— Нет, ваше величество. — Это общество породило Розу и мою мать, и каждый раз, когда я имею с ним дело, я радуюсь, что меня породило не только оно. — Я здесь, потому что ее больше нет.

— Что? — Ее улыбка потухла вместе с презрительным изгибом губ.

Единственный раз преувеличенная официозность фэйри стала благословением, потому что она означала, что мне не надо придумывать, что сказать.

— Когда корни и ветви были молоды, когда розу еще не сорвали с куста, когда наши земли были юными, зелеными и мы беззаботно танцевали, тогда мы были бессмертными. Тогда мы жили вечно.

Я отвела взгляд, не желая видеть выражения лица Королевы. Это не имело значения: то, чего я не хотела видеть, слышалось во внезапной тишине двора. Для песни смерти есть только одна причина. Останавливаться слишком поздно. Слишком поздно, когда спущен курок. Я продолжила:

— Мы покинули эти земли ради мира, где обитает время, где мы могли увидеть, как движется солнце и развивается мир. Здесь мы можем умереть, и здесь мы можем пасть, и здесь миледи Роза Зимний Вечер, графиня владения Золотая Зелень, прекратила свой танец.

Я не поднимала головы, пока тишина не стала невыносимой. Королева замерла, словно статуя, вырезанная из тумана и морской пены. Не могу винить ее: я живу долго, но могу рассчитывать максимум на несколько столетий. В человеческом понимании это много. Но это не сравнить с тем, что получают чистокровки. Напоминание о том, что они могут умереть, — это подчас больше чем они в состоянии вынести.

— Ваше величество…

Королева подняла руку, отмахиваясь от моих слов, ее бледные пальцы дрожали. Я замолчала в ожидании, чтобы она взяла себя в руки, перед тем как я продолжу, затем добавила: — Ваше величество, она поручила мне расследовать ее гибель. Могу я попросить…

— Нет.

Я удивленно умолкла. Я ожидала много чего, но не ожидала, что она мне откажет.

— Ваше величество?

— Нет, Октобер Дэй, дочь Амандины. — Королева подняла голову, приняв гордый вид. — Я не помогу тебе это сделать, и мы больше не будем об этом говорить. Что случилось, то случилось. Когда луна поднимется высоко, мы будем танцевать в память о ней, и до этого дня никто не произнесет имя Зимнего Вечера, и после этого дня никто не произнесет ее имя. Я не помогу тебе… и ты не станешь меня об этом просить.

— Но…

— Нет. Дочь ты Амандины или нет, я не дам тебе то, о чем ты хочешь попросить. Я откажу тебе, и будь ты проклята, если мне придется это сделать. — Она покачала головой. — За эти годы я достаточно для тебя сделала, между нами нет долгов, и теперь я не стану помогать тебе.

Даже если бы она ударила меня, я бы изумилась меньше.

— Но, миледи, Розу убили железом…

— Не говори мне, как она умерла!

Я покачнулась на каблуках, зажимая уши руками в тщетной попытке заглушить голос Королевы. Может, время достаточно разбавило кровь ее предков-сирен и баньши, чтобы ее вопль не был смертельным, но мне не хотелось проверять.

— Не говоримне!

Двор снова начал перешептываться, на этот раз из-за Королевы. Она тряслась, стоя на месте, в глазах горела безумная ярость. Ее гнев выглядел бы впечатляющим, если бы был направлен на кого-то другого, но, будучи направлен на меня, он был страшен. У людей есть нехарактерные для фэйри качества, заставляющие быть добрыми и скромными. Подменышам это мало свойственно, но кое-что перепадает и нам, в то время как даже наши родители могут напугать нас до смерти. Я попятилась, приседая в торопливом реверансе:

— Ваше величество, если это все, я…

— Убирайся! — Она встряхнула головой из стороны в сторону, ее голос звенел нечеловеческим воплем: — Сейчас!

Я не нуждалась во втором приглашении. Развернувшись, я побежала к дальней стене, сквозь нее, обратно в темноту пещеры. Мои туфли были сделаны для танца, а не для бега по скользким от морской воды камням. Чуть не упав в третий раз, я сняла их и понесла в одной руке, второй придерживая юбку как можно выше от воды. Синяки на ногах — малая плата, если я хочу убраться от Королевы, пока она лично не решила заставить меня замолчать или, что хуже, не запретила мне заниматься убийством Розы.

Воздух снаружи пещеры был настолько холодным, он будто хлестал меня, пока я бежала. Не важно, я не останавливалась. Я пронеслась по пляжу, притормозив только тогда, когда оказалась на тротуаре, чтобы снова обуться. Моя одежда не вернулась, и я сомневалась, что она вернется,— Королева достаточно сильна, чтобы превращение предметов стало вечным. Мне было все равно. Я продолжала бежать.

Мою машину никто не тронул. Я вытащила запасной ключ из-под бампера и безуспешно возилась с замком, пока не смогла совладать с дрожью в руках и открыть дверцу. Я забралась на водительское сиденье, чуть не прищемив длинный шлейф, захлопывая дверь и заводя машину. Повелительница Розы мне не поможет. Это не проблема смертных. Инструменты смертных ее не решат, и моя камера на этот раз не спасет мою задницу. Полиция может изучать «тело» Розы вечно, если хочет, но многие фэйри вообще не оставляют отпечатков пальцев. Они ничего не обнаружат, и это значит, что я ничего не смогу у них похитить.

Восстанавливая свой человеческий облик, чтобы выглядеть просто потрепанной брюнеткой в вечернем платье, я сползла с водительского сиденья и нахмурилась. Надо посмотреть на дело под другим углом. Может, я не смогу ничего сделать как детектив, но как рыцарь… У фэйри есть ресурсы, которые не существуют в человеческом мире, и это преступление фэйри. Я могу разобраться с ним, если найду правильные чары и потребую нужную поддержку. Но тем не менее… я просто подменыш. Роза была в десять раз могущественнее, чем я когда-либо буду. Что бы ни победило ее, дело было не только в везении, это что-то было сильным, иначе оно не напугало бы ее до такой степени. Значит, мне нужна сила, или у меня не будет ни единого шанса.

Просить у Королевы помощи, после того как она практически вышвырнула меня из холма, может стоить мне жизни. Смерть не входит в мой план по решению это-то дела — достаточно того, что Госпожа Туманов может принести неудачу, — и это значит, что она на самом деле помеха, потому что, если я окажусь на ее пути, у меня не будет времени убежать. Есть и другие дворы и аристократы, к которым я могу обратиться, но лишь у нескольких имеются нужные мне ресурсы, и из всех вариантов, которые у меня есть, только два не приведут к моей смерти. Я хочу выбраться живой из этого дела, и это исключает Слепого Майкла и Таранов из холмов Беркли. Я подумала о Лушак, но сразу же отбросила эту мысль. Некоторые вещи хуже смерти.

Я не могу пойти к Лили. Просто не могу. Дело не во мне, Лили — ундина, и она привязана к своему холму. Если только убийцы Розы не сидели в чайном саду, обсуждая планы, она не сможет мне помочь.

Сильвестр поможет мне, если я обращусь к нему. Сильвестр будет настаиватьна том, чтобы помочь мне, и я это не вынесу. Рано или поздно мне придется к нему прийти — он должен знать, что Роза погибла, и он мой лорд, и мой долг сообщить ему. Но я не могу идти туда, пока у меня не будет возможности сказать ему: «Все в порядке, у меня есть помощь, ты мне не нужен». Я многое могу стерпеть, но я не готова к мысли о том, что он сможет заставить меня вернуться.

Если я не могу доверять Королеве и не могу обратиться к Сильвестру, остается только одно место, куда я могу обратиться. Дэвин. Дэвин и Дом.

Решительно сжав губы, я вырулила из переулка, направляясь прочь от воды в ту часть города, куда разумные люди после заката стараются не соваться. Я пытаюсь быть разумной, когда могу, и осторожной, когда не могу, но сейчас ни то ни другое мне не подойдет, поскольку я собираюсь сделать то, от чего зарекалась. Оберон, помоги мне, я еду в Дом.

Многие подменыши бежали из Летних Земель за минувшие века, построив целое общество на границе между миром фэйри и смертным миром. Чистокровки в курсе — естественно, в курсе, — но они не знают, что делать со своими драгоценными детьми-полукровками, когда те вырастают в сердитых взрослых, так что они никогда не пытались это предотвратить. Это дурное, беспощадное место, где сильные пожирают слабых, откуда подменыши всегда стараются сбежать.