Она так решительно настроилась выяснить это, что, когда прозвенел звонок, означая конец занятий, еще сидела, вся в мечтах, а ее сокурсницы уже выбирались в холл, болтая о своих докторах мейсонах. Нет, это полная ерунда, ведь не может же быть двадцать шесть Мейсонов, и Лори выбросила все фантазии из головы. Забравшись в свою старенькую машину, она прибыла домой, как и обещала, около половины пятого. Дом находился в пригороде, точнее, почти за городом.

— Ты вовремя, — встретила ее мать. — Побыстрее переодевайся.

— Побыстрее? Выпивка только в шесть!

— Но мы же не хотим опоздать?

Лори покачала головой и усмехнулась. Отец, который не пил ничего, кроме воды, всегда называл ее мать Миссис Ветер-в-Голове, хотя и с глубокой нежностью. Обе дамы Майклсон тосковали по нему, но четыре года после его смерти — долгий срок, и воспоминания давно утратили свою остроту.

У них был громадный дом, в котором находилось больше кладовок и шкафов, чем одежды. Отец старался тщательно осуществлять все платежи за дом, но получилось так, что на день его кончины была внесена лишь половинная плата. Своим жене и дочери мистер Майклсон не оставил ничего, кроме собственной страховки.

Этого было достаточно, чтобы их прокормить, но мать не могла забыть дни, когда она вращалась в высшем обществе и тратила деньги, как если бы унаследовала Ланкастерское герцогство. Так что на образование и одежду Лори средств не было. Золушка, но без доброй феи, она оплачивала большинство счетов, выполняя разнообразные работы, а ее мать платила по закладной за дом из страхового фонда.

Лори никогда не жалела себя. Со школьных лет она рыскала в поисках работы — с частичной занятостью, на летние каникулы, сидела с детьми, а случалось, и подрабатывала моделью в местном магазинчике. Все это вместе со стипендией поддерживало ее все три года в колледже, точнее, три года и четыре месяца, в стремлении получить листок бумаги, удостоверяющий ее образование, или — Прекрасного принца, или и то и другое. Если, конечно, Прекрасные принцы еще водятся на свете.

В ее шкафу висели два платья. Одно, обыкновенное черное, было ей узковато в бедрах. Другое — гладко-коричневое с глубоким вырезом — было, пожалуй, слишком модным, чтобы она чувствовала себя в нем комфортно среди консервативных жителей южного Теннесси. Лори мысленно подкинула монетку. Выпало черное. В него можно было влезть, либо не надевая комбинацию, либо распоров швы. Она осторожно оделась и причесала волосы.

Это было проще. Двадцать взмахов щеткой — и ее кудри превратились в тугие локоны, которые мог растрепать разве что тропический шторм.

— Готова, дорогая? — Мать ждала ее в гостиной с обычным напитком в одной руке и большим конвертом с печатями в другой.

— Да, но у нас еще час. — Лори рухнула в старое мягкое кресло и посмотрела на часы. — Что это за конверт?

— О, ничего важного.

Впервые Лори видела, как ее мать покраснела. Странно, подумала она.

— Что-то из банка, дорогая. Они шлют мне эти штуки каждый месяц.

— Но ты не собираешься ничего покупать?

— Нет. Встань-ка там у окна, — вдруг приказала мать.

Утомленная бешеной дневной деятельностью, Лори медленно поднялась.

— Моя дорогая, ты не можешь ехать в этом платье!

— Могу или не могу, это все, что у меня есть, — сказала Лори.

— Но оно же насквозь просвечивает. По крайней мере, надень что-нибудь вниз.

— Невозможно, мама. Нет места для меня и «чего-нибудь вниз». А другое платье слишком открыто наверху. Так что либо это, либо я остаюсь дома. Ты могла бы пойти и без меня. А я бы отдохнула. — Впервые за долгие годы Лори была на пределе, ей так не хотелось вскакивать и еще куда-то нестись.

Мать поволновалась и сдалась.

— Нет, я не могу без тебя. Начнут болтать. Будем надеяться, что тебе не придется стоять против света, моя любовь. Господи, трудности, трудности. Не знаю, как с ними справиться. Полагаю, мне надо вздремнуть.

Лори опять расположилась в кресле, глядя, как ее мать выходит из комнаты. Она состарилась, сказала себе девушка. Я должна быть снисходительнее. Отец приучил мать быть леди, светской дамой, южанкой, и ничего другого она не умеет.

— Что мне нужно на самом деле, — пробормотала Лори, — так это оставить светское общество и найти друзей, которые будут принимать меня такой, какая я есть. Подумать только, что бы сказала об этом мама.

Дамы Майклсон прибыли около шести. Машина Лори, пыхтя, вползла вверх по склону к площадке для гольфа. Около дюжины машин уже стояло возле клуба.

— Больше, чем на прошлой встрече, — отметила миссис Майклсон. — Пожалуй, что-то есть в этом предпринимательстве. Надо, чтобы была солидная верхушка общества, и город подтянется к ней.

— О, мама, три четверти населения города — шахтеры. Ты полагаешь, они присоединятся?

— Чепуха, девочка. Где ты набралась подобных идей? Шахтерские жены — в загородном клубе? Абсурд.

— Демократия, — поправила Лори. — Если бы из этого можно было извлечь пользу, никто бы не возражал. Разве во время второй мировой войны все женщины не вступили в клуб и не были приняты с радостью?

— Это совсем другое дело, дорогая, и было ужасно давно. Подумать только, я была тогда совсем девочкой. Ну, хватит об этом. Я вижу, там полно народу. Давай войдем.

Ведомая как на поводке, Лори Майклсон последовала за матерью внутрь сооружения, напоминавшего имбирный пряник и служившего жителям Грандела дольше, чем многие из них могли припомнить. Во времена депрессии восьмидесятых конференц-зал использовался для игры в баскетбол. Со сводчатой крыши свисали потрепанные флаги. На узком помосте, заменявшем кафедру, были установлены столы, где могли покрасоваться главные действующие лица.

Медленно продвигаясь по залу, миссис Майклсон представляла знакомым свою дочь, как будто это был ее первый, а не трехсотый выход в свет. Лори отнеслась к этому с юмором в надежде, что все образуется. Увы, вышло иначе.

— Я должна представить тебя доктору Хансу Депнеру. Вот он.

Лори, вздрогнув, вскинула голову. Только не Ханс! Но было слишком поздно останавливать мать.

— Мама, — свирепо прошептала Лори. — Ты знала, что он будет здесь. Я не прощу тебе этого. Никогда.

— Это было досадное недоразумение, — солидно возразила миссис Майклсон. — Мужчины всегда остаются мальчишками. Чему удивляться? Уверена, он обошелся с тобой как с леди!

— Леди, черт возьми! — огрызнулась Лори. — Он едва не изнасиловал меня. Если бы не Макс, ночной сторож, так бы оно и было.

— Ну, ну, Лори, что ты такое говоришь! Его мать — председатель женского комитета. И не устраивай, пожалуйста, сцен.

— Если этот человек подойдет ко мне, я устрою такую сцену, какие тебе и не снились. И прямо здесь, в центре зала.

— Ну, если ты так собираешься поступить, нам лучше сразу уйти домой, — обиделась вдова. — Леди так себя не ведут. Твой отец был бы просто шокирован.

— Перевернулся бы в гробу, — добавила Лори. Мать сверкнула на нее взглядом.

К этому времени Ханс Депнер был уже достаточно близко, чтобы поздороваться.

— Миссис Майклсон, Лори. Прошло немало времени с тех пор, как я имел удовольствие видеть вас.

— И пройдет еще больше, прежде чем это случится опять. У меня хорошая память, мистер Депнер. Очень хорошая память.

— Вы хотите сказать, что я совершил что-нибудь из ряда вон? — осведомился Ханс приятным голосом.

— Да, было дело, — натянуто произнесла Лори. — Считается, что попытка изнасилования выходит за рамки общепринятого, мистер Депнер.

— Не хотите ли обсудить это со мной, мистер Депнер?

Лори резко обернулась. Доктор Гарри Мейсон — все сто восемьдесят фунтов, все шесть футов десять дюймов, а может, и больше — предлагает Хансу Депнеру выбрать оружие!

— О, только не здесь, в клубе, — вмешалась миссис Майклсон. — Ханс Депнер — сын окружного прокурора. Люди уже поговаривают о нем как о будущем окружном регистраторе. Политическая шишка, где минимум работы приносит неплохой доход.