- И всю охрану потом расстреляли, - уже спокойно сказал Крутов. - Да было такое. Только потом Месинга изучали, но повторить его чудеса никто не смог.

- Тогда не смогли, а сейчас видимо смогли, - сказал Максимов. - Но об этом никто не знает, кроме этих десвешеров. Вы ведь не зря хотели пообщаться с Бондаренко. Возможно она в теме. Надо с ней поближе познакомиться.

- Правильно мыслишь, майор, - оживился Крутов. - А что начальству будем докладывать?

- А то и докладывать. Я сейчас соберу со всех объяснительные. С омоновцев, с охраны, с водителя, и с вас тоже, товарищ полковник. Везде пробью хронометраж. И пусть начальство думает как бороться с этим психологическим оружием. Кстати, а что нам покажет камера?

Максимов встал и снял камеру со штатива. Развернул окно камеры в сторону полковника и немного перемотав, включил воспроизведение. Все увидели, как сначала ввели Сурикова, потом допрос. Полковник сидел напротив. Потом Суриков засмеялся и дотронулся до руки полковника. И тот сразу потерял сознание. Потом задержанный сам открыл наручники, попрощался с Максимовым, пригрозил ему и спокойно ушёл. Всё было так как рассказывал Максимов.

- Вот и неопровержимое доказательство нашей правоты для начальства, - усмехнувшись сказал Максимов.

- Это если этот парень нас обучит, то мы любого гада на расстоянии вязать сможем! Нихрена себе! - восхищённо произнёс второй омоновец.

- И качаться не надо, – подтвердил капитан. – Но только у меня вопрос. А чего же тогда, этот хлопчик нас там, в подъезде, всех не заморозил, и не отключил? Он же мог нам представиться хоть самим президентом Украины и спокойно уехать.

- Хороший вопрос капитан. В корень зришь! – похвалил его Крутов. – А потому он вас там всех не «поморозил» как ты говоришь, потому, что решил нам здесь силу свою да удаль молодецкую продемонстрировать. Чтобы показать нам сирым да убогим своё место и запугать. Ведь он же сказал Максимову, что в следующий раз убьёт.

- Согласен, - подтвердил Максимов. – Показал фокус-покус и ушёл красиво. - Ладно, Влад, ты сейчас же передай фото этого «месинга» в пресс-центр. Пусть срочно объявят его в розыск, а потом собирай свои объяснительные. Я к себе, крепко думать буду. Свою объяснительную я тебе потом отдам, - задумчиво сказал Крутов.

- Понял, Николай Янович. Сделаю, - ответил Максимов.

Крутов встал и очень задумчивый вышел из допросной. С собой он забрал видеокамеру. Максимов обратился к омоновцам:

- Давайте, парни, садитесь вдвоём и пишите всё как было. Только обязательно время укажите. Во сколько привезли Сурикова, во сколько полковника увидели. Ну, вы поняли. А я пошёл на охрану, у них показания возьму. Вот бумага. Вот ручки.

Омоновцы сели за стол писать, а Максимов пошёл в пресс-центр, объявлять Сурикова в розыск.

Крутов, в своём кабинете, включил любимую музыку, чтобы немного расслабится и придти в себя после пережитого унижения. Но он не слышал музыки. Он был очень зол, но понимал, что может злиться только на самого себя. Раздражённо выключил музыку. Взял видеокамеру. Просмотрел ещё раз, как ввели Сурикова, как вошли они с Максимовым, как он их вырубил и спокойно ушёл. « А с другой стороны», - подумал Крутов. – «Откуда я мог знать о таких сверх способностях этого Сурикова? Я привык работать с контингентом попроще. Которые пришли, украли, наследили. А тут не только не следят, так ещё и «по ушам» нам дают. Прав Максимов они знают и умеют то, чего не знаем и не умеем мы. Из корреспондента Белова за несколько минут сделали самоубийцу. А парень очень любил жизнь. Теперь понятно почему генерал Шептун пустил его к себе. Он мог явиться генералу в облике меня или даже министра. Понятно почему вся семья генерала и он сам покончили с собой. Он реально парализует волю, а значит и может действительно психопрограммировать и сразу и на период, как говорила Бондаренко. Стоп. Опять эта Бондаренко».

Крутов понимал, а скорее чувствовал, что эта Галина Бондаренко знает что-то ещё. Он нашёл на столе листок с её данными, которые успел подготовить ему Максимов. Зазвонил телефон.

Крутов снял трубку.

- Слушаю.

- Товарищ полковник. Вас срочно вызывает начальник Управления, - услышал он голос секретаря.

- Понял. Сейчас буду, - сказал Крутов и положил трубку. «Началось», - подумал он, взял видеокамеру и пошёл к лифтам.

Полковник Пискун стоял у окна, спиной к двери. Когда зашёл Крутов, он обернулся и без приветствия начал орать:

- Крутов, мне только что доложили, что у тебя задержанный сбежал. Ты что совсем уже работать разучился, твою мать? Или на пенсию пора? Как можно упустить задержанного в Следственном Управлении?

Крутов молчал. Возразить ему было нечего, а оправдываться было не в чем. Пискун продолжал орать:

- Я отстраняю тебя от этого дела. Максимов поступает в распоряжение полковника Махова.

Сейчас же передай все дела Махову, а сам иди в отпуск. Когда комиссия разберётся в причинах побега, будем решать, что с тобой делать.

Крутов продолжал молчать и абсолютно спокойно смотрел на Пискуна. Ему стало всё настолько безразлично, что он даже не расстроился такому повороту событий. Хотя, в данной ситуации, вряд ли мог быть другой финал в его руководстве этим делом.

- Ты что молчишь, Крутов? – удивлённо спросил Пискун.

- Есть передать дело Махову, - сказал он. – Разрешите идти?

- И ничего не хочешь рассказать, что там произошло? – удивился Пискун.

- Максимов доложит, здесь всё сами посмотрите, - он положил видеокамеру на стол начальника. - А комиссия пусть разбирается, кто виноват. Разрешите идти?

- Иди, - сказал Пискун, поражённый таким спокойствием Крутова.

Крутов вышел из кабинета начальника. Зашёл к себе и, взяв фуражку и листок с данными Бондаренко, закрыл кабинет и спустился на первый этаж. На выходе, он обратил внимание на удивление дежурного лейтенанта, который не мог понять как и когда полковник Крутов прошёл в здание. Потому, что он сам видел и у него в журнале было отмечено, что в обед полковник уже уехал из Управления.

Машина с водителем ждала его у подъезда Управления.

- Паша, ты сказал, что пол часа назад отвозил меня на Крещатик? – спросил он водителя.

- Да, Николай Янович. И потом вы меня сами отпустили, а после позвонили и наорали, как будто я сам, - обиженно ответил водитель. - А как вы так быстро сами добрались?

- И как я был одет? – с издёвкой в голосе, спросил Крутов.

- Как и сейчас. Только без фуражки, - удивился вопросу водитель, потому, что явно ничего не понимал.

«Ну, да. Ну, да. В «допросной» я был без фуражки», - подумал Крутов. – «Поэтому и Суриков изображал меня без фуражки. Бред! О чём это я? Разве такое может быть?». Потом взял себя в руки.

- Ладно, Паша. Поехали на Фрунзе 103, - скомандовал он водителю. Это был адрес Института социальной и судебной психиатрии, где заведовала кафедрой профилактики психических заболеваний, доктор медицинских наук, профессор Бондаренко Галина Яковлевна.

Приехав в институт, он нашёл её кафедру, но в кабинете Бондаренко не было. Побродив по коридору и заглядывая в разные двери, Крутов увидел лабораторию. Зашёл внутрь. За столами с разными химическими колбами сидели женщины в белых халатах и что-то колдовали с растворами в пробирках.

- Добрый день, - поздоровался Крутов. – А где я могу найти Галину Яковлевну?

Женщины посмотрели на него и одна из них сказала:

- Ей сегодня нездоровилось. Возможно, домой ушла. Вы в её кабинете смотрели?

- Смотрел. Нет её там, - ответил Крутов и вдруг спросил у женщин. - А яд у вас тут можно купить? У меня собачка сильно мучается. Жена плачет. Помогите, очень надо.

- Вы что, полковник? – возмутилась одна из женщин. - Везите свою собаку к ветеринару. Там её усыпят. А мы здесь лекарства изобретаем и на мышках тестируем, - женщина показала на дальнюю стену. Там было много банок с белыми мышами.