— Лично я никогда ни во что не верил. Вероятно, что солнце взойдет завтра, а после зимы наступит весна, но все остальное происходит случайно.

— Я бы сказал, это довольно верно. Раньше я верил в удачу, но Двейя некоторым образом разубедила меня в этом.

Внезапно Гер засмеялся.

— Андина опять это делает, — сказал он. — А Элиар даже не понимает, что она его кормит.

— Наверное, нет, — согласился Альтал. — Элиар — хороший, простой парень. Пока она кормит его, он ни о чем не спрашивает — и даже не обращает большого внимания на то, что она делает.

— Вот чего я не могу понять, так это зачем она все это делает. Когда я впервые встретил вас всех, он ей, похоже, совершенно не нравился. А теперь она крутится возле него всю дорогу.

— Она его опекает, Гер. Я заметил, что женщины делают это постоянно. Сначала она его ненавидела, но теперь все изменилось.

— Я рад, что она взялась теперь за него, а не за меня, — сказал Гер — Мне стали ужасно надоедать эти стрижки.

Несколько дней спустя Двейя оставила Бхейда наедине с Книгой и перевела свое внимание на Андину. Многие из их разговоров были хорошо слышны. Эрайя Остоса была красивой молодой девушкой с темными волосами и огромными темными глазами, но ее эмоциональность была совершенно необузданной. Кинжал приказал ей повиноваться, но это совсем ей не подходило.

Альтал незаметно подвинул свой стул поближе к двери и большую часть времени наблюдал за остальными, осторожно следя, чтобы никто этого не заметил.

— Что ты делаешь, Альтал? — однажды под вечер спросила его Двейя, когда они остались в башне одни.

— Смотрю, Эм. Смотрю и учусь. Разве не это ты мне велела?

— И чему же ты научился?

— Я собрал очень необычных людей, котенок, и каждый из них не таков, каким кажется на первый взгляд. За исключением Гера большинство из них не слишком-то рады тому, что они должны делать. Андина абсолютно ненавидит слово «повиноваться», а Элиар чувствует себя неуверенно, когда ему нужно «вести» за собой, поскольку знает, что он еще не готов командовать армией.

— В данном случае «вести» означает совсем другое, милый, но мы подойдем к этому через некоторое время. А что ты узнал об остальных?

— По-моему, ты немного резко поступаешь с Бхейдом. Отказавшись от астрологии, он чувствует себя брошенным на произвол судьбы. Он уже не знает, во что ему верить, — и он почти готов поверить в небытие. Он уверен, что «просвещать» означает проповедовать, но ему будет трудновато сочинить проповедь «ни о чем».

— Он еще не все понимает, Альтал, — ответила она. — Он поймет, когда придет время. А что насчет Лейты?

— Вот кто меня беспокоит. Она делает счастливое лицо и отпускает умные замечания, но она прочла на Кинжале то, чего, вероятно, не должна была читать. Остальные не очень уверены относительно того, что Кинжал приказал им делать, а Лейта знает. Она точно знает, что она должна делать и с кем она должна это сделать. Ей это не нравится, Эм. Жизнь и до этого была к ней не слишком благосклонна, а теперь она уверена, что все станет еще хуже.

— Она сильнее, чем кажется, Альтал. В какой-то момент ей потребуется помощь, поэтому будь с ней рядом. Будь готов оказать ей эту помощь.

— Ты говоришь ужасными загадками, Эм, — упрекнул он ее.

— Тебе было велено «искать», Альтал. Уверена, ты найдешь способ помочь ей — если поищешь хорошенько.

Двейя и Гер сидели у восточного окна, погрузившись в разговор. Элиар рассказывал Андине о военных приключениях, сидя у южного окна, а она, скучая, старалась делать вид, что эти истории ее восхищают, и подсовывала ему всякие лакомства. Лейта подсела к Бхейду за мраморный стол, и они оба погрузились в чтение Книги. Благодаря этому, Альтал оказался предоставлен самому себе. Он стоял у северного окна и смотрел на заснеженные горы по ту сторону края мира. Несмотря на все, что говорила ему Эмми, Альтал по-прежнему считал эту пропасть на севере концом всего. Он чувствовал себя уютнее, если ему казалось, что мир имеет определенную границу. Его не слишком заботил внутренний смысл слова «бесконечность».

— Ты все еще считаешь меня ведьмой, Бхейд? — Альтал услышал, как Лейта спросила это у молодого священника.

— Конечно, нет, — ответил Бхейд. — С чего ты это взяла?

— Я знаю, что не нравлюсь тебе.

— Но это же смешно, Лейта. Ты мне очень нравишься. Ты одна из моих настоящих друзей.

— Ты говоришь обо мне как о какой-то мебели, — упрекнула она его.

— Не понимаю, к чему ты клонишь, — признался он.

— Ты единственный мужчина из тех, что я встречала, который, по-видимому, не осознает тот факт, что я женщина.

— Я сознаю это, Лейта. Это не так важно для того, что мы должны делать, но я это сознаю.

— Однако ты стараешься об этом не думать, — вздохнула она. — С тех пор как я стала подростком, мужчины нашей деревни смотрели на меня особым образом, и у всех у них были об этом особые мысли.

— Такие, как у преподобного Амбо, ты хочешь сказать?

— Именно. У каждого мужчины в нашем селении были особые мысли обо мне.

— Ты очень красивая, Лейта.

— Благодарю вас, сэр, — насмешливо сказала она.

— Но с чего ты решила, что ты мне не нравишься?

— У тебя обо мне нет таких мыслей, как у других мужчин.

— Это греховные мысли, Лейта. Священник обязан подавлять в себе греховные мысли.

— Ах вот в чем дело. Но мне это очень неприятно, Бхейд. Ты презираешь свои греховные мысли, и когда ты их подавляешь, то я ощущаю только твою ненависть. Твоя ненависть направлена на эти мысли, но в моем сознании мне кажется, что она направлена на меня.

— Но это совсем не то, к чему я стремился.

— Думаю, решение есть.

— Я был бы рад его услышать, Лейта.

— Ослабь немного свою железную хватку и дай немного воли этим грязным мыслям.

— Что?

— Ну не самым грязным, конечно. Это мешало бы нам обоим. Но несколько крошечных грязных мыслишек не повредят.

Она обворожительно улыбнулась и развела большой и указательный пальцы, как будто измеряя что-то маленькое.

— Если бы ты хоть настолечко дал им воли, твой обет не был бы нарушен, но у тебя было бы достаточно плохих мыслей, чтобы я знала: ты сознаешь тот факт, что я женщина. Думаю, «умеренно греховные» мысли — это то, к чему тебе надо стремиться. Тебя это не испортит, а мне будет гораздо приятней.

Некоторое время Бхейд смотрел на нее неотрывно, а затем мягко улыбнулся.

— Конечно, Лейта, — пообещал он. — Думаю, «умеренно греховные» мысли я могу устроить, если тебе от этого станет лучше. Не для того ли нужны друзья, верно?

В ответ она лучезарно улыбнулась.

— Не суй туда свой нос, Альтал, — раздался в его голове мурлыкающий голос Двейи.

— Как скажешь, дорогая.

— Наступление ледников стало причиной засухи, которая вызвала большое смятение в южных землях, — рассказывала им Двейя несколько дней спустя. — Богатство и власть больших городов ничего не значат, если нечего есть. Разумеется, в этом ключ к планам Генда. Хаос — его союзник, а ледники создают хаос.

— Кажется, ты как-то мне говорила, что когда-то такое уже бывало, — сказал Альтал.

— Да. Нынешний ледяной период — уже четвертый за последние несколько миллионов лет. Как правило, они были результатом изменений климата или движения океанских течений. Но этот ледяной период вызван Дэвой. Это краеугольный камень планов Генда — полностью разобщить различные империи на юге, чтобы люди бросились к любому, кто предложит им стабильность. Цивилизация на грани катастрофы, и на горизонте уже виден вселенский переворот.

— Мой народ никогда не восстанет против меня! — воскликнула Андина.

— Я бы не была так уверена, дорогая, — возразила Двейя. — Как раз сейчас люди Генда будоражат народ в Остосе, а война с кантонцами только помогает им в этом.

— Эту войну начали не мы!

— Я знаю. Мы с Альталом по дороге из Арума в Остос повстречали сержанта Халора из отряда Элиара, и он утверждал, что кантонский эрайо — просто недоумок. Думаю, если покопаться в этом вопросе, можно обнаружить, что за большинством военных решений эрайо стоят приспешники Генда.