Хизер рыдает.

— Послушайте, — доктор Ким слегка понижает голос, теперь в его тоне можно уловить нотку сочувствия, — мистер Сэш находится в лучшем месте, какое только можно придумать в его положении. Наш госпиталь располагает новейшим оборудованием и самыми современными технологиями. Мы постараемся помочь.

— А шансы? Каковы шансы на выздоровление?

— Боюсь, придется подождать, что покажут исследования, — бесстрастно сообщает врач. — Мистер Сэш употреблял кокаин?

— Нет, — отвечает Хизер.

— Да, — отвечаю я.

— Во всяком случае, недолго, — уточняет Хизер.

— Да, недолго, — соглашаюсь я.

— Дело в том, что существует сильная корреляция между употреблением кокаина и инфарктом.

Отлично. Очень мило с его стороны это заметить. Явно устав от беседы с двумя глупыми женщинами, доктор Ким в конце концов скрывается за дверью, а вскоре из другой двери появляется Эшли. Мы принимаемся сумбурно рассказывать все, что знаем, а брат стоит, широко расставив ноги, кивает и потирает подбородок, словно выслушивает изложение судебного дела.

— Надо позвонить Лидии, — наконец решительно заключает он. Ему всегда удавалось ладить со сводной сестрой лучше, чем мне. — Она тоже имеет право знать.

Мы с Хизер покорно киваем. Эшли вытаскивает из кармана сотовый телефон и находит нужный номер.

— Что она сказала? — осведомляюсь я, когда он сует телефон обратно. Дело в том, что, когда все мы видели Лидию в последний раз, она открыто пожелала отцу смерти. Грандиозный скандал вошел в семейную историю. Кажется, я ничуть не удивилась бы, если бы сейчас сестра так же открыто обрадовалась исполнению желания.

— Потрясена и растеряна.

— Она вылетает?

— Не знаю, не сказала.

Выуживаю из Эшли три долларовых купюры и снова отправляюсь к автомату за кофе. Мы с Хизер уже едва держимся на ногах. И вот, наконец, нам позволяют увидеть папу.

Отсутствие родителей означало для нас не красивую фразу, а образ жизни. В мое последнее лето в Лос-Анджелесе мама с папой совсем не бывали дома. Зато я нередко изучала содержимое стоявшего в их спальне сейфа. Для нас, детей, забавная вещица всегда служила объектом повышенного интереса. Таинственные щелчки цифрового замка, совершенно потрясающая география железного ящика — он прятался в гардеробной, за бесконечными рядами вешалок с мамиными платьями. Однажды папа показал нам, как эта штука работает, и я моментально запомнила код.

В сейфе хранились кольца, браслеты, серьги и прочие побрякушки. Я любила их мерить, причем непременно вместе с нарядами, которые выбирала здесь же, в огромном, как комната, шкафу. Особое внимание привлекало потрясающее бриллиантовое ожерелье, которое мама надевала по самым выдающимся поводам. Оно сказочно сияло. Я с трудом справлялась со сложной застежкой и любовалась на собственное отражение в зеркале. Принцесса собиралась на бал. Герцогиня принимала гостей в своем великолепном замке. Кинозвезда появлялась перед зрителями в вечер триумфальной премьеры.

И вот в один прекрасный день в голову пришла мысль на время позаимствовать любимое колье. Было бы забавно показать украшение Лиззи. Подруга умела ценить достойные вещи. Поэтому я бережно убрала на место остальные сокровища, заперла сейф, аккуратно расправила мамины платья, села на велосипед и с ожерельем на шее поехала хвастаться.

Лиззи действительно сумела оценить ювелирное изделие по достоинству.

— А почему бы тебе его не продать? — подсказала она после того, как попросила разрешения примерить. — Деньги истратим в магазине игрушек, а на сдачу сходим в кино. Ломбарды охотно берут подобную дребедень и сразу платят кучу денег. Я точно знаю. За такое украшение можно получить целых сто долларов!

План показался замечательным. У мамы с папой столько драгоценностей, что они даже не заметят пропажи.

Нам заплатили больше — целых пятьсот долларов, и мы едва верили неожиданно свалившемуся счастью. Покупки из магазина игрушек едва помещались в руках, а из карманов все равно торчали купюры.

Продажа бриллиантового ожерелья радовала целых три недели. Три чудесных недели продолжались набеги на магазины игрушек, кафе-мороженое и кинотеатры. А через три недели мама с папой вернулись домой, открыли сейф и обнаружили пропажу. Приехала полиция. Я стояла на первом этаже, слушала разговоры в родительской спальне и надеялась, что все решат, что приходили грабители.

— Кто знает код? — спросил шериф.

— Только я и жена, — ответил папа.

— Уверены? — уточнил шериф. — Сейф в полной сохранности. Ни один вор не оставил бы на месте остальные драгоценности. Сколько, вы сказали, стоило колье?

— Больше миллиона долларов, — скорбно ответила мама.

Миллион долларов!

— Хм… странно… получается, что кто-то вскрыл сейф специально ради одного-единственного украшения. Но следы взлома полностью отсутствуют. Подозреваю, что код знал кто-то еще, кроме вас двоих. Может быть, слуги? Они знают о колье?

— Нет, не думаю.

— А дети?

— Дети? Дети знают, где стоит сейф.

— А код им известен?

— Нет, не думаю, — повторил папа.

— И все же стоит расспросить, сэр. В моей практике уже случались подобные истории.

Нас троих вызвали в спальню. Больше всего я боялась, что все вокруг услышат, как колотится мое сердце. В ужасе поднялась наверх. Еще чуть-чуть громче, и сердце меня выдаст. Знаем ли мы что-нибудь вот об этой штуке? Мы дружно помотали головами. Знаем ли мы код? Мы снова дружно помотали головами. Откуда нам знать, мы ведь всего лишь дети. Нас отпустили, и я вздохнула с облегчением.

Но когда невинные дети выходили из комнаты, из шкафа раздался еще один голос — голос криминалиста, эксперта по отпечаткам пальцев. Опытный специалист оповестил присутствующих о том, что отпечатки пальцев невероятно малы. Неправдоподобно малы. Он готов держать пари, что действовал ребенок десяти-одиннадцати лет. Меня немедленно вернули и подвергли перекрестному допросу. Я запуталась, испугалась, расплакалась, опозорилась. О, как жестоко опозорилась!

Невозможно описать папин гнев.

«Пердита умела лгать. Порой она сама удивлялась той легкости, с которой выдумывала истории. Как только муж вернулся с сафари, она рассказала о напавших на фруктовый сад бабуинах, о муравьях-легионерах, осаждавших дом в поисках укрытия перед сезоном дождей, и о том, какой одинокой и несчастной она была, пока он отсутствовал. Травио давно уехал, оставив лишь воспоминания о божественных ласках и мечты о новых радостях. Как удалось одному мужчине вызвать неукротимый ураган чувств? Пердита знала, что придется рассказать Алексу обо всем. Отныне их брак утратил смысл…»

Звонит сотовый и заставляет меня вернуться из «райских кущ».

К счастью, когда я опрометью помчалась в госпиталь, книга лежала в сумке. Обнаружив ее, я вознесла краткую молитву благосклонным богам сентиментальной литературы. Ожидание оказалось бесконечно долгим.

— Перл Сэш? — послышался в трубке незнакомый скрипучий голос. — Это Стюарт Уайс из «Дейли глоб». Можно узнать о состоянии вашего отца?

— Где вы раздобыли мой номер? — Гнев вспыхивает мгновенно. Папа всего лишь полдня в больнице, а пресса уже тут как тут. Как они вообще узнали о том, что случилось?

— Очень сожалею, что приходится беспокоить в такое время, — уходит от ответа репортер. Ни капли он не сожалеет.

— Мне нечего сказать. Прошу больше не звонить, — резко обрываю я и отключаю телефон. Бог мой, неужели не существует на свете права на личную жизнь?

В палату неслышно входит медсестра, и я от неожиданности подпрыгиваю. Папа связан, как лабораторная крыса. Во все стороны из него торчат трубки и провода. На расставленных вокруг мониторах вспыхивают лампочки, а приборы попискивают в такт биению сердца.

Как только доктора сказали, что пока от нас нет никакой пользы, Хизер тут же отправилась домой, чтобы немного отдохнуть, а Эшли умчался в офис. Я позвонила Адаму и Стивену. Сказала, что дождусь, когда папа проснется, и устроилась на дежурство в углу палаты, в страшном виниловом кресле.