«А как же быть с фокусами и плутнями, к которым по мере необходимости прибегала Елена Петровна?» — спросит настырный в своем скептицизме читатель. Ведь трудно найти больший контраст, чем тот, который существовал между ее высокими идеями и намерениями и низкой, преимущественно вульгарной практикой. Иногда эта практика действительно ошеломляет своим откровенным цинизмом и дурным вкусом. А разве этими качествами не отличалась та среда, в которой она жила и творила? Положение Блаватской в самом деле было безвыходным, если она надеялась на ответный отклик, на успех. Божественную мудрость приходилось распространять с помощью кнута и пряника среди эгоистических людей с грубыми нравами и упрямым характером. Они не хотели знать, что такое терпимое и спокойное отношение друг к другу. Потому-то в общении с этими людьми она выбрала наступление, непрекращающиеся психические атаки, которые должны были их устрашить и окончательно сломить, сделать послушными детьми. Только в этом случае получала оправдание ее тактика «навешивания на уши лапши», и уже не представлялось столь чудовищным несоответствие ее бытовой окоченевшей жизни с тем «вечным летом», которое существовало не непонятно где, а в ее душе и в чистых землях того мира, который знали и ценили буддисты Тибета. К ним она стремилась сама и самоотверженно звала других.

Уж кто как не она знала, что изменение человеческой натуры возможно при условии перехода работы над своим самоусовершенствованием из сферы мыслей и желаний в сферу поступков и действий. Тогда только можно рассчитывать на искомый результат: возвращение к человеку дара любви, утерянного им в ходе борьбы за выживание. Сначала необходимо было развернуть перед людьми программу этих действий, пробудить в них интерес к высокому предназначению человека не только на Земле, но и в космосе. Без какой-либо приманки обыкновенные люди и шага не сделают в сторону метафизических открытий. Так и будут столетиями испытывать голод физический и голод ума. С проклятиями к Богу переживать безвыходность и безнадежность своего положения, болезни и неминуемую смерть. Так и будут жить в злобе друг к другу, совершать убийства, верить в очищающую силу террора.

В своих решительных планах по выпрямлению человеческого духа Блаватская делала исключительный упор на авторитет Учителей, гималайских Правителей, звездных пришельцев, сохранивших тайное эзотерическое знание исчезнувшей Атлантиды и управляющих историческим процессом. Блаватская верила, что свет мудрости идет с Востока. Любой никудышный йог, по ее мнению, знал и умел намного больше, чем все просвещенные члены масонских лож вместе взятые. В Индии Елена Петровна окончательно определилась в привязанностях и авторитетах. И это несмотря на то, что индийские путешествия отнимали у нее немало душевных и физических сил. О многих своих невзгодах и трудностях она поведала в письмах знакомым и незнакомым людям. В некоторых из этих писем Блаватская была на редкость откровенной. Читатель уже убедился, насколько исповедальным и правдивым было ее письмо шефу жандармского ведомства.

Для Блаватской вообще были характерны контрасты в отношениях с людьми: либо душа нараспашку, либо полная закрытость и высокомерие. Нетрудно себе представить, что получалось в итоге при ее нервности и страстности.

Могла ли она очистить свою душу от дьявольских наваждений и искушений лукавого? Без душевных затрат, конечно, не могла, несмотря на то что не была ни злодейкой, ни праведницей. Не со злым ведь умыслом пустилась она во все тяжкие, а по предназначению своей неприкаянной жизни: слишком много толпилось вокруг нее людей, жаждавших чуда, слоняющихся без толку и нуждающихся в ее попечении. Эти люди не находили спокойствия вовсе не потому, что потерпели крушение в море житейском. Совсем не по этой причине они с жадной надеждой цеплялись за нее, а оттого, что напрочь отсутствовали в них внутренняя цельность и духовная обстоятельность, в связи с чем и возникала острейшая потребность в мудром и прозорливом наставнике. И Блаватская удовлетворяла их бессознательное тяготение к мистическому, возвращала утраченную способность во что-то верить, на кого-то уповать. Она знала, кого и как посвятить в сокровенные тайны, какие кому дать советы, подкрепив их рассказами о свершениях, коими полна была ее собственная жизнь.

Единственная проблема, какую создавала Блаватской ее теософская деятельность, заключалась в ее последователях и последовательницах. Вот почему в письме князю А. М. Дондукову-Корсакову она с присущим ей сарказмом дает им и себе точное и беспощадное определение: «И, наконец, честь имею послать вам несколько групповых портретов более или менее прославленных теософов (из тех, кого вы называете „глупцами“), среди которых скромно стоит и дочь моего отца, их „духовная мать“, опять-таки в духовном смысле, очевидно, по принципу „Стране слепых положен одноглазыйкороль“» ^[362] .

В индусском мире авторитет духовного лица недосягаемо высок. С давних времен древнеиндийское определение гуру относится к брахману, который ответствен за духовное возмужание человека, который закладывает в его сознание нравственные понятия. В переводе с языка санскрита на русский язык гуру означает «тяжелый», «весомый», то есть авторитетный. В древнеиндийском обществе гуру был учителем в брахманских школах. Ученики обучались у него и одновременно были заняты в его хозяйстве: пасли коров, косили траву и делали другую тяжелую работу. Как у православных послушание. Гуру полагается для трех высших варн — брахманов, кшатриев и вайшьев и воспринимается индусами как духовный учитель, наставник. Титулом свами (санскр., букв. — хозяин, владыка) и по сегодняшний день удостаиваются те индусы, которые обладают безупречной нравственной репутацией как духовные и религиозные деятели. К такому же по значимости неформальному титулу принадлежит и махатма (санскр., букв. — великая душа). Этим неформальным титулом отмечают в индусском мире харизматические фигуры, с которых обожествляющие их поклонники пытаются делать собственную жизнь. Такие же распространенные в индусской среде обозначения людей, как садху (санскр., букв. — аскет, отшельник, святой), «вратья» (санскр., букв. — послушный, верный), йогин (санскр., букв. — аскет), сиддха (санскр., букв. — провидец, волшебник, маг) лишь в малой степени очерчивают круг авторитетных в Индии лиц, многие из которых становятся еще при жизни легендой. Они, бесстрашные и упорные в своей фанатической цели вырваться из круга обыденности, преодолевают, как не устают повторять их поклонники, с помощью ментальных упражнений физические законы природы и возвышаются своими духовными подвигами и сверхъестественными способностями над простыми смертными. Культ этих людей широко распространен в Индии с незапамятных времен, существует он и в наши дни, давно преодолев географические границы. Махатмами, великими душами, называют в Индии всех крупных религиозных деятелей, которые воплощают собой доброту и сострадание к людям. Они отличаются глубокими знаниями фундаментальных основ жизни и безупречным нравственным поведением. В буддийском мире таких людей называют также бодхисаттвами. Это те просветленные, кто остается в круговороте сансары до тех пор, пока не спасены все живые существа. Вероятнее всего, понятие махатмы возникло в Индии в Средние века и было связано с движением бхакти. Это реформаторское в индуизме движение признавало единство и реальность Бога и природы. Оно провозглашало необходимость любить Бога всем сердцем и помыслами для того, чтобы спастись от горестей жизни; считало Бога одинаково милосердным ко всем людям из высших и низших каст. Уже одно это ставило под сомнение справедливость кастового разделения общества. И что было наиболее важным: путь любви к Богу до известной степени устранял стоящего между верующим и Богом посредника — жреца-брахмана ^[363] . Своей духовно-религиозной деятельностью, всей своей жизнью махатма — образец святости, как ее понимают в Индии. В XX веке Мохандас Карамчанд Ганди стал первым политическим лидером, получившим от индийского народа этот духовный титул.