Сразу набираю номер.

— Хизер, это Перл. — Я совсем не настроена миндальничать.

— Да, милая, — отвечает она скучающим тоном.

— Только что увидела объявление об аукционе.

— Да, милая, — повторяет она с той же интонацией.

— Может быть, стоило сначала спросить?

— Кого и о чем спросить?

— Спросить, не нужны ли мне какие-то вещи, а потом уже выставлять на продажу. Я же говорила, что хочу сохранить для Тэкери железную дорогу.

— Да, милая. Но разговор состоялся еще до того, как стало известно о миллиардных долгах твоего отца.

— Пока мы еще не знаем, сколько именно придется заплатить. Некоторые из этих вещей очень дороги мне как память об отце.

— На это я тебе уже отвечала: Гевин был моим мужем, — подчеркнуто заявляет Хизер.

Некоторое время мы обе молчим.

— Но можно взять хотя бы кое-какие мелочи?

— Собралось несколько коробок, которые я намерена выбросить. Если хочешь, можешь их забрать. Но не тяни, а то окажутся в мусорном баке.

Говорят, человека можно по-настоящему узнать, только начав делить с ним наследство. Подмечено точно. Молча вешаю трубку.

Сайт аукциона все еще открыт. Минимальная цена папиной железной дороги — две тысячи долларов. Две тысячи! Но ведь это всего лишь игрушка! Регистрируюсь и ставлю две двадцать пять. Кто-то тут же предлагает две пятьдесят. Я повышаю: две двести. Спустя секунду появляется цифра в две тысячи триста долларов. Решительно накидываю сотню — две четыреста — и закрываю страницу.

Собираюсь уходить. Вспомнив строгое распоряжение Стивена, выключаю свет и компьютер, но в этот момент телефон снова звонит. Не хочу снимать трубку, потому что школа Тэкери налагает на опаздывающих родителей штраф. Однако звонок кажется истошно настойчивым, а у меня в запасе остается еще несколько минут. Снимаю трубку.

— Это Питер Добсворт, — произносит незнакомый голос.

— Чем могу помочь? — официально интересуюсь я.

— Это Перл Зисскинд-Сэш?

— Да.

— Значит, все верно. Я обещал с вами связаться, — продолжает голос, а потом в сомнении замолкает, понимая, что я не узнаю имя. — Питер Добсворт, частный детектив из Англии, которого вы просили разыскать Ливонию Спайрс.

— О, простите, пожалуйста! — Должно быть, начинаю сходить с ума: совсем забыла об этой истории.

— Появилась некоторая значимая информация. Думаю, вам будет интересно.

Так быстро? Не ожидала такой прыти.

— Выяснилось, что Ливония Спайрс в настоящее время носит имя миссис Ливония Мастерс и проживает по адресу Бэнкхерст-роуд, 72, Кэтфорд. Начал я с того, что заглянул в архив регистрации браков, а дальше все оказалось просто. — Сыщик умолкает. Слышно, как переворачиваются страницы блокнота. — У Ливонии был брат, Джон Спайрс, женатый на Лили. Оба умерли, и у них осталась дочь по имени Изабелла. У самой Ливонии Мастере трое детей. Был и муж, но тоже умер. Мне удалось ее сфотографировать. Несколько снимков сейчас отправлю вам приложением. Посмотрите внимательно: та ли эта женщина, с которой знакомила вас подруга?

Включаю компьютер и сажусь за стол. Вижу, что почта уже пришла. Открываю файл.

Фотографии очень четкие. Невысокая полная женщина выходит из дома. Одета просто и тепло: поношенная дубленка, шапка, перчатки. В руке большая сумка. На одном снимке она запирает дверь, а на другом идет по дорожке обычного английского дома довоенной постройки, стоящего в плотном ряду точно таких же заурядных жилищ.

Внимательно вглядываюсь. Из-под вязаной шапки без намека на кокетство выбиваются темные, с сединой, волосы. На лице заметны морщины, но в целом английская миссис вовсе не выглядит старой. Скорее всего, около пятидесяти. Идет по дорожке навстречу невидимой беспристрастной камере и кажется усталой, даже печальной. Но главное в ином: без сомнения, это совсем не та женщина, которую я видела рядом с Беллой.

— А вы уверены, что это действительно Ливония? — спрашиваю по телефону детектива.

— Не люблю утверждать категорично, пока не поговорю с человеком и не услышу имя от него самого, однако готов свидетельствовать на девяносто девять процентов, что это и есть настоящая Ливония Мастерс. Полученные данные не оставляют сомнений. Ну, что скажете: с ней встречались в Лос-Анджелесе?

— Нет, не с ней. Никаких сомнений: это совсем другой человек.

— В таком случае остается связаться с этой особой и получить подтверждение, что она действительно Ливония Спайрс — то есть носила фамилию Спайрс до замужества. А потом необходимо как можно быстрее поставить в известность соответствующие службы и вашу подругу. Предоставите дело мне?

— Нет, лучше попробую сама. — Почему-то кажется, что поручать деликатный разговор незнакомому человеку неприлично. — У вас есть номер ее телефона?

— Разумеется.

— Дело в том, что вопрос достаточно болезненный. Не хотелось бы ранить чувства. Спасибо за помощь. Как только поговорю, непременно с вами свяжусь.

Вечером не нахожу ни сил, ни желания звонить по английскому номеру. Да и вообще большой вопрос, стоит ли и дальше заниматься этим запутанным делом. Я так зла на Беллу, что готова бросить бывшую подругу на произвол судьбы. Предательница вполне заслуживает наказания. Так я твержу себе бессонной ночью.

В конце концов, это ее проблема, а вовсе не моя. Лежу, глядя в потолок, и слушаю, как храпит Адам. Муж, как всегда, спит на спине, лицом вверх, в ожидании ночного загара. Под одеялом смутно вырисовывается безвольная фигура. Когда-то мне казалось, что дружба с Беллой продлится вечно. В отношениях между девушками постоянство встречается нечасто, но Белла всегда казалась невероятно преданной, на редкость искренней и верной. Сколько мы с ней откровенничали, сколько грустили, сколько смеялись! Помню, как она удивилась, когда вскоре после ее приезда в Голливуд я заказала нам обеим мартини с оливкой.

— Дома мы едим овощи с мясом, — заметила она недоуменно. Оказывается, прежде Белла даже не видела оливок. Но училась поразительно быстро. Познала все голливудские премудрости, вплоть до кражи бывшего мужа у лучшей подруги.

На будильнике высвечиваются красные цифры: 4:35. Тусклый свет падает на стоящий рядом стакан с водой, и на стене спальни чуть заметно темнеет эфемерная тень. Очень хочется уснуть, отдохнуть, забыться хотя бы ненадолго. Отворачиваюсь от будильника, закрываю глаза и заставляю себя успокоиться. Думаю о пространстве и темноте. Несколько раз повторяю, что необходимо освободиться и расслабиться. Проходит пять минут. Часы все так же светятся во мраке, а я все так же думаю о Бретте и Белле. И еще о ребенке, который теперь растет во мне. И об игрушечной железной дороге. Мысли ходят по кругу, как в карусели.

Встаю, снимаю с крючка на двери халат и тихонько спускаюсь вниз, в кухню, чтобы выпить стакан молока. Включаю свет. За окном темно. Ночь совсем черная, а город странно, неестественно тих. Вздрагиваю, плотнее запахиваю халат и наливаю молоко. Обычно темнота не внушает страха, но сегодня повсюду чудятся демоны. Почему бы не позвонить английской тетушке прямо сейчас? В Британии как раз время ленча. Возможно, Ливония сидит за тарелкой фасоли или рыбы с жареной картошкой. Английская еда проста, питательна и уютна. Мысль о том, что где-то сейчас светло и кипит жизнь, кажется привлекательной, приятной, успокаивающей. Но стоит ли впутываться в темную историю? Белла оказалась подлой сучкой. Телефон под рукой, на кухонной консоли. Что ж, убедиться в собственной прозорливости и разоблачить обман всегда полезно.

Старательно набираю номер.

— Алло, — сразу отвечает неуверенный голос. Произношение определенно английское, не аристократическое, но вполне приемлемое и по-домашнему милое.

— Это Ливония Мастерс?

— Да. — Никаких сомнений.

— Та самая Ливония Мастерс, которая раньше была Ливонией Спайрс?

— Да-да. С кем я говорю?

— М-м-м… — Сейчас, в ответственный момент, понимаю, что не слишком тщательно подготовилась к сложной беседе. — Видите ли… меня зовут Перл Зисскинд-Сэш.