.

— Фреда, дочь Орма, я пришел за тем, что ты поклялась отдать мне.

— Повелитель… — Она отшатнулась, пытаясь укрыться одеялом. Если бы Скафлок был с ней… — Повелитель, мой пояс лежит вон в том сундуке.

Один расхохотался.

— Ты думаешь, мне нужно усыпляющее снадобье? Нет, ты пообещала отдать мне то, что носишь под поясом, а ты тогда уже носила дитя.

— Нет! — Фреда едва услышала собственный крик. Она спрятала плачущего младенца за спину. — Нет, нет, нет! — И сев на постели, сорвала со стены распятие, которое висело у нее над головой. — Во имя Отца и Сына и Святого Духа, изыди!

— Я не боюсь этого заклятья, — сказал Один, — ибо ты отвергла их, заключая эту сделку. Теперь отдай мне ребенка!

Он отодвинул Фреду и обнял дитятю свободной рукой. Фреда пала перед ним на колени.

— Зачем он тебе? — простонала она. — Что ты хочешь с ним сделать?

Странник ответил, и голос его прозвучал из безмерной дали:

— Его судьба высока и ужасна. Игра между Асами, Ётунами и новыми богами еще не сыграна до конца. Меч Тирфинг все еще сверкает на шахматной доске мира. Тор сломал его у корней ясеня Иггдрасиль, тогда я и подарил обломки Скафлоку, ведь Больверк, а он один мог починить этот меч, не стал бы работать ни для Асов, ни для эльфов. Меч же был нужен для победы над троллями, ведь им тайно помогал Утгард-Локи, а иначе как бы удалось опустошить Альфхейм враждебному богам племени. Но меч нельзя оставить у Скафлока, иначе он попытается полностью уничтожить троллей, Ётуны этого не допустят, они вступят в войну, боги тоже будут вынуждены воевать, и конец света настанет до срока. Скафлок должен пасть, а дитя, появление которого я обеспечил и которое теперь заполучил, однажды возьмет этот меч и исполнит его предназначение до конца.

— Скафлок погибнет? — Фреда рухнула к его ногам. — Он тоже? Нет, нет, о нет!

— Для чего ему жить дальше? — холодно спросил Один. — Если бы ты отправилась к нему в Эльфийский Утес, с которым он накрепко связан, и восстановила то, что было разорвано у кургана, он бы с удовольствием сложил оружие. Тогда бы действительно не было необходимости в его смерти. В противном случае он обречен. Меч убьет его.

Плащ взвился еще раз, и Дикий Охотник покинул комнату. Рог протрубил, собаки взвыли, копыта прогремели, и все пропало в ночи. Слышно было только, как свистит ветер, шумит море да безутешно рыдает Фреда.

Вальгард стоял на вершине самой высокой башни Эльфийского Утеса, наблюдая за тем, как враги окружают замок. Он застыл, сложив руки на груди, и лицо его было точно высечено из камня. Только глаза жили на этом лице. Рядом с ним стояли другие вожди замка и разбитых войск, остатки которых укрылись в этой последней и самой грозной твердыне. Измученные, подавленные, многие к тому же израненные, они со страхом смотрели на рать, готовую взять Эльфийский Утес приступом.

Справа от Вальгарда стояла Лиа, в платье, мерцающем в лучах, которые месяц лил в незастекленное окно. Легкий ветер играл ее тончайшим одеяньем и бледными волосами. На ее губах мелькала легкая улыбка, в глазах переливались голубые сумерки.

Склоны вокруг Эльфийского Утеса побелели от инея. По ним двигалось эльфийское войско. Оружие гремело, кольчуги звенели, рога трубили, лошади били копытами по замершей земле. Лунный свет отражался в щитах, копья и секиры сверкали под звездами.

Эльфы разбили свой лагерь вокруг замка, окружили его палатками и кострами. То и дело, точно тени, мелькали воины.

Грохот катился по холмам. Это, сверкая как солнце, мчалась боевая колесница. Пламя вспыхивало на ее спицах. Четыре белоснежных коня были впряжены в нее. Они храпели как буря, выгнув шеи и тряся шелковыми гривами. Тот, кто с копьем в руках стоял подле колесничего, возвышался над всеми. Его лицо, отражавшее мрачное величие, обрамляли темные кудри. Очи горели огнем.

— Это Луг Долгорукий, — с тревогой в голосе сказал один из троллей. — Он ведет на нас племена богини Дану. Он косил нас, как серп — пшеницу. Шотландские поля почернели от воронья, которое так отяжелело, что не могло летать. Не спаслось и сотни троллей.

Вальгард по-прежнему молчал.

В алом плаще и серебряной кольчуге Огненное Копье прогарцевал вокруг замка. Его лицо светилось красотой, отвагой и жестокостью к врагу, а пику он держал так, точно собирался проткнуть звезды.

— Он привел бродяг, — пробормотал другой тролль. — Их стрелы летели отовсюду. Они появлялись из тьмы, и за ними оставались лишь пожарища и смерть.

Вальгард даже не пошевелился.

На берегу залива, освещенного луной, догорали или лежали разбитыми корабли троллей. Подходили и вставали на якорь длинные корабли эльфов. Щиты блестели на их бортах.

— Их захватил у нас Мананнан Мак Лер, а привел сюда Флам Оркнейский, — сказал жестко один из вождей. — Наша мощь погребена в морях. Только один корабль прорвался, чтоб доставить вести о том, что побережья Тролльхейма разграблены и преданы огню.

Вальгард казался высеченным из гранита. Эльфы на берегу стали устанавливать шатер, превосходивший прочие своими размерами. К нему подъехал человек на чудовищном коне и установил перед шатром свой штандарт — копье с насаженной на него высохшей головой Иллреда. Мертвые глаза уставились на троллей, стоявших на башне.

Один из троллей сказал дрогнувшим голосом:

— Это их предводитель — Скафлок Смертный. Никому не устоять против него. Он гнал нас на север как стадо овец и убивал, убивал. Его меч рубит металл и камень как тряпку. Трудно поверить, что он — человек, а не демон, вставший из ада.

Вальгард вздрогнул.

— Я знаю его, — сказал он тихо. — И собираюсь его убить.

— Повелитель, это невозможно. Его меч…

— Спокойно, — Вальгард, обернувшись, пронзительно посмотрел на говорившего и ответил, точно хлестнул по лицу. — Дурни, трусы, мерзавцы! Пусть всякий, кто боится драться, отправляется как скот к тому мяснику. Он не станет вас задерживать, и умрете вы быстро. Что до меня, то я разобью его здесь у стен Эльфийского Утеса. — Его голос понизился, загремел как колесницы у подножья замка. — Это последний оплот троллей в Британии. Почему пали прочие, мы не знаем. Мы видели только эльфийские знамена над их башнями. Но зато мы знаем, что этот замок, который никому не удавалось взять приступом, набит воинами, и нас здесь больше, чем всех нападающих, вместе взятых. Мы защищены и от тайной магии, и от открытого штурма. Если замок падет, то только из-за нашей собственной трусости. — Он потряс огромной секирой, с которой никогда не расставался. — Сегодня ночью они только разобьют лагерь, большего им не успеть до зари. Завтра они начнут осаду, возможно, сразу начнут штурм. Если будет штурм, мы его отобьем и пойдем на вылазку, если не будет штурма — нападем сами. За спиной у нас — стены замка, где в случае, если что-то пойдет неладно, всегда можно укрыться. Но я думаю, мы погоним их, нас больше, наши воины сильней. Мы со Скафлоком давно ищем встречи, хотя и терпеть друг друга не можем. Я убью его и завладею его победоносным мечом.