А в том, что сэр Альфред одинок, Хельга не сомневалась. Эдит слишком молода, а Седрик слишком далек от него, чтобы быть интересным собеседником. Леди Стин, судя по тому, что Хельга узнала от челяди, тоже не стала ему добрым другом, хотя девушка не находила в этом ничего удивительного. Она не раз задавалась вопросом, как складывались отношения между сэром Альфредом и его женой, и сама же себе отвечала, что измученная многолетней болезнью женщина, которой известно, что ее конец близок, не может быть опорой и помощником для такого энергичного человека.

Вероятно, сэр Альфред пытался изменить ситуацию и поэтому заваливал жену подарками. Однажды он показал Хельге целую гору обитых бархатом футляров с драгоценностями, которые должны были перейти к Эдит, когда та вырастет. Но Хельга знала: любой подарок теряет свою ценность, если он не подкреплен любовью. Она подозревала, что по крайней мере последние десять лет сэр Альфред не испытывал никаких чувств к своей жене. Возможно, такое положение вещей устраивало леди Стин. Хотя она прожила с мужем многие годы, ее присутствие не наложило свой отпечаток на атмосферу дома. Суровая обстановка свидетельствовала о том, что при обустройстве особняка обошлись без женского участия.

Лишь комнаты Седрика сохраняли некоторую индивидуальность. С первого взгляда было ясно, что здесь обитает унылая личность с болезненным воображением. Седрику нравились розовато-лиловые портьеры, а книги он подбирал так, чтобы у них были пурпурные переплеты с золотым тиснением на корешке. Он не любил цветы и возмущался, когда видел их на своем столе. Одним из увлечений юноши были домашние животные, но и в этом он проявил странный вкус: в его комнате жила пара попугайчиков и крохотная обезьянка с черной мордочкой, позволявшая прикасаться к себе только хозяину.

Через два года ежедневного общения с Седриком Хельга пришла к выводу, что знает его не лучше, чем случайного знакомого. Когда он погиб в автомобильной аварии, она почувствовала себя предательницей по отношению к сэру Альфреду из-за того, что не стала для Седрика ни другом, ни наперсницей.

Сэр Альфред воспринял смерть единственного сына философски, но Эдит была неутешна. Миновало почти девять месяцев, прежде чем Хельге удалось убедить девушку снять траур и начать готовиться к первому выходу в свет, который должен был состояться через некоторое время после того, как ей исполнится восемнадцать.

Хельга понимала, что теперь к ее многочисленным обязанностям прибавилась функция дуэньи. Внутренний голос подсказывал ей, что она не сможет достойно сыграть эту роль. И дело заключалось вовсе не в сэре Альфреде и Эдит, которые привыкли полагаться на нее и были довольны всем, что бы она ни сделала. Просто она знала, что родители или родственники дебютантки должны устраивать разнообразные развлечения для молодежи. Но, как оказалось, у Стинов, несмотря на их богатство, было мало друзей и знакомых, а сверстниц Эдит среди них можно было по пальцам пересчитать. От Хельги же требовалось решить практически невыполнимую задачу: составить длинный список гостей, которых пригласят на первый бал дебютантки.

Она вынудила сэра Альфреда назвать имена тех его друзей, у кого были дочери и сыновья, и воспользовалась случаем пригласить побольше сверстников Эдит. Хотя Хельга и опасалась, что те либо примутся задирать нос, либо просто проигнорируют бал, она делала ставку на то, что Эдит – единственный ребенок и наследница одного из богатейших дельцов Сити. Кроме того, она стала довольно миловидной. За последнее время она очень похорошела, и уже ничто в ней не напоминало нескладного жалкого ребенка, сжавшегося в комочек перед дымящим камином в классной, – именно такой Хельга впервые увидела девочку, когда сэр Альфред привел ее знакомиться с дочерью.

К сожалению, волосы у нее так и остались тонкими и прямыми, и ни один парикмахер с Бонд-стрит не мог заставить непослушные пряди хорошо лежать в прическе. Несмотря на все старания Хельги, дорогая одежда плохо сидела на костлявых плечах Эдит и не скрывала острых, торчащих локтей.

Хельга, привыкшая быть честной с самой собой, прекрасно понимала, что служит неудачным фоном для своей воспитанницы. С годами ее красота расцвела, а положение, которое она занимала в доме, придало ей уверенности в своих силах. Теперь она чувствовала себя защищенной, и затравленное выражение, то и дело появлявшееся в ее взгляде, когда она приехала в Англию и отчаянно нуждалась в деньгах, исчезло.

Как ни странно, в отношении Эдит к Хельге не было ни намека на ревность. Девушка обожала ее, восхищалась каждым ее поступком и радовалась, когда кто-то оказывал ей знаки внимания. Ничто не доставляло ей большего удовольствия, чем услышать, как за глаза превозносят молодую немку, а затем пересказать комплимент своей наставнице.

Появление Хельги в доме можно было смело считать благословением для Эдит, потому что в противном случае она излила бы свою любовь на менее достойного человека.

Хельга понимала, что рано или поздно обожание воспитанницы создаст ей большие сложности. Ее тревога росла с каждым днем и не покидала ее даже тогда, когда она писала приглашения на первый бал Эдит.

Девушка заполнила уже сотню карточек, когда дверь отворилась и опять вошел Уильям.

– Простите, мисс, там какой-то джентльмен. Он хочет видеть сэра Альфреда. Я сказал, что его нет, и он попросил провести его к мисс Эдит.

– К мисс Эдит? – изумилась Хельга.

– Он назвался мистером Суинтоном, – продолжал Уильям. – И извинился за то, что у него нет визитной карточки.

– Мистер Суинтон, – проговорила Хельга и наморщила лоб, стараясь сосредоточиться. – Уверена, что это имя мне незнакомо. Ты уверен, что он джентльмен, Уильям? Может, он коммивояжер?

– О нет, мисс. Он действительно выглядит как джентльмен, – заверил ее Уильям.

– Тогда не знаю, кто это, – пожала плечами Хельга. – Лучше проводи его ко мне. Я встречусь с ним первая. Мисс Эдит все равно скоро спустится. Если понадобится пригласить ее сюда раньше, я позвоню.

– Слушаюсь, мисс, – улыбнулся Уильям и скрылся за дверью. Минуту спустя он снова появился в библиотеке и громко объявил: – Мистер Фрэнк Суинтон.

Незнакомец медленно прошел в комнату. Он был одет в визитку, в петлице которой алела огромная гвоздика. Тщательно завязанный черный галстук украшала булавка. На вид молодому человеку было чуть больше тридцати, и его с полным основанием можно было назвать привлекательным. Кончики его усов слегка загибались вверх, а темные блестящие волосы были зачесаны назад, открывая высокий лоб.

Он держался очень уверенно, и чувствовалось, что этот человек знает: главное в жизни – верить в свои силы, потому что с этой верой можно не бояться неожиданностей.

Потертые, в глубоких трещинах кожаные ботинки, начищенные, однако, до зеркального блеска, свидетельствовали о том, что он живет в бедности. Тщательно отутюженная визитка и брюки с острой, как бритва, стрелкой выглядели элегантно, и мало кто догадался бы, что одежда выношена почти до дыр.

Как и многие женщины до нее, Хельга устремила взгляд на лицо молодого человека и обнаружила, что не может противостоять его обаянию. В дружелюбной улыбке Фрэнка Суинтона, в его загадочном и в то же время задорном взгляде, даже в том, как собирались морщинки в уголках его глаз, было нечто, от чего сердце Хельги забилось быстрее.

Фрэнк протянул руку.

– Вы Эдит Стин? – спросил он глубоким приятным голосом.

– Нет, я секретарь сэра Альфреда, – покачала головой Хельга. – Мисс Стин находится на моем попечении. Надеюсь, вы сообщите мне о причине вашего визита.

Благодаря природному очарованию Хельги ее слова прозвучали не слишком официально, и Фрэнк с улыбкой проговорил:

– Признаться, я хотел видеть сэра Альфреда.

– Да, я знаю, – сказала Хельга. – Сэр Альфред в Сити. Он вернется домой вечером, и, если вам нужно встретиться с ним, можете заехать попозже.

– Позвольте мне сесть? – попросил Фрэнк, указав рукой на диван у камина.