— Как скажете, герцог Альтал. Ничего, если я сложу свои личные вещи на чердаке?
— Конечно, граф Баской. А как только вы с этим закончите, обратитесь к моему капеллану, брату Бхейду, он заплатит вам за аренду.
— Вы категорически не позволите мне поселиться на чердаке или, может быть, в подвале? — жалобно проговорил Баской.
— Это было бы не самой удачной идеей, граф Баской, — сказал ему Альтал. — У меня есть враги, в сравнении с которыми ваши кредиторы просто малые котята. Если однажды они вдруг нанесут мне визит, вам лучше быть подальше от этого дома.
— Полагаю, я могу найти комнату в какой-нибудь гостинице, — печально сказал Баской.
— На вашем месте, граф, я бы избегал тех гостиниц, где популярна игра в кости, — посоветовал Альтал. — Если кости к вам неблагосклонны, лучше держаться от них подальше.
— Вы правы, — грустно согласился граф Баской.
— Какой-какой герцог? — с недоверием спросил герцог Олкар из Кейдона.
— Кентейнский, — ответил Альтал.
— Ты сам это придумал, Альтал?
— Почти. Как наши дела на рынке зерна?
— Неплохо, — несколько самодовольно ответил Олкар. — Это лето было одним из самых урожайных за последнюю дюжину лет. В Перкуэйне собран невиданный урожай, и из-за этого цены упали. Я уже отправил в Кантон четыре тысячи тонн и заплатил еще за три тысячи. Но у меня проблемы с нехваткой вагонов. Если этот крестьянский бунт продлится еще месяц, у меня будет весь запас пшеницы, необходимый в Треборее.
— Андина будет весьма рада услышать это, Олкар.
— А что это за история с “герцогом Кентейнским”, Альтал?
— Это наживка, на которую я собираюсь поймать рыбку, ваша светлость. Мне нужны сведения, получить которые, наверняка, можно через священников. Если не забудете, то можете упомянуть где-нибудь тот факт, что герцог Кентейнский, который настолько богат, что даже сморкается в расшитый золотом носовой платок, страдает от страшных угрызений совести из-за того, что совершил очень тяжкие грехи, и теперь приехал в Магу, чтобы искупить грехи и получить прощение.
— Если пойдут такие слухи, Альтал, то к утру у вас под дверью будет стоять все перкуэйнское духовенство, — предостерег Олкар.
— Именно это я и задумал, ваша светлость, — с хитрой улыбкой ответил Альтал. — Так мне не придется гоняться за ними. Они сами придут ко мне.
— Это будет вам недешево стоить, Альтал.
— Деньги ничего не значат, Олкар.
— Помолчите! — воскликнул Олкар.
— Слухи о вашем духовном кризисе дошли до нашего Святейшего экзарха Алейкона, герцог Альтал, — объявил священник в коричневой рясе, пришедший на следующий день ранним утром.
— Я молился, чтобы это случилось, — сказал Альтал, благочестиво закатывая глаза к небу.
— Святейший Алейкон весьма тронут вашим положением, ваша светлость, — заявил священник, — а наш экзарх, возможно, самый милосердный из всех живущих на земле людей. Поэтому он пожаловал вам аудиенцию в его личной часовне главного храма.
— Я бесконечно признателен за оказанную мне честь, ваше преподобие. Умоляю вас, возвращайтесь скорее в храм и предупредите Святейшего экзарха, что я и мои слуги немедленно явимся на его зов.
— Сию же минуту передам, ваша светлость. Прошу покорно уведомить меня о том, когда именно экзарх Алейкон может ожидать вас?
— На вашем месте я бы летел в храм со всех ног, ваше преподобие, — посоветовал Альтал. — Если вы еще немного промедлите, я буду там раньше вас. Бремя греха моего очень тяжело, и я должен освободиться от него, иначе моя спина сломается под этим грузом.
— Бегу, ваша светлость, — пообещал священник. Когда он убегал, сержант Халор тщетно пытался сдерживать смех.
— У вас какие-то проблемы, сержант? — спросила его Лейта.
— Его светлость глубоко черпнул, — рассмеялся Халор.
— Это одна из его слабостей, — подтвердила она. — Папочка не станет тратить время, черпая в час по чайной ложке, если у него под рукой лопата.
Древний храм Двейи явно был самым величественным зданием в Магу. Служители Коричневой Рясы постарались скрыть наиболее бросавшиеся в глаза свидетельства того, что этот храм был воздвигнут в честь богини плодородия, и убрали с алтаря непомерно грудастую статую. Из двери, расположенной позади алтаря, навстречу им приветственно выбежал тот самый священник, который заходил утром. Он выглядел немного смущенным, когда увидел сопровождавшую Альтала свиту.
— Своими грехами, ваше преподобие, я нажил себе врагов, — объяснил Альтал. — С моей стороны было бы неосторожно оставлять дочерей без защиты. Есть и другие причины, по которым я не хотел бы выпускать моих дочерей из виду, но было бы, вероятно, не совсем уместно упоминать о них перед человеком, взявшим на себя обет целомудрия.
Священник захлопал глазами и слегка покраснел.
— О, — сказал он и перевел разговор на другую тему. Он повернулся и повел их внутрь полутемного коридора к темной, тяжелой двери вишневого дерева.
— Личная часовня нашего Святейшего экзарха, — сказал он и постучал в дверь.
— Войдите, — отозвался голос из-за двери. Священник в коричневой рясе открыл дверь и пропустил Альтала и его спутников в часовню.
— Святейший Алейкон, — сказал он, коротко преклоняя колено, — я имею честь представить вам его светлость герцога Альтала Кентейнского.
Затем он встал и, пятясь, вышел из маленькой часовни, кланяясь на каждом шагу.
Экзарх Алейкон оказался полноватым человеком с коротко остриженными светлыми волосами и внушительными манерами.
— Я польщен, ваша светлость, — весьма небрежно кинул он Альталу, — но мне казалось, вы желали иметь частную аудиенцию, чтобы мы могли полнее рассмотреть, насколько серьезны ваши грехи.
— Я не могу позволить себе такую роскошь, как частная аудиенция, ваше святейшество, — убедительно ответил Альтал. — Святые люди называют это грехами, а миряне — преступлениями. Моим восхождением на престол двигало честолюбие, и благодаря моим способам достижения цели я нажил себе множество врагов. Эти две очаровательные девушки — мои дочери, Лейта и Андина. Мальчик — их личный паж. Священник в черной рясе — это брат Бхейд, мой личный капеллан. Вся моя свита постоянно подвергается опасности, поэтому все время нуждается в охране, которую осуществляют мои личные телохранители — Халор и Элиар, два величайших воина во всем Кентейне.
— Герцогство Кентейнское насчитывает несколько тысяч лет, ваше преосвященство, — рассказывал Альтал экзарху Алейкону некоторое время спустя, когда они сидели в кабинете экзарха, — и за все эти бесчисленные века мы возвели коррупцию в ранг искусства. Любой судья у меня в кармане, а все духовенство пляшет под мою дудку. Все, что для этого нужно, — деньги, а казна находится в моем ведении. Мои подданные уже научились не перечить мне. Если я чего-то желаю, я это получаю; а если кто-то возражает, он тихо исчезает. И все было бы прекрасно, если бы не эти ночные кошмары, которые начали мучить меня недавно.
— Ночные кошмары? — переспросил экзарх Коричневой Рясы.
— Вы когда-нибудь слышали о месте под названием Нагараш, ваше преосвященство? Лицо Алейкона побелело.
— А-а, — протянул Альтал, — вижу, и вы о нем слышали. Ну а я его видел и не желаю вам увидеть то же самое. Его здания сделаны из огня, и люди пляшут на улицах, как мерцающие язычки пламени, крича и извиваясь в нескончаемой агонии. От этих криков меня бросает в дрожь, но я слышу их постоянно, даже когда не сплю. У меня есть все, чего только может пожелать человек, — все, кроме спокойного сна. Вот почему я пришел в Магу, ваше преосвященство. Если вам удастся прогнать эти кошмары, я заплачу вам, сколько пожелаете.
— Вы истинно раскаиваетесь, сын мой? — спросил Алейкон.
— Раскаиваюсь? Не говорите ерунды. Я делал то, что нужно, для того чтобы получить то, что я хочу. Скажите вашему Богу, что я заплачу ему сколько угодно, если только он прогонит эти сны.