Матери с непристроенными дочерьми считают его хорошей партией. Такие, как миссис Майклсон, чьи мелкие интересы никак не связаны со счастьем дочери, подумала Лори.

— Мне все равно, где и как, — невозмутимо заявил доктор. — Я просто хочу знать, когда и почему?

А вот это — целый букет хороших новостей, сказала себе Лори. Как раз тот человек, который… И ее мысли завертелись со скоростью диска компьютера, перечисляя десятки причин, почему чертовски хорошо было бы иметь под рукой доктора Мейсона.

Но Ханса Депнера, видимо, весьма заботил его прекрасный профиль, оказавшийся под угрозой быть расквашенным. Он попятился и поднял руки, сдаваясь на милость победителя.

— Послушайте, — сказал он. — Я пришел пообщаться, а не подвергаться нападению. Вы новый врач, не так ли?

Мейсон кивнул.

— Поверьте, я не хотел бы попортить вам физиономию. Это распугает пациентов, — заявил Депнер.

— Как мило с вашей стороны, — сказал Мейсон. — Но я хирург. И больше дорожу своими руками. Итак, если вы извинитесь перед молодой леди и затем уйдете, я буду вполне удовлетворен. Согласны?

Решив, что нет выше доблести, чем уступить, побагровевший Депнер подчинился.

— Врач? — Мать Лори заколебалась. Хирург в руках лучше, чем два окружных регистратора в небе. Она слегка подтолкнула локтем свою непутевую дочь.

— Доктор Мейсон, — представила Лори. — Моя мать, миссис Майклсон.

— Гарри, — сказал доктор, протягивая руку.

— Мейбл, — отозвалась миссис Майклсон, пожимая ему руку. — Хирург? Как интересно. Мой покойный супруг тоже имел отношение к медицине. Фармацевт, знаете ли. У нас была большая аптека в Гранделе.

Доктор понимающе кивнул: одного, мол, поля ягоды. Одна команда, так сказать. Мейбл Майклсон покраснела и, будь она на сорок лет моложе, сделала бы реверанс. Лори тоже покраснела. За себя и свою мать. И взмолилась, чтобы крыша старого здания не обрушилась им на голову.

Она держала в руке стакан имбирного пива. Приготовленное немолодым, искусным барменом, в меру охлажденное, оно выглядело как виски с содовой и было совершенно необходимо ей в этот затруднительный момент.

— Боже, что вы делаете? — Доктор Мейсон хотел выхватить у нее стакан, но его пальцы только скользнули по запотевшему стеклу. Лори рванула стакан обеими руками, пытаясь поднести ко рту прохладную жидкость. В полном отчаянии доктор ладонью выбил стакан из ее рук. Осколки стекла со звоном разлетелись по полу, кубики льда рассыпались на крошечные кусочки. Миссис Майклсон побледнела, едва не лишившись чувств. Лори, раздираемая противоречивыми эмоциями, подхватила мать, гневно посмотрев на Гарри Мейсона.

— О Боже, — еле слышно произнесла миссис Майклсон, хватая ртом воздух.

— Зачем, черт побери, вы это сделали? — пробормотала Лори.

— Глупо! — рявкнул доктор. Его командирский голос перекрыл общий разговор в зале.

Все замолчали, наступила полная тишина. Миссис Майклсон не знала, что сказать. Она покорно смотрела на доктора.

— Ваша дочь, — сказал он голосом, в котором звучал металл, — была сегодня в больнице, и ей определенно поставили диагноз «диабет». А вы позволяете ей пить алкоголь? Глупо!

— Что? У нее диабет? Ни у кого из Майклсонов не может быть ничего подобного. Только бедняки…

— Которыми мы являемся, — перебила ее Лори. — Вряд ли в этом городе есть кто-нибудь беднее нас.

— Что за чушь, Лори Ли! Возможно, этот человек прав. Сколько раз я говорила, чтобы ты не общалась с людьми с Саут-Уотер-стрит.

— Мама, ты такая же помешанная, как и он. Нельзя подхватить диабет, просто посещая Саут-Уотер-стрит. Это не инфекционная болезнь, которой можно заразиться от бедных людей. А что касается вас, доктор Мейсон, если вы таким образом ставите диагнозы пациентам вашей больницы, плохо их дело. Я была в больнице, но не на обследовании. Я имею в виду… Я была там совсем по другой причине. — Круто повернувшись, она направилась к двери.

— Лори, — слабым голосом окликнула ее мать. Затем она повернулась к доктору. В конце концов, человек с положением, хирург. — Смотрите, что вы наделали, — простонала она, роясь в сумке в поисках платка, которого там почему-то не оказалось.

— Что такого я сделал? — возмутился Мейсон.

— Откуда я знаю? — сказала Мейбл Майклсон, утирая слезы платком, который он ей предложил. — Но кто-то что-то сделал. Моя дочь никогда не вела себя так раньше! Никогда!

— Да, верю, — произнес со вздохом Гарри Мейсон. — Хотел бы я научиться понимать женщин.

— Итак, что вы можете сказать?

Четыре студента неловко ерзали на стульях, поставленных вокруг видавшего виды стола нового администратора. Но никто из них не решился высказать свое мнение.

— Это не так уж трудно, — сказал доктор Мейсон. — Вы провели обследование. Все сделали подробные записи. Все четверо представили письменный предварительный диагноз. Так кто же должен проинформировать больного?

Бывший моряк поднял руку.

— Фелдер, — представился он. — До получения лабораторных анализов не предполагалось что-либо сообщать пациенту. А когда они пришли, и сообщать было нечего.

— Что?

— Мы сдали кровь на сахар. Когда из лаборатории пришел результат анализа, я попросил перепроверить.

— И что же?

— Восемьдесят шесть, — поколебавшись, сообщил Фелдер. — Измеряли три раза. После того как она плотно позавтракала. Восемьдесят шесть. Я сходил вниз и пронаблюдал за третьим тестом. Все оказалось совершенно правильно. Заключение такое: что бы у нее ни было, это не диабет!

Гарри Мейсон поскреб подбородок. После вечеринки он поехал прямо в больницу, где тесное помещение «скорой помощи» было забито пострадавшими при столкновении четырех машин. У него не было времени побриться и принять душ. Так не может продолжаться, сказал себе доктор. Жизнь в Гранделе слишком напоминает порядки военно-полевого госпиталя.

Взмахом руки он отпустил студентов, окончательно запугав их невнятным извинением. Они исчезли, словно их ветром сдуло. Доктор задумался.

В больнице творятся какие-то чудеса, и он, черт возьми, намерен положить этому конец. Его ящик был набит бумагами, которые требовали подписи. Вывалив их перед собой на стол, Гарри Мейсон взял ручку и приступил к работе. А после, подумал он, пойду искать… эту особу.

Только к трем часам дня, прервавшись на две срочные консультации и одну операцию, тоже срочную, он очистил стол от бумаг и почувствовал себя достаточно свободным, чтобы отправиться осматривать свои ветхие владения.

Лори Майклсон пришла на работу на пятнадцать минут раньше положенного. Она испытывала удивительно сильную для непьющего человека головную боль. Всю дорогу домой мать, сидя на заднем сиденье, донимала ее упреками.

— Такой замечательный, — говорила она. — И врач к тому же. Как ты могла грубить этому изумительному мужчине? Вот вышла бы за него замуж. На его зарплату мы могли бы починить крышу, покрасить крыльцо, очистить выгребную яму… Господи, девочка, какая ж ты дурочка!

— Если это то, что тебе нужно, мама, выходи за него сама! Неужели ты позволишь мне перехватить у тебя приз? — раздраженно сказала Лори. — Крупный мужчина, ладно скроенный, имеющий постоянную работу. Чего еще можно желать?

— Ты не понимаешь, — проговорила ее мать, возведя очи к небу. — Тридцать лет назад я ухватилась бы за такой шанс. Но теперь… Он такой большой. Ты слишком молода, чтобы понять, что это значит. Девушка твоего роста, твоего возраста… Да ты могла бы управиться с ним без всяких хлопот.

И так до полуночи, пока Лори, припертая к стене, не воскликнула в сердцах:

— Я не племенная кобыла! — И вылетела из комнаты.

Вот почему она явилась в такую рань с ужасной головной болью. В больницу она проникла через черный вход и тихо, как котенок, добралась по коридору до комнаты персонала. Там уже находились та же сестра и две помощницы из утренней смены. Они не были приглашены в клуб на бал, поэтому жаждали услышать все подробности.