— Ну что же, только горючей слезы в жилетку не хватает! Ты чего ко мне пришел, плавать, что ли, не хочешь? Так и скажи!

— Господь с тобой, Иван Иванович! С чего ты это взял? Я только боюсь, что не справлюсь! — сказал я с дрожью в голосе. — Как ты мог такое подумать?!

— А вот так и мог,— сказал мне мой начальник. — Ты что, полагаешь, что тебе не знали цену, когда назначали на должность? Небось, начальники знали и знают тебе цену. Не ты первый и не ты последний. Ты четыре года ел государственный хлеб в училище? На практике в 1940 году на «щуке» плавал? В Баку на «С-15» служил? В Молотовске на «М-214» служил? Ну так и нечего прибедняться и заниматься глупыми рассуждениями! Иди и работай!

— А может быть, ты меня лично, так сказать, будешь учить, для скорейшего и качественного овладения…,— робко заметил я.

— Слушай, не морочь мне голову, — сердито сказал мой начальник. — Неужели ты думаешь, что у меня есть время водить тебя за ручку по лодке и читать

[274]

тебе лекции? Да и смешить народ я не намерен. Учти, что у тебя учителя — вся БЧ-V, и не только БЧ-V. Все заинтересованы в том, чтобы ты соответствовал должности. Чтобы боевой экипаж не имел слабых звеньев и недоучек. Вся команда уже знает, что ты не отсиживался в тылу, у бабы под юбкой, а воевал по-настоящему в Сталинграде на тральцах с самого начала и до самого конца. И они все понимают, что в Сталинграде ты не мог выучить устройство «катюши», зато обязан сделать это здесь, и как можно быстрее. И они с тебя не слезут.

К тебе будут обращаться старшины, командиры отделений, краснофлотцы с докладами и за разрешениями сделать то-то и то-то, что-то пустить, что-то остановить и т. д. Не стесняйся спрашивать, они будут рады тебе все объяснить. Учись у них, чтобы потом с них же и спрашивать как следует. Это самый короткий и самый верный путь изучения и набора опыта. Но и сам учись по чертежам и инструкциям. Мозги-то у тебя еще совсем свежие, память хорошая. Чего еще нужно? Вот только лениться и «саковать» не вздумай! Имей в виду, за тобой смотрят полсотни пар глаз и они все видят. Если это будет замечено, то по партийной линии тебя так подскипидарят, что прыти сразу прибавится вдвое, зато авторитет тут же убавится. Да и я тебя не помилую. Ведь ты уже член партии и спрос с тебя особый! В общем, ко мне обращайся с вопросами по устройству только тогда, когда сам не сможешь понять и никто не сможет тебе помочь разобраться! — сказал в заключение мой начальник.

После такой бодрящей речи уныние у меня как-то само собой исчезло, а сомнения если и остались, то в таком дальнем уголке моей несложной души, что вспоминать о них уже не было времени. Хитрый Иван Иванович применил ко мне самый простой и верный способ обучения. Примерно так учат плавать — бросают в воду и смотрят — выплывет или не выплывет. Он приказал всем старшинам, командирам отделений и вахтенным с докладами по всем вопросам и за всеми командами по линии БЧ-V обращаться только ко мне.

[275]

И на меня посыпалось столько вопросов, что я еле успевал поворачиваться. Вместо нудного «изучательства» и долбежки, тупо уставясь на какой-нибудь закрытый со всех сторон очередной механизм, мне пришлось напрягать память и соображать налету, что нужно сказать, как скомандовать, о чем спросить, в чем потом разобраться и т. д. и т. п.

Конечно, 99% задававших мне вопросы сами прекрасно знали, что им нужно делать, и в моих командах отнюдь не нуждались. Смотрели и посмеивались, как я корчился и корячился под градом вопросов. Я не стеснялся переспрашивать, узнавать, а в самых крайних и неотложных случаях обращаться к Липатову. Он давал пояснения и указания с большой неохотой, упирая на то, что при Синякове ему приходилось разбираться во всем самому. Я на это резонно возражал, что он на лодке еще со времени постройки и у него было время все изучить до тонкости, а у меня такой возможности нет. Тогда он скромно сказал, что изучил лодку в том объеме, который сейчас нужен мне, за время гораздо меньшее, чем мне отпущено. Я ему поверил — у меня был очень одаренный начальник, который знал лодку, как никто до него да и после него тоже.

Команда изучала меня, но и я изучал людей.

Николай Суслов был всегда очень корректен и серьезен, чувством юмора практически не обладал. Матвей Карасев бывал, как правило, несколько мрачен, даже сердит, и юмор его был всегда мрачноват. Даже когда он играл в волейбол (мы с ним потом играли в команде за лодку и бригаду), и тогда был мрачноват. О неисправностях докладывал как-то через силу, очень их переживал. Николай Коконин был хитер и насмешлив, у него было самое сложное и трудоемкое хозяйство, эксплуатировать и ремонтировать дизели было тяжело, но он был оптимист, повидал всякое, проявил незаурядную храбрость и даже героизм, народ держал в руках твердо.

В процессе активного общения можно и нужно было изучить и командиров отделений, и красно-

[276]

флотцев. Надо сказать, что усилиями Брамана кадры БЧ-V были подобраны просто отличные. Такие командиры отделений, как электрик Иван Глобенко, умный и пытливый, весельчак и храбрец, моторист Виктор Власов, трюмный Виктор Парфенов, моторист Михаил Свистунов знали не только свою специальность, но и лодку в целом. С их помощью изучать лодку и ее механизмы, устройства, системы было наиболее эффективно. Конечно, они, порой, посмеивались над моими промашками, неправильными и глупыми командами, но понимали, что пока иначе и быть не может. С подначкой и морским юмором вышучивали мои ошибки, рассказывали всякие смешные истории и случаи, которые происходили в таких ситуациях. Нельзя забывать, что почти все мои подчиненные были старше меня по возрасту, порой значительно-на 5-6 и более лет. Моими ровесниками были Парфенов, Власов, а моложе — только один замечательный паренек краснофлотец моторист Толя Казаков. Он был исключительно старателен, учился и служил с таким желанием и такой добросовестностью, что было любо-дорого посмотреть. С его характером и способностями он мог далеко пойти. Но, увы, война есть война. Он отпросился служить на гвардейскую Краснознаменную ПЛ «Щ-402» и погиб вместе с ней.

В конце мая из отпуска вернулся командир нашей лодки Лунин. Я увидел красивого осанистого капитана 2 ранга с Геройской звездой и орденами, когда он пришел на лодку и обходил отсеки. В V отсеке он увидел меня и, повернувшись к Арванову, спросил:

— Кто это?

— Это новый командир группы движения, товарищ командир, инженер-лейтенант Сергеев, — ответил Арванов.

Тогда, повернувшись к Липатову, Лунин спросил:

— Ну, как он?

— Работать может, товарищ командир, — коротко ответил мой начальник.

Повернувшись, наконец, ко мне, Лунин внезапно спросил:

[277]

— А почему ты матери не пишешь?

Откровенно говоря, у меня затряслись руки и ноги. Действительно, отчима с его авиаполком перевели из Саранска, куда я писал, а куда перевели — я не знал. Но откуда это мог знать Лунин? Стоявшие рядом с ним замполит Лысов, старпом Арванов и мой начальник Липатов удивленно переглядывались, а на меня глядели с явной укоризной. Наконец я опомнился и сказал:

— Товарищ командир! Так они из Саранска уехали, а куда — я не знаю…

Следующие слова Лунина окончательно потрясли всех. Он сказал:

— Молодец! Правду говорит. Вот тебе письмо от матери с новым ее адресом!

Тут я окончательно потерял дар речи. Пока все кругом одобрительно смеялись, радуясь за меня, я стоял перед командиром с растерянным видом и только спустя некоторое время смог невнятно пробормотать:

— Большое спасибо, товарищ командир!

Но группа во главе с командиром уже уходила в VI отсек Вот таким образом состоялось мое знакомство с Героем Советского Союза капитаном 2 ранга командиром Краснознаменной ПЛ «К-21» СФ Николаем Александровичем Луниным…

Много позже, получив письмо от матери, я узнал, что отчима с полком перевели в Куйбышев, где Лунин был в отпуске. Они случайно познакомились с Луниным и его женой в театре. Узнав, что я служу на Севере на лодках, Лунин взялся передать письмо.