Я спрашиваю:

— А что, ФБР занимается и историей?

Майк не сдерживается:

— Не увиливай и отвечай прямо: кто финансирует ваши расследования?

Яирам с улыбкой смотрит на меня. Я отвечаю ему тем же и говорю:

— Разумеется, наши кошельки.

— Короче… кто стоит за вами?

— Яирам, кто-нибудь там стоит за тобой?

— Не замечал. Но если б кто-то и был, я постарался бы от него избавиться.

Мы смеемся. Теперь я уверен, что мы по-прежнему друзья. Ник поднимает руку, давая понять, что хочет продолжить разговор.

— Ваш батальон «С». Документы Пентагона убедили вас, что двадцать восьмого декабря в Арденнах его не было?

Яирам качает головой. Я решительно отрицаю.

— О'кей, ребята, — говорит Ник с подчеркнутым удовлетворением. — А теперь сделайте еще одно умственное усилие. Уверен, вы еще не задавались вопросом, отчего это сотрудники ФБР находятся здесь. Те, что сидят в Пентагоне, могут подготовить какие угодно бумаги, но не должны вынуждать нас просматривать их заново. Слишком просто все уладить с помощью писулек. — Пристальный взгляд на меня и на Яирама. — Попробуем представить, что могло случиться в том глухом лесу в Арденнах бог знает сколько лет назад. Разумеется, если рассматривать дело с точки зрения немцев.

Мы затаили дыхание, и Ник, начиная перечислять, загибает пальцы:

— Использование огромного количества мин на небольшом участке поля. Использование ракет «Фау-1» и особенно «Фау-2», предназначенных специально для уничтожения живой силы…

— Да, но подобные средства не истребляют трупы, — замечает Яирам.

— Это верно, — соглашается Ник, — мне известна официальная версия и версия… фантастическая. Тысяча солдат, которых там не было или которые исчезли с лица земли. Но если принять второе утверждение, можно сделать еще кое-какие гипотезы. — Он явно доволен вниманием, какое сумел вызвать. — Так или иначе, мы уже находимся в области фантастического. И тут, по крайней мере на мой взгляд, гипотез может быть две. Первая касается использования лучей, вроде лазерных. Вторая, которая мне кажется более правдоподобной: тактическое использование атомной бомбы без остаточной радиоактивности.

— Если дело обстояло так, то почему это оружие не применялось в дальнейших операциях? — спрашиваю я.

Ник задумчиво потирает пальцем подбородок:

— Не знаю, но для нас это настоящая загвоздка. Войны сначала происходят, а потом уже изучаются. Может, этот эксперимент сочли неудачным. — Он прикуривает сигарету. — А может, кому-то хочется повторить его.

— О'кей, мы играли с открытыми картами, — вмешивается Майк. — И вы действуйте так же, если за вами никто не стоит.

— По нашим сведениям, никто, — поясняет Ник.

Я спрашиваю:

— Кто вас направил к нам? Генерал Симпсон?

Ник выпускает сильную струю дыма и с трудом поднимается:

— Хотите совет? Чем раньше вернетесь домой, тем лучше.

5 мая

Вместе с Бетти и Яирамом еду в Детройт.

Бетти ведет машину, просторный, почти новый «форд». У нее прекрасное настроение. Очевидно, поездка к Великим озерам доставляет ей удовольствие. Мы с Яирамом тоже чувствуем себя отлично и уверены, что раскроем загадку, бросающую нас в разные концы света, даже если пока и не представляем, куда двинемся дальше.

Кризис, ночная буря эмоций — все это, похоже, прошло бесследно. Я бы сказал, что мы все трое остались добрыми друзьями.

Посещаем Ниагарский водопад и ночуем в Кливленде, штат Огайо.

6 мая

Детройт, знаменитая автомобильная столица, — город, черный не только из-за фабричного дыма, но и потому, что он наполовину негритянский. Очень красив современный центр: «Кобо-Холл» — самый большой театр в мире. Необыкновенно прекрасны окрестности города: это настоящая старая Америка, здесь много отдельно стоящих домов на одну семью.

Порт — невероятно оживленный — расположен на берегу реки Детройт, которая тянется на пятьдесят километров и соединяет озеро Сент-Клер с озером Эри. Как Эри, так и Детройт находятся рядом с канадской границей. Длинный мост — Амбассадор-Бридж — соединяет Детройт с Виндзором, канадским городом, на другом берегу реки.

Мы, естественно, ищем Ливонию, и самое замечательное, что она действительно существует.

Когда-то это был небольшой городок, теперь — пригород Детройта.

Название ему дали, как я предполагаю, выходцы из балтийских стран, прежде всего эстонцы и латыши, которые приехали в Америку между двумя мировыми войнами.

Здесь до сих сохранились национальные черты — традиции, родной язык, на котором говорит даже молодое поколение. Латыши еще живут на немногих старых улочках центра, где расположены простые, без особых украшений, магазинчики. Там продаются вышитые льняные изделия, латвийские сладости и, самое главное, янтарные украшения — знаменитый балтийский янтарь.

Есть тут и ресторан «Новая Ливония». Мы приезжаем вечером и сразу же направляемся туда. Это небольшое заведение, которым управляет латыш. Аккуратно накрытые столики. Почти нет курящих. Посетители негромко разговаривают на родном языке.

Считаю, что настал момент открыть моим друзьям маленький секрет, который, возможно, облегчит наши поиски. Несколько лет назад, в августе, я гостил у друзей моего отца и провел в Латвии целый месяц. Поэтому теперь я с важностью заказываю ужин только из латвийских блюд. Хозяин, он же официант, удивляется.

Ему лет сорок. Значит, он родился в Америке.

— Вы бывали в Латвии? — интересуется он.

— Да, приходилось.

Он благодарно склоняет голову. Потом по пути в кухню задерживается у одного из столиков и что-то говорит по-латышски четверым пожилым людям, сидящим за ним и уже закончившим ужин. Ясно, что они говорят о нас.

Наш ужин, необыкновенно изысканный, состоит из рыбы, выловленной в местных озерах. Мы похожи на студентов на каникулах.

— Итак, мы в Ливонии, и это бесспорный факт, — говорит Бетти. — Эй, а почему моя рюмка все время пуста?

— Смотри, это очень крепкое вино, — предупреждает Яирам. Потом добавляет, смеясь: — Я бы заплатил сколько угодно, лишь бы узнать, что мы тут собираемся искать.

— Рассчитываю на вдохновение, — говорю я. — Надо только повнимательнее смотреть и получше прислушиваться, тогда мы кое-что уловим.

Когда пожилые люди заметили, что мы поужинали, они подошли к нашему столику. Вежливо представившись, попросили разрешения побыть немного с нами. Они принесли бутылку вина и хотят угостить нас. Мы пододвигаемся, приглашая сесть за наш стол.

Это ликер, крепкий, как водка, но ароматный.

Сразу становится ясно, что больше всего их интересую я.

— Вы в самом деле знаете нашу родину?

— Конечно.

— Когда вы там были?

— Шесть лет назад.

Довольные, они улыбаются.

— Для нас это все равно что сегодня.

Я тоже доволен, и алкоголь к тому же развязывает мне язык.

— Я приехал туда из Москвы в спальном вагоне. Утром проснулся в Риге.

— Ах, Рига…

— Очень красивый город. А исторический центр — просто чудо.

По очереди говорят все четверо.

— Лебеди там по-прежнему есть?

— Большой рыбный рынок видели?

— А статую маленькой танцовщицы?

— А где еще были?

— На каникулах был в Юрмале.

Изумление и печальные вздохи.

— Ну разве она не лучше Лазурного берега?

— А в Майори были?

— Часто бывал там. Я жил в трех остановках оттуда.

— И куда вы ездили?

— В один дом в Дубулти.

Думаю, они с трудом удерживаются, чтобы не расцеловать меня.

— Выходит, Латвия еще существует.

— Простите, а что вы там ели?

— Помню творог и кашу. И еще кислое молоко. Я пил его каждое утро.

— Боже мой…

— И борщ и солянку ел.

— Нет, это русские блюда.

— И гречневую кашу.

— Да, да, гречневая каша. Иногда мы готовим ее и здесь.

— И знаменитое балтийское жаркое из мелкой рыбы.