…это будет легкая работа, очень легкая, сделать надо мало: следи за подменышем, поймай ее, узнай все, что она знает, и убей ее, — и плата будет больше, чем дело того стоит. Может, я даже сохраню ей жизнь на какое-то время — чуть-чуть поразвлечься…

Проглотив желчь, я снова набрала полный рот. Смесь крови и воды ундины обжигала губы, но мне было все равно; я должна проникнуть глубже, к тому, что ждет меня внизу. Так или иначе, я должна знать. Кровь почти замаскировала привкус роз, когда я задержала дыхание, цепляясь за воспоминания собственного тела, чтобы не раствориться совершенно.

В воздухе висел дым, ревела музыка. Дурацкая белиберда, которую теперь слушают дети… «Эй, я все сделал, теперь заплати мне, да? Не важно, что ломается в процессе».

Дэвин оборачивается. Скользкий ублюдок! Никакого уважения среди воров; мне не стоило доверять ему, но он так щедро платил. «Просто принеси мне коробку и доказательство, что на этот раз она действительно мертва, а не потерялась в каком-нибудь пруду»,— говорит он. Его улыбка горька, глаза пусты.

В дополнение к моему собственному растущему ужасу я видела эти глаза и поняла, что на самом деле происходит. Я работала на Дэвина. Я была его служанкой и его любовницей и знала, что подразумевает этот взгляд. Когда он так смотрел, это значило, что кто-то списан как потери, кто-то уже мертв. И на этот раз это была я.

Дэвин все еще говорил, голос его становился все более и более отдаленным, по мере того как мои чары ослабевали. «Зимний Вечер уже умудрялась обманывать меня прежде. Тоби— маленькая дурочка, но она дочь Амандины. Я не могу надеяться, что она откажется от этого ради меня».

Отказ больше не работал, и мое дыхание тоже, поскольку проклятие Розы ударило меня без предупреждения, вбивая меня все глубже в воспоминания наемного убийцы, которого Дэвин посадил мне на хвост. Воспоминания о смерти Розы и о моем превращении сплелись под воздействием проклятия воедино с неожиданной горечью той ночи, когда я последовала за народом моей матери в страну фэйри. Одна только тяжесть этого воспоминания была достаточной, чтобы погрузить меня еще глубже, пока я не утону в розовом тумане.

Меня ждали три смерти: я могла выбирать между удушьем, железом и пулей, и любая из них вернет меня домой, остановит мое сердце и прекратит боль. Все, что надо, — перестать бороться. Я могу вычеркнуть себя из игры, все может кончиться. Вероятно, я смогла бы продолжить сопротивляться, если бы проклятие не решило поиграть в грязные игры… Но, как сказала Лушак, это прекрасный образчик работы, и он стал сильнее, чем предполагалось, из-за моей собственной глупости.

Разве не чудесно получить то, то ты ищешь?— прошептало оно. Я могу дать тебе покой. Я стану твоей стаей ангелов. Просто сдайся и позволь мне.

Запах роз заполнил весь мир. Может, все верно; может, со мной кончено. Я сделала, что должна была. Нашла убийц или, по меньшей мере, того, кто их нанял. Сундук с приданым в безопасности у Тибальта. Больше мне ничего не надо делать, и у меня нет Дома, куда можно прийти. Кровь и предательство: кому нужно что-то еще? Дэвин был моим учителем, моим другом и моим любовником, и он пытался убить меня. Он отдал приказы о смерти как минимум двоих людей и лгал на этот счет, даже не моргнув. Ничего не осталось, мой мир умер. Зачем я сопротивляюсь?

Я обмякла под тяжестью воспоминаний, позволяя призрачным розам опутать меня. Я готова умереть, уснуть, больше не видеть снов. Никаких снов. Никаких смертей. Больше ничего. Мир начал ускользать.

Что— то одновременно холодное и горячее ударило меня в солнечное сплетение. Розы ослабили хватку, когда я резко дернулась, задыхаясь, и вернулась в свое тело. Боль не утихала. Я открыла глаза, надо мной стояла Лили, сжимая руки с сухой и потрескавшейся кожей.

Пистолет, который я украла, лежал на мне, магазин вынут, и патроны с железными пулями высыпались из него. Они обжигали холодом даже через рубашку. Моя чашка разбилась и валялась рядом со мной, мох вокруг нее потемнел от крови.

Я села, собирая пули в ладонь и вставляя их обратно в магазин, перед тем как закрыть его. Я не смотрела на Лили, пока не спрятала их все.

— Ты ушла, — прошептала она. — Я говорила тебе, что это опасно, но ты все равно сделала… и ушла. Твое тело осталось тут, но там никого не было.

Я взглянула на ее обожженную руку. Железо ранит чистокровок сильнее, чем подменышей, а будучи ундиной, Лили оказалась еще более восприимчивой, чем большинство; она сохраняла плотский облик лишь потому, что сама этого хотела. Для ундины железо словно кислота, и то, что она решилась коснуться его, значило нечто большее, чем дружба. Я с сожалением игнорировала эту мысль. Позже я подумаю о том, что она для меня сделала… и о том, смогу ли когда-нибудь отплатить ей.

Выражение ее лица постепенно приходило в норму, хотя в глазах оставалась боль.

— Ты нашла, что тебе надо было?

Что мне надо было? Я взглянула на пистолет, который держала в руках, и медленно кивнула.

— Да, нашла, — ответила я.

— И?… — В ее голосе прозвучала выжидающая тревожная резкость. Она знала, что будет дальше, так же как и я, пусть даже не знала почему.

Я вздохнула:

— Ты не могла бы вызвать мне такси?

В итоге Лили так и не вызвала такси, я сделала это сама. Дэнни сказал, что может подъехать через пятнадцать минут, и этого было достаточно, потому что у меня оставалось время позвонить в Тенистые Холмы и оставить краткое сердитое сообщение хобу, снявшему трубку. «Скажи Сильвестру, что я отправляюсь в Дом, — сказала я. — Я попытаюсь не умереть до того, как доберусь туда».

— Подожди его, — предложила Лили, наблюдавшая, как я положила трубку на место. — Ты не должна делать это в одиночку.

— Времени в обрез, и ставки слишком высоки. — Если Дэвин хочет убить меня, чтобы достать сундук с приданым, сколько времени пройдет, когда он начнет его искать? До того как наемные убийцы засядут в кустах у Тенистых Холмов, киллеры начнут наблюдать за двором кошек в поисках мишеней. — Это кончится сейчас.

— Да, — тревожно сказала она, — вполне может быть.

Я помолчала.

— Ты можешь отправить посланца к Тибальту? — (Она кивнула.) — Скажи Сильвестру, что это был Дэвин; скажи ему, он поймет почему, если подумает. И скажи ему, что мне жаль, что я его в это втянула.

— Тоби…

— Просто передай ему.

Я поцеловала ее в лоб и покинула чайный сад так быстро, как могла, направившись к стоянке, где меня должен встретить Дэнни.

Я не оглядывалась.

Дэнни довольно быстро уловил мое желание ехать в молчании. Может, потому, что я плакала всю дорогу. Улица перед Домом была пустынной, когда мы подъехали; он взял деньги, которые Лили мне дала, чтобы заплатить за проезд, обеспокоенно глядя на меня:

— С вами там будет все в порядке? Вам не понадобятся мышцы?

Я похлопала его по плечу:

— Все хорошо, Дэнни.

—Уверены?

— Уверена.

— Ладно. Позвоните, когда понадоблюсь.

И он уехал, шины взвизгнули, когда он понесся по улице. Я наблюдала за ним, пока не уверилась, что он уехал, перед тем как достать пистолет из кармана и двинуться к двери.

Пришло время прийти в Дом.

Дверь Дома часто бывала закрыта, но никогда заперта; все, что вам требовалось, чтобы войти, — просто захотеть. Дети несли вахту в передней комнате круглые сутки, контролируя, чтобы беспорядки не начались, пока они сами их не начнут. Но когда я повернула дверную ручку, ничего не произошло. Дверь заперли перед моим носом. Дэвин знал, что я иду.

— Это Октобер Дэй! — закричала я, стуча кулаком в дверь. — Впустите меня!

Шаги и звук отпираемого замка. Дверь открылась, предъявив избитого Мануэля с марлевой повязкой на глазу, не вполне скрывавшую припухлость. Я задержала дыхание, медленно выдохнув, когда из-за него высунулась Дэйр, пугающе бледная, синяки резко выступали на ее щеке и шее. Мануэль широко раскрыл глаза при виде пистолета.